Историю пишут победители, и церковная история не исключение. Исследователи жизни еще неразделенной Вселенской церкви, прослеживающие ее этапы на протяжении первого тысячелетия христианства, могут привести примеры, как начинавшиеся легитимными Соборы спустя какое-то время из-за изменения политической конъюнктуры становились «разбойничьими», а благоверные архипастыри и пастыри из столпов веры превращались в ересиархов. Церковные публицисты противоборствующих партий оттачивали аргументацию, побивая друг друга толкованием Апостольских правил и канонов. Учитывая, что наплодить постановлений Соборы успели немало, обосновать искусным применением их можно было решительно что угодно. Однако в 1917 году Российская православная церковь столкнулась с уникальным вызовом, когда не богословские и не догматические нюансы были поставлены во главу угла, а речь шла о перестройке всего церковного организма, разделении его с государством, с которым Церковь срослась крепчайшее в единое целое в синодальный период, став частью аппарата управления. Если угодно, РПЦ в лице архиереев, приходского духовенства, активного слоя ее паствы и простецов-прихожан получила проблему проведения «приватизации». Не только в смысле собственности церковной, решение этого вопроса и вне большевиков виделось просто — реквизиция имущества и счетов Церкви была неизбежной. Но в большей гораздо степени «приватизация» должна была ответить на вопрос, как будет управляться церковный корабль и куда он поплывет ввиду новых условий и задач государственного строительства, стоящих перед бывшей Российской империей. Опираться в этих условиях на каноническое наследие было сложно даже в частностях.

Acathist.ru

«…Древние каноны принадлежат отдаленным векам — попробуйте применить их в XX веке. Времена менялись, а в наши дни настолько изменились, что воспользоваться всецело канонами в качестве ближайшего руководства хотя бы для такого дело, как избрание епархиального начальника — это вещь весьма затруднительная… Мы должны признать Евангелие и Апостол воистину Словом Божием. Но каноны церковные — не Слово Божие… Все же это только правила, не заповеди Божии и не догматы. Они должны служить руководством для Вселенской церкви, но это не значит, что они не по духу только, а по форме с буквальной точностью и должны быть осуществляемы… И наша современная Церковь остается тем же живым организмом, как и в древние времена. В ней живет творческая сила. Неужели эта сила в состоянии только повторять старые форма и не может даже найти способы к тому, чтобы суметь эти формы применить к новым временам?.. Надобно все-таки думать, что не Церковь для канонов, а каноны для Церкви…».

(«Московский церковный голос» №10 от 4 июня 1917 года, «По поводу работ Организационного комитета по вопросу об избрании будущего митрополита Московского»)

§

В ныне существующей Русской православной церкви основным учебником по истории Российской православной церкви в 1917 году являются труды протоиерея Владислава Цыпина, профессора, заведующего церковно-практическим отделением Московской духовной академии. Прежде чем продолжить наше повествование, сформулируем вкратце положения официальной церковной версии. Ситуация в стране виделась так. 2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола, власть перешла к Временному правительству. Новые правители, беспрерывной чередой сменявшие друг друга на министерских постах, не сумели создать новую государственность и наладить жизнь в стране. В России началась разруха, фронт подступал к столице, на окраинах страны сепаратисты, не дожидаясь Учредительного собрания, в явочном порядке провозглашали автономии, парализовав деятельность правительственных служб и местных учреждений власти. Повсюду происходили самочинные экспроприации. Провозгласив всевозможные политические и гражданские свободы, правительство ужесточило давление на Церковь. Отношения между Святейшим Синодом и обер-прокурором, который властно вмешивался в чисто церковные дела, уже в конце марта достигли остроты и привели к взрыву. Антицерковный курс Временного правительства становился все очевиднее. 20 июня вышло постановление о передаче церковно-приходских школ (а их было в России около 37.000) и семинарий в ведение министерства народного просвещения. В этом проявилось особое недоверие членов Временного правительства к православию, их отчужденность от веры большинства граждан России, поскольку постановление не затрагивало положения конфессиональных школ других вероисповеданий.

Закон о свободе совести, опубликованный 14 июля, провозглашал свободу религиозного самоопределения для каждого гражданина по достижении 14-летнего возраста, когда дети еще учатся в школе. Министерство просвещения торопилось использовать это положение для того, чтобы низвести преподавание Закона Божия на уровень факультативного предмета или вовсе устранить его из программы обучения. 5 августа Временное правительство и вовсе упразднило должность обер-прокурора и учредило министерство исповеданий. В его компетенцию входили отношения Православной церкви с другими религиозными общинами России и государственной властью, какое-либо вмешательство во внутрицерковные дела не предусматривалось. Эта перемена послужила освобождению Церкви от давления со стороны правительственных чиновников, но серьезного значения появление нового министерства не имело для Церкви, так как Временное правительство уже теряло власть в стране. При этом несмотря на притеснения со стороны Временного правительства, Церковь признавала правительство законным, неустанно призывала русский народ к верности ему, надеясь таким образом предотвратить или хотя бы задержать начинающуюся смуту. Даже когда 2 сентября, сразу после смещения с поста Верховного главнокомандующего генерала Лавра Корнилова Временное правительство, не имея на то полномочий, провозгласило Россию республикой, на проходившем Всероссийском Поместном соборе не было сказано ни слова в защиту монархического правления.

§

Разлагающие веяния проникли и в церковную среду, появились статьи с нападками на прошлое Русской церкви, в которых полуправда перемешана с ложью, образовались группировки, которые открыто провозгласили своей целью не только обновление церковного управления, но и реформу православного вероучения. Несколько лет спустя эти либеральные группировки, образовавшиеся под крылом Временного правительства, и вызвали обновленческий раскол в Российской православной церкви. Одновременно начались увольнения архиереев, обвиненных в поддержке старого режима и связях с Григорием Распутиным. Церковные либеральные группировки все безудержнее проповедовали новые идеи, которые на деле оборачивались призывом к разрушению канонического строя Церкви, к бунту против преемственной от апостолов иерархии. По всей стране созывались епархиальные съезды духовенства и мирян, куда выбирались делегаты от земств, от военных организаций, от Красного Креста. Обескураженные и сбитые с толку круговертью событий, подстрекаемые пропагандой участники съездов выносили резолюции о недоверии епархиальным архиереям, в Синод направлялись петиции с требованием ввести выборность епископата. Во многих епархиях выборы проходили в нецерковной обстановке, обновленческие настроения охватили часть мирян и клириков, особенно псаломщиков, пономарей. В церковной печати раздавались призывы ввести белый епископат и даже вовсе отменить институт монашества. При таком помрачении церковного сознания многие из достойных иерархов оказались неизбранными. Русская церковь постепенно осознавала, что под давлением неправославной власти надо противостоять разлагающему влиянию либерализма в среде духовенства.

§

На этом фоне 15 августа в Успенском соборе Кремля открылся Всероссийский Поместный собор. Характерной его особенностью стало преобладание мирян и пресвитеров, в то время как от епископата присутствовало всего 80 архиереев. На 129 священников, 10 диаконов и 27 псаломщиков из белого духовенства приходилось 20 монашествующих (архимандритов, игуменов, иеромонахов), причем половину из них составляли преподаватели духовных школ. Такое широкое представительство мирян и пресвитеров на Соборе обусловлено было тем, что впервые за два века осуществилось стремление православного народа к возрождению соборности. Но с другой стороны, это было следствием тех демократических и либеральных веяний революционных лет, которые затронули и церковную жизнь. Многие члены Собора, главным образом церковно-общественные деятели из мирян и профессора духовных академий, в особенности Петроградской, были увлечены идеями Февральской революции и смотрели на великое дело церковного строительства как на часть коренных преобразований, которые им даже в августе 1917 году виделись в радужном свете. Именно они ратовали на Соборе за обновление церковного устройства и богослужения.

Обстановка, которая складывалась вокруг Собора, все время обострялась публикациями в так называемой «свободной печати». Собор, Церковь и епископат обвиняли в монархических пристрастиях, называли вождями черносотенцев. 11 октября на пленарном заседании председатель отдела высшего церковного управления епископ Астраханский Митрофан выступил с докладом, которым открывалось главное событие в деяниях Собора — восстановление патриаршества. Однако Предсоборный совет в своем проекте устройства высшего церковного управления не предусматривал первосвятительского возглавления Церкви. При открытии Собора лишь немногие были убежденными поборниками восстановления патриаршества. Но когда этот вопрос был поставлен в отделе высшего церковного управления, то встретил там широкую поддержку. Обстановка в стране заставляла торопиться с великим делом восстановления первосвятительского престола, поэтому отдел высшего церковного управления, не дожидаясь завершения обсуждения всех деталей на своих внутренних заседаниях, решает предложить Собору восстановить сан патриарха, и лишь после этого перейти к дальнейшему рассмотрению законопроекта об управлении Российской православной церковью. Противники патриаршества, вначале многочисленные и напористые, под конец обсуждения остались в меньшинстве. Постепенно большинство членов Собора убедились в необходимости восстановления патриаршества.

§

Даже этот краткий обзор порождает некоторые вопросы. Например, как в условиях резко ухудшающихся отношений с Временным правительством собиралась Церковь взаимодействовать с государством и были ли политические силы, могущие выступить в защиту церковных интересов? Если Церковь виделась расколотой на условно консервативную и условно либеральную часть, то в чем заключались пути нахождения консенсуса между ними и собирались ли в принципе консенсус искать? Почему вначале многочисленные противники патриаршества буквально в течение двух месяцев оказались в меньшинстве и как удалось членов Собора, большая часть которых являлась мирянами и пресвитерами, убедить в необходимости восстановления патриаршества? В следующих частях мы постараемся ответить на эти и другие вопросы.

Продолжение следует.