Сверхреальность борща

По совокупности тех фильмов, что удалось посмотреть на нынешнем совершенно необозримом «Послании к человеку», надо признать: лейтмотивом фестиваля — осознанным или интуитивно найденным кураторами — звучала тема тотальной беззащитности современного человека, гуманитарной и персональной потерянности. Перед беспощадным режимом, перед социальной обусловленностью, перед бесконечной ложью, перед временем и «невыносимой легкостью бытия», наконец. И отсюда кожей ощутимая тревожность, как бывает перед грозой.

Картина Огнена Главонича «Глубина два», получившая Гран-при фестиваля, выражает эту тревожность с убийственной силой. Фильм лишен героев и вообще людей. Но рассказывает о жутких событиях расстрелов и захоронений мирных жителей во времена бомбежек Сербии войсками НАТО. Саспенс рождается и нарастает вместе с закадровыми монологами настоящих участников событий. Почти ничего не происходит на экране — всё перемещается в персональное воображение зрителя, где медленно и болезненно проступает реконструкция военного кошмара.

Документальная картина «В лучах солнца» Виталия Манского о северокорейской коммунистической утопии, доведенной до нечеловеческого совершенства, на мой взгляд, лучшая в международном конкурсе и, пожалуй, фестиваля в целом. Лента получила две весомые награды: приз ФИПРЕССИ и приз российской прессы. О новой работе известного документалиста ИА REGNUM еще расскажет: совсем скоро лента выйдет в российский прокат.

Фильмы предгрозового напряжения — в воздухе разлита нервность и пахнет электричеством — собрал во внеконкурсной программе «Кино сверхреальности» киновед и арт-директор фестиваля Андрей Плахов. Именно здесь таились самые интригующие картины «Послания к человеку». В круге моих предпочтений — два румынских уникума и выдающийся 87-летний чилиец Алехандро Ходоровски. «Бесконечная поэзия» — средняя часть трилогии, задуманной великим Алехандро. Свой «амаркорд» чилийского разлива режиссер-мистик слепил, как голема, из личной биографии, психомагии и харизматичных родственников. Не укрыться от его кинематографической поэзии — она придет в сны, заиграет музычкой в радиоприемнике или всплывет голым поэтом в цирке. Картина-ребус, которую стоит смотреть не раз.

Ну, а теперь о румынах. Два главных представителя новой румынской волны, без которой сложно нынче представить любой киносмотр класса «А», — Кристиан Мунджу и Кисти Пую — участвовали в этом году в основном конкурсе Каннского фестиваля лентами «Выпускной» и «Сьераневада», соответственно. В Петербурге их новые картины сполна ответили за сверхреальность.

Мунджиу получил за «Выпускной» каннский приз за режиссуру. Вполне заслужено, хотя картина и несколько проигрывает по накалу его широко известной «4 месяца, 3 недели 2 дня» («Золотая пальмовая ветвь» в 2007). Сюжет «Выпускного» (или «Аттестата зрелости», в оригинале — Bacalaureat) строится вокруг ключевой темы современного румынского кинематографа — эмиграции. В семье провинциального главврача Ромео Альдо и его жены Магды все сложно. Они давно не любят друг друга, у Ромео любовница, его бывшая пациентка. Ромео и Магда живут вместе ради единственной дочери Элизы, она заканчивает школу и вот-вот должна и выйти во взрослую жизнь. В идеале нужно сдать экзамен на 6 из 5 и уехать прочь из этой унылой пятиэтажной действительности куда-то в лондон (имя нарицательное). Отец готов лечь костьми и переступить через себя, чтобы дочь уехала прочь.

Плотная документальная манера без просветов на вдох окончательно стирает грань между кино и жизнью, такой близкой нам русским, украинцам, болгарам… Серая каша дней, печальные женщины, угрюмые лица, бесконечные заботы и борьба за существование. Непотопляемый абсурд постсоциалистического макабра. Каждый вечер кто-то разбивает окно, и зритель так и не узнает, кто. Неожиданное сексуальное насилие не становится главной линией фильма: детективное расследование кануло в прорву новых обстоятельств. Сквозная коррупция, «телефонное право», связи, покупаемые экзамены и человеческие органы вне очереди — норма жизни. Подкуп педагогов обнаруживает Элиза, которую воспитывали в высоких интеллигентских традициях. Казалось бы, вот он — назревающий этический конфликт врача Ромео: упасть в глазах дочери, спасая ее от румынских руин социализма, или… Ан нет, как в песне группы Ленинград: «Сложно быть поэтом, но песня не об этом».

Мунджиу не вкладывает в фильм ни грамма чернухи, ни тени назидания или вообще нелюбви в широком смысле. Режиссер фиксирует шероховатую материю румынской действительности, в которой сам — одна из нитей. Не прижимает нож совести к горлу главного героя, не выжимает достоевщины. Напротив — неоднозначность происходящего использует как метафору сложного человеческого устройства. Сквозь тусклую реальность просеиваются драгоценные зерна непрямых ответов на всевозможные вопросы жизни.

В «Сьераневада» Кристи Пую, давно не снимавшего игрового кино, главный герой по случайности тоже доктор. Действие происходит в Бухаресте, в маленькой типовой «трешке» советского образца. 16 героев медленно собираются и толкутся в невероятной тесноте на поминках того, кого мы не знаем, даже фотографию не увидим. В ожидании священника, который, конечно же, надолго опаздывает, все очень хотят есть, но не садятся за стол до странноватого ритуала моления об усопшем с помощью купленного не по размеру костюма. Говорят и курят, ходят бессмысленно из комнаты в комнату. Обычная кухня. Обычные разговоры. От семейных разбирательств на тему, как провести отпуск, до яростных проклятий коммунистам; от истерики по поводу измены (о, как комичен трагизм внебрачного минета) до цитат из «Шарли Эбдо» и народной конспирологии 9/11. Да уж, политика делает нас обществом — давая бесчисленные поводы для социальных коммуникаций.

Фильм — подрывной по форме, которая в данном случае суть содержание. Все происходит здесь и сейчас, приравнивая кино к театру. Никаких отступлений. Кристи Пую творит по своим отличным от всех (и даже от новой волны румынского кино) законам. Он поместил, будто в бочку Диогена, героев и зрителей, вместе маринуя их в течении трех часов. Статичная (будто бы оператор ушел покурить) камера впускает и выпускает героев в свое окно или хаотично «ходит» за ними в тесноте комнат — в мутноватом кадре никаких «красивостей», кроме ободранных обоев.

Такое отсутствие дистанции делает зрителя соучастником. Сосуществуя с героями в их самой что ни на есть обычной — бессмысленной, полной автоматизмов — жизни, вдруг обретается понимание не столько происходящего, сколько самого себя. Очевидной становится потерянность человека в бытийном борще или чорбе (разница такая же, как капитализма и социализма). Ровно ничего не значит название фильма, также пуста и бездыханна как умерший жизнь целого семейства. Лишь мягкие саркастические смешки главного героя-доктора (медики шутят) немного спасают положение зрителя. А поминки — меткий образ несуществующего сущего, собирающего всех живых в одну точку: возможно, чтобы напомнить им об их маяте и несвободе.