Сыграй это ещё раз, Сэм!

«КАСАБЛАНКА» / CASABLANCA

Эту картину создавали десятки людей и хаос военного времени.

Привычный порядок голливудского производства разрушился. Продюсеры отчаянно пытались связать интересы бизнеса с интересами государства. Сценаристы, режиссёры, операторы переключались на заказы военного ведомства. Артисты получали повестки и отправлялись в войска. На съёмочных площадках царила неразбериха.

С новым проектом на «Уорнэр бразэрс» не связывали особых надежд. Сценарий был откровенно сырым, поскольку авторов откомандировали в Вашингтон и загрузили работой над пропагандистскими фильмами. Он был основан на пьесе, обнаруженной в нью-йоркском театре.

В то время студии держали специальных сотрудников, занимавшихся поисками сюжетов. Искали их и в театрах. Среди залежей непрочитанных пьес опытному редактору подчас удавалось обнаружить историю, подходящую для кино. Одним из таких искателей была Астрин Ли Даймонд, раскопавшая пьесу «К Рику приходят все». Её главным героем был американец, владевший рестораном в оккупированной немцами Касабланке. Однажды в его заведение вошла женщина, когда-то разбившая ему сердце. Она была с мужем, лидером французского Сопротивления, которого разыскивало гестапо.

Это был отличный материал — напряжённые отношения внутри любовного треугольника, суровые реалии оккупированной фашистами зоны, целая галерея удивительных типов: спекулянты визами, воры, коллаборационисты, подпольщики. Ли Даймонд показала свою находку продюсеру Хэлу Уоллису, правой руке Джэка Уорнэра, и тот принял решение ставить фильм.

Режиссёром назначили Майкла Кёртица, опытного ремесленника, объявленного «королём приключенческого кино». Выходец из Венгрии, он покинул родину в 1919 году, когда пришедшие к власти коммунисты национализировали кинопромышленность. В последующие семь лет в разных странах Европы он поставил двадцать одну картину. Наибольшую известность приобрела эпическая кинолента «Содом и Гоморра».

В 1926 году режиссёр эмигрировал в США и навсегда связал свою жизнь с Голливудом. Несмотря на свой ужасающий английский, Кёртиц стремительно вписался в жёсткую систему американского кинопроизводства. Привыкший работать в бешеном темпе, он ставил по пять фильмов в год. Для него не существовало понятия непрестижной работы. Он брался за всё, с удивительной лёгкостью переходя от масштабных кинополотен к постановке фильмов категории «Б». В довоенные годы он прославился зрелищными лентами, такими как «Капитан Блад», «Приключения Робин Гуда» и «Морской ястреб», которые принесли «Уорнер бразерс» многомиллионные прибыли.

Сценарий по пьесе «К Рику приходят все» Кёртиц назвал отвратительным. Ему было ясно, что братья Эпстайны схалтурили. Замечаний оказалось так много, что исправить текст в походном порядке не представлялось возможным. Доводить работу до ума поручили Говарду Коху. Сценаристу выпала неблагодарная роль — выслушивать аргументы режиссёра, продюсера, своих соавторов и приводить все эти разноречивые мнения к общему знаменателю.

Творить ему пришлось непосредственно на съёмочной площадке, поскольку картина уже была запущена в производство. Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман, приглашённые на главные роли, с нетерпением ждали указаний. Голливудский конвейер был так устроен, что актёрам приходилось, как птицам, перелетать с одной съёмочной площадки на другую. Опоздать значило потерять роль. Ситуация, когда картина запущена, а сценарий ещё не готов, вносила в работу нервозность.

Шведская звезда, для которой это был третий голливудский проект, вспоминала о потрясающей неразберихе, царившей на съёмках. Каждый день, по её словам, начинался с грома интеллектуальных баталий. Братья Эпстайны спорили с Кохом, Кох с Уоллисом, а Уоллис с Кёртицем. И сценаристы, и продюсер, и постановщик были убеждены в своей правоте и ревностно её отстаивали. Несчастным актёрам оставалось ждать, когда эти умные люди, наконец, договорятся между собой.

Богарт и Бергман порой теряли терпение и осаждали режиссёра с расспросами. Бергман жаждала узнать, в кого же влюблена её героиня. Кёртиц растерянно пожимал плечами. «Мы сами не знаем, — раздражённо отвечал он. — Играй что-нибудь среднее».

Хэмфри Богарт был на грани нервного срыва. «Кто же мы всё-таки, чёрт возьми? — выпытывал он у сценаристов, режиссёра и продюсера. — Кого нам следует играть?» В ответ звучало нечто невнятное: «Это пока неясно. Давайте пройдём эту сцену, а завтра посмотрим, что к чему».

В сценарий ежедневно вносились изменения. Съёмки проходили без подготовки. Часто актёрам вручали текст прямо перед камерой.

Ингрид Бергман нашла способ удрать с площадки раньше других. Когда сняли последний дубль, она тут же остригла волосы. Пересъёмки сцен с её участием оказались невозможны.

Бюджет картины был невелик, и Кёртицу, чтобы решить ту или иную задачу, приходилось идти на ухищрения. Например, сцену в аэропорту снимали на крохотном клочке земли. Чтобы создать иллюзию перспективы, на некотором отдалении от героев поставили вырезанный из фанеры контур самолёта, а на роли суетящихся рядом механиков пригласили лилипутов.

Ещё ни одна картина не давалась Майклу Кёртицу с таким трудом. Актёры вспоминали, что он носился по съёмочной площадке как угорелый и говорил с таким акцентом, что они его не всегда понимали. Совершенно измученный, он вызывал сострадание.

Все считали, что картина не стоит потраченных на неё сил. Никто из членов съёмочной группы не отдавал себе отчёт в том, что участвует в создании одного из самых популярных произведений в истории американского кино.

Впоследствии критики пытались истолковать причину успеха и сошлись во мнении, что во всём виновато удачно выбранное название. Его придумал Хэл Уоллис. Продюсер принял в расчёт успех, с которым по экранам Америки прошла комедия «Алжир». Название, по его мнению, привлекло зрителей простотой и экзотичностью. И он предложил назвать будущий фильм «Касабланка».

В ноябре 1942 года в Касабланке высадились американо-британские войска, а в январе 1943 года прошла встреча глав США и Великобритании. Название этого города было у всех на устах. Пресса, освещавшая эти события, приняла невольное участие в рекламе фильма.

Ведущие критики приняли «Касабланку» прохладно — как обычное гангстерское кино, снятое на потребу дня. Но зрителей рассказанная история взволновала. Им понравился страдающий от любви Богарт. Им понравилась душевная шведская девушка, которая своей скромностью и неброской красотой ломала осточертевшие стереотипы. Она выгодно отличалась от хищниц, заполнивших американский экран.

Картину обсуждали во всех американских барах, закусочных и ресторанах. Везде звучало: «Сыграй это ещё раз, Сэм!» Эта фраза вошла в словари сленга.

А заключительная реплика фильма: «Я думаю, это послужит началом прекрасной дружбы», — стала самой повторяемой в истории кино.

Сегодня «Касабланка» — это «классический фильм», «шедевр развлекательного жанра», «гордость американского кино». И едва ли у кого-нибудь повернётся язык назвать её иначе.