23 октября (5 ноября по новому стилю) 1917 года собравшиеся на Всероссийский Поместный собор участники его со всей страны были потрясены страшным рассказом. Протопресвитер Большого Успенского собора в Москве Николай Любимов доложил о кощунстве, учиненном вечером в субботу, 21 октября. В стенограмме деяния Собора его речь изложена следующим образом:

Patriarchia.ru

«Вчера на общем собрании Братства охранения святынь Кремля на меня выпала печальная обязанность поведать грустную повесть о том, как в субботу в 4 часа вечера во время совершения малой вечерни двое каких-то субъектов, может быть, в не совсем трезвом виде, но твердо стоящие на ногах, облеченные в солдатскую одежду, подошли к мощам Святителя Ермогена и начали срывать покровы. Когда это было замечено, послышался возглас священника: «Безумцы, остановитесь!». Священники подбежали и оттащили солдат от мощей. Тогда послышалась площадная ругань, плач женщин. На этот шум прибежали не только сторожа собора, но и бывшие в соборе рабочие. Потребовали, чтобы святотатцев связали и отправили в комиссариат. Это было исполнено. Из комиссариата меня спросили, что я прикажу сделать с ними. Я ответил: «Поступайте так, как велит ваш долг и закон. Это совершили кощунство». Мне ответили: «Они будут арестованы и преданы суду. Они не имеют вида и, вероятно, бежали с фронта». Какой оборот примет дело дальше — Бог весть. С христианской точки зрения мы можем только сказать: «Отче, отпусти им, не ведают бо, что творят». Подобные явления бывали и раньше, но они еще не проявлялись в такой грубой форме. Это побуждает нас и весь народ встать на защиту заветных святынь…».

§

Покушения на священников и церковное имущество не было редким случаем в 1917 году после февральского переворота. Иногда это выливалось в хулиганство, как в харьковском городе Валки, где в мае неизвестные украли церковные ризы и богослужебные книги в одной из городских церквей, после чего ризы развешали в городском сквере, там же изорвали и бросили книги. Иногда доходило до трагедии. В июне 1917 года Москву потрясло зверское убийство во время ограбления настоятеля храма Лазаревского кладбища протоиерея Николая Алексеевича Скворцова и его жены Евгении Михайловны Скворцовой. Отец Николай собирал средства для устройства детского приюта. Ночью к ним в дом ворвались грабители вооруженные револьверами и топорами и потребовали от священника денег. Спавшие в одной из соседних комнат дочери Скворцова Зинаида и Лидия отстреливались от бандитов через дверь. Милиция задержала злоумышленников, когда об этом узнали обыватели Марьиной рощи, то «окружили громадной толпой Мариинский участковый комиссариат, требуя выдачи им злодеев для самосуда…». Однако страшнее уголовников были солдаты. Весной 1918 года «Наш Век» (бывшая кадетская газета «Речь») цитировала выступление Льва Троцкого в московском Доме Советов от 1 апреля: «…Говоря об октябрьской революции, Троцкий заметил: «Наше восстание сурово и многие поплатились в нем и очень жестоко. Но пусть помнят, что если бы мы в октябре не взяли власть в свои руки, то армия и флот ринулись бы целиком в страну, истомленные бесконечным сидением в окопах. Что бы произошло тогда, я не знаю. Жестокость, накопленная бесправием, деспотизмом и темнотой хлынула бы теперь наружу, ничего не сознавая. Озорство и хулиганство дают себя знать во всех углах страны».

§

Продолжая свою речь на Соборе, протопресвитер Любимов предложил совершить на следующий день, 24 октября / 6 ноября, в четыре часа пополудни торжественное молебствие перед мощами святителя Гермогена, «которое послужило бы уроком для всех верующих сынов Православной церкви», что и было сделано. Более радикально выступил ректор Пермской духовной семинарии архимандрит Матфей (Померанцев), попросивший после «покаянной молитвы» у раки святителя наложить публичную анафему «на всех врагов Православной церкви», в числе которых он назвал «виновников извращения религиозного настроения в простоте верующих народных масс, авторов и издателей кощунственной по отношению Церкви Христовой и ее святынь литературы всех видов». Но практически сразу настоятель единоверческой церкви села Шемонаихи Змеиногорского уезда Томской епархии священник Петр Волков вернул соборян к вопросу, который волновал всех их в последние месяцы: «Только что выслушанное нами сообщение о святотатственном кощунстве над мощами великого святителя Патриарха Ермогена убеждает меня сказать слово в защиту патриаршества и просить Священный Собор сказать свое твердое авторитетной слово: быть отныне на Святой Руси Святейшему Патриарху». Прения продолжились.

§

Связь между патриархом Гермогеном, прославленным 12 мая 1913 года определением Святейшего Синода от 14 апреля того же года, и восстановление патриаршества была прямой. Как указывает «Православная энциклопедия», в 1903 году при посещении Москвы в дни Страстной и Пасхальной седмиц российский император Николай II в сопровождении митрополита Московского и Коломенского Владимира (Богоявленского) осмотрел подземелье под собором в честь Чуда архистратига Михаила в Хонех Чудова монастыря Московского Кремля (где, по преданию, в свое время томился в заточении святитель), повелев устроить здесь в будущем церковь во его имя. В 1909 году русские монархические организации приняли решение создать храм, в следующем году начались работы под наблюдением протоиерея Иоанна Восторгова и руководством архитектора Н. Д. Струкова по проекту, утвержденному Московской археологической комиссией. Храм разместили в белокаменном подклете Чудовского собора, освятили 13 мая 1913 года. А в 1912 году в связи с 300-летием кончины патриарха Гермогена были проведены торжества, которые возглавил митрополит Владимир (Богоявленский) и на которых присутствовала великая княгиня Елизавета Феодоровна.

Как считает американский историк, профессор Брандейского исследовательского университета Грегори Фриз, канонизация патриарха Гермогена стала инициативой исключительно высшего духовенства, от которой император дистанцировался. В самый день проведения торжественной службы Николай II, по сообщениям, «вместе с императором Вильгельмом совершил прогулки в окрестностях Шарлоттенбурга и присутствовал на завтраке Александровского полка. Вечером состоялся фамильный обед во дворце и парадный спектакль в опере». В определенном смысле прославление святителя выступило ответом иерархии Российской православной церкви на 300-летие династии Романовых. Епископат предоставил свою версию тех событий, выставив в центр всероссийское значение личности Гермогена, к могиле которого стекались богомольцы «со всех концов России», также подчеркивалось, что он был не только патриархом, но и «типичнейшим русским человеком». Американский историк напоминает, что в 1913 году распространились слухи о том, что канонизация святителя может послужить поводом для избрания нового патриарха в ознаменование той роли, которую Церковь играла при вступлении на престол новой династии. Но светские власти, как известно, постоянно откладывали созыв Поместного собора, хотя и не говорили твердого «нет» этой идее.

§

Февральская революция позволила патриархистам набрать силы. Однако хотя царской власти больше не было, в самой Церкви оставались сторонники коллективного правления. Симпатизировавшие патриархистам «Петроградские ведомости» в октября 1917 года указывали на формирование противоборствующих фракций на Поместном соборе. В число патриархистов, по данным издания, входила «правая партия», в которой состояло «2/3 архиереев, несколько верующих профессоров, с десяток иереев, иноки и более половины мирян». Против них выступала «организованная тремя лже-синодовскими папасами и примкнувшими к ним московскими и петроградскими краснобаями; большевиками-папасами: Агеевым, Цветковым и другими, с их друзьями солдатскими депутатами, привезенными с фронта отцом Г. Щавельским. Эта партия — Люторова. К ней примыкают некоторые из вдовцов-епископов…». При этом на патриархистов играло еще и ухудшение политической ситуации в стране и на фронте. Поддерживающая их газета, «Московские ведомости», вышла 25 октября / 7 ноября с комментарием:

«Да, мы, по-видимости, доходим до кульминационного пункта нашей смуты. «Шаткось в умах и сердцах» уже достигла степени невероятного, отвратительного «воровства». Неслыханное кощунство, совершенное над мощами святителя Ермогена двумя солдатами-дезертирами, далеко не случайно. В нем, как в капле воды отражается солнце, отразился весь ужас нашего времени. В ту великую смуту семнадцатого века озверевший безумец поднял свою святотатственную руку, вооруженную ножом, на святого патриарха. В теперешнюю смуту, три века спустя, опять-таки пьяное бешенство русских «воров» обрушивается уже на нетленные остатки великого мученика-патриота… В Петрограде назревают события, являющиеся предвестником междоусобной войны…».

«Междоусобная война» грозила новой Смутой. Но предвестие ее склоняло соборян в пользу восстановления сильной церковной власти — патриаршества — и в перспективе отделения Церкви от государства. Однако вряд ли многие из участников этих драматических событий могли предвидеть, чем на самом деле закончится для Российской православной церкви начавшаяся в том же году история, предвещавшая ей блестящее будущее.

Продолжение следует.