Активизация духовенства и церковной интеллигенции началась с Москвы. Старинный русский город с богатыми традициями, бывшая столица, Москва представляла собой идеальную площадку для творческого поиска. Петроград уже не то — один из руководителей московского Союза объединенного духовенства и мирян, профессор Московского университета, протоиерей Н. И. Боголюбский, побывавший в марте в столице, рассказывал, что «духовенство города Петрограда было очень обрадовано нашим единением с мирянами и нашей инициативой в деле обновления церковной жизни, в Петрограде дело обстоит гораздо хуже; там прихода нет совсем…» Первым делом москвичи свергли своего правящего архиерея, митрополита Макария. Они просили комиссара Временного правительства в Москве кадета Николая Кишкина удалить его и отправили специальную делегацию в Петроград с той же просьбой в Святейший синод. Усиленный нажим привел к тому, что Макарий был вынужден подать заявление об увольнении на покой и переезде в Николо-Угрешский монастырь. Свободным и законным шаг митрополита назвать невозможно. Как он писал позже в своем послании, «…доходили до моего сведения вести, что господин обер-прокурор готов употребить всю якобы представленную ему власть, чтобы лишить меня Московской кафедры. Вынуждая меня подать прошение об увольнении на покой, он прибегал к угрозам, включительно до заточения меня в Петропавловскую крепость. Таковую же настойчивость господин Львов употребил в отношении ко мне и в Святейшем синоде…».

Bgforum.ru

Оставшись без правящего архиерея, московское духовенство и церковная интеллигенция приступили к самоорганизации. 8 марта в Епархиальном доме состоялось первое общее собрание московского духовенства, привлекшее более 1000 человек. Прежде всего присутствующие выбрали особый Исполнительный комитет, который бы являлся выразителем мнения собраний и сносился по делам Московской епархии с представителями разных организаций, главным образом, с Синодом. В состав комитета вошли протоиереи Н. В. Цветков, Н. И. Боголюбский, Н. П. Добронравов, Н. Г. Потапов, А. Ф. Добролюбов и И. И. Кедров. Цветкова выбрали руководителем «обновленческого движения», Боголюбского — его товарищем. Кроме того, в состав комитета вошли: три секретаря — священник А. Н. Заозерский, диакон В. П. Богословский и псаломщик П. Н. Попов, по три диакона и псаломщика от Москвы, три представителя от духовно-учебных заведений, представители от сельского духовенства, военного, беженцев, синодального училища и мирян. Вдовствующую Московскую кафедру надо было замещать. Собрание духовенства предложило применить к этому вопросу выборное начало, распространив его и на всю епархиальную жизнь. Выборными должны быть — решили отцы — и члены консистории, и благочинные, и духовные следователи, и все вообще лица, заведующие теми или иными церковно-благотворительными учреждениями. Мнениями москвичей заинтересовались их петроградские товарищи.

«5 апреля сего года в квартире отца протоиерея Н. Цветкова состоялось пасхальное собрание Исполнительного комитета Союза объединенного духовенства и мирян в полном его составе, до 15 лиц… Другой гость, отец А. И. Введенский познакомил собрание с программой «Союза православного демократического духовенства». Это:

1. Демократизация церковной жизни, и в частности богослужения. «На страстной седмице», например, заявил он, «я читал все Евангелия на русском языке и видел, с каким вниманием их слушали»;

2. Демократизация политическая. Как граждане, мы можем иметь каждый свои политические убеждения и высказывать их, но не с церковного амвона. Наше политическое кредо — демократическая республика;

3. Демократизация социально-экономическая или демократизация собственности»…

Присутствующие члены собрания заметили, что эта программа несколько раздваивается. Первая половина — демократизация Церкви — безусловно приемлема и может только объединить клир и мирян. Что же касается второй — демократизации политической — то с нею совсем согласиться нельзя. Мы, члены одной Церкви, можем быть гражданами различных политических убеждений; и объединить всех нас одна, та или иная, политическая партия не может… Священник А. Заозерский».

(«Московский церковный голос» № 3 от 10 мая 1917 года)

«…Обновление русской церковной жизни может начаться лишь снизу, поэтому необходимо всеми мерами поддерживать развитие мелких приходских организаций — братств, обществ распространения религиозно-нравственного просвещения и прочее. Братства, ведая приходской жизнью, могли бы принять участие в управлении монастырями, а также в контроле за жизнью и поведением служащих в обители. Братство может взять на себя и отправление простейших судебных функций. В руках братства можно сосредоточить все материальное достояние церквей и монастырей, заботу об учебных заведениях, об издании журналов и газет, об устройстве библиотек и так далее».

(«Петроградские ведомости» №75 от 17 (30) мая) 1917 года)

§

Для духовенства актуальным становится вопрос определения «порядка взаимоотношения народовластия и Церкви; иначе нам угрожает судьба Англиканской церкви». Политическим союзником его оказывается обер-прокурор Львов и демократическая пресса. Вместе с тем нельзя сказать, чтобы духовенство и интеллигенция полностью приветствовали вмешательство государства в церковные дела. После ультиматума членов Синода, созванных до Февральской революции, которые протестовали против того, что «Временное правительство считает себя облеченным всеми прерогативами прежней царской власти в церковных делах, он же, обер-прокурор — и представитель, и участник в ней, и уже, помимо Синода, получил от нее поручение выработать проекты церковных преобразований», Львов меняет состав присутствия. «Вызов новых членов Синода для участия в летней сессии, состоявшийся по распоряжению светской власти Временного правительства без участия в этом акте высшей духовной власти, произвел на духовные круги, и в частности на думское духовенство, неблагоприятно впечатление, хотя самим составом сессии они довольны, — писала газета «Дело народа». — Теперь впервые в синодальную сессию призваны представители думского духовенства, и самое число членов от белого духовенства увеличено вдвое против прежнего». На собрании духовенства было постановлено выразить доверие новому составу Синода и обнародовать резолюцию: «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян приветствует обновленный состав Св. Синода в надежде, что он будет всемерно способствовать устроению жизни Русской православной церкви на началах соборности и церковно-демократических началах».

Эта «освободительная волна» неизбежно сочеталась с возбуждением во всех слоях церковного общества российского, от приходов и до монашества. Начинают сводиться старые счеты. Так, в июне в прессе появились публикации о бунте братии московского Донского монастыря против своего настоятеля, архимандрита Иоакима. При расследовании причем обнаружилась интересная подробность: на действия Иоакима была подана жалоба еще в 1916 году, и тогда же обер-прокурор Раев назначил ревизию Донского монастыря. Архимандрит послал щедрый дар одному из царскосельских лазаретов, которым заведовал некто Решетников, друг Распутина и архиепископа Тобольского и Сибирского Варнавы (Накропина). Результатом проверки стала телеграмма Варнавы: «Плюнь на ревизию, шей архиерейскую мантию». Одновременно Синоду было предложено отменить назначенную ревизию, а жаловавшихся на архимандрита Иоакима монахов удалили из Донского монастыря. В стране зарождается новая «революционная религиозность». Священник В. Шаповалов в харьковской газете «Южный край» рассказывал о том, как 9 мая по приглашению рабочих паровозостроительного завода он служил панихиду о «павших борцах за свободу» и молебен святителю Николаю: «В одном из помещений образ святителя Николая был помещен в большом красивом киоте церковного образца. Над иконой и с боков эстрады — целый ряд красных знамен с надписями: «Да здравствует великая русская революция!», «Да здравствует социал-демократическая партия!», «Да здравствует Учредительное собрание!»… После молебна и многолетия «христолюбивому воинству» и «трудящимся» подходили с благословением к кресту под звуки «Марсельезы». Интересовали духовенство и более приземленные вопросы.

«Историческая справка о «длинных волосах»… Вопрос о волосах — вопрос практического, будничного характера, вопрос такой, на который в обыденной жизни наталкиваешься ежечасно. Поэтому для духовных лиц, испытавших всю прелесть длинной и особенно волнистой шевелюры, он напрашивается сам собой… Ни в канонах, ни в древней истории нигде нельзя найти обоснования для требования от духовенства носить длинные волосы…»

«Съезд духовенства и мирян 2-го округа Киренского уезда Иркутской губернии принял резолюцию: «… 5) предоставить священникам право носить во внебогослужебное время светский костюм, а также ношение коротких волос по личному желанию».

(«Всероссийский церковно-общественный вестник» от 4 июня и 20 сентября 1917 года)

§

Радикальная политизация в стране сопровождается аналогичными процессами в среде церковной. Выступавшие на стороне епископата «Московские ведомости» отмечали: «…Повальная без разбору брань всего старого, сведение личных счетов с неприятными людьми до требования их ареста, печатных и изустных доносов на них, негодование на «черносотенство» тех или иных деятелей, имевших успех и значение вчера и теперь притесняемых и гонимых — словом, сикофантство и жандармские ухватки — это ли та, указуемая пастырям любовь и снисхождение к ближнему?.. То, что мы видим в нашем «обновленческом» течении, это есть не что иное, как старание приспособить жизнь и интересы Православной церкви к господствующим политическим течениям с целью устроения личной карьеры отдельных пастырей Церкви, желающих из себя разыгрывать прогрессистов-интеллигентов в рясах… Отсюда-то и вытекает, например, заигрывание с социализмом, который, несмотря на свой явно атеистический характер, приравнивается к Христовой проповеди… Эти «профессиональные» взгляды еще кое-как могут найти оправдание у молодых представителей клира, которые теперь готовы приравнять себя к рабочим, лишь бы улучшить свое материальное положение, это еще понятно и простительно. Но когда из-под шумихи громких фраз, нахватанных с чужого голоса, выглядывает такая «профессиональная» точка зрения, да еще сочиненная с карьерными аппетитами, у иереев и протоиереев, не говоря уже о епископах, то это прямо отвратительно…»

Однако на фоне неизбежного после любой революции сведения счетов и желания приспособиться к новой власти в стране начинали зарождаться тенденции, которые грозили обрушить повседневную жизнь и духовенства, и епископата. Со всей остротой вставал вопрос о земле, а Церковь в целом была богатым землевладельцем, и заработках.

«Даже сам Ленин постеснялся бы напечатать в социалистических газетах слова московского иерея, так поносящего священника, спорившего с социалистами: «Кто же ему поверит, этому буржую? Довольно говорилось раньше о созерцаниях, о лилиях и птичках. Неужели нельзя теперь повторять, как сам Христос Спаситель говорил о лилиях полевых и птицах небесных, не знающих ни заботы, ни труда. Без хлеба-то не проживешь. А хлеб-то нужно заработать. Каков же должен быть труд? Можно ли молчать о праве на заработок, на более правильное распределение имущества, на участие рабочих в барышах хозяина фабрики и завода? Неужели взывать только к терпению, к безропотному перенесению всяких насилии, неправд, всяких способов эксплуатации человека человеком — хозяином его слуги, начальником его подчиненных?»

(«Московские ведомости» №107 от 23 мая 1917 года)

Продолжение следует.