Первый приступ России к победе над болезнями народа

История Четвертой Градской, или «Павловской» больницы Москвы долгое время оставалась в тени из-за весьма неровного жизненного пути императора Павла I, по просьбе которого она была создана. Ныне это — одна из лучших мультидисциплинарных клиник столицы.

Милостью государыни Екатерины

Четвертая градская больница Москвы была построена по повелению Екатерины II по просьбе девятилетнего цесаревича Павла, захворавшего вскоре после коронации царицы. Обратимся к истории вопроса.

Вскоре после «загадочной» кончины Петра Третьего в результате дворцового переворота 28 июня 1762 года, встал вопрос о том, что его супруга — Екатерина (урождённая София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская) должна, наконец, вступить на трон.

На коронацию Екатерина прибыла в Москву, взяв с собой восьмилетнего царевича Павла (1 октября 1754 — 24 марта 1801). Церемония состоялась 22 сентября 1762 года в Успенском соборе. Через неделю непрерывных гульбищ народа и аристократии царевич слег, да так, что придворные медики, боровшиеся за его жизнь, даже не были уверены, выживет ли он.

По одной версии, у Павла, ненавидевшего массовые мероприятия, вновь открылись судорожные припадки, которыми он страдал лет с 5, по другим — его сразил острый гастрит. Одно известно доподлинно: Павел поднялся с постели лишь 13 октября и на радостях попросил мать построить госпиталь для бедных. Екатерина, чьи материнские чувства обострялись именно во время болезней детей, которых свекровь Елизавета старалась держать в отдалении от нее, разумеется, согласилась.

Фраза цесаревича: «Свобождаяся самъ отъ болезни, о больныхъ промышляетъ» стала весьма популярной. Чуть позже в честь принятия Указа об открытии павловского госпиталя была отлита памятная медаль с профилем юного цесаревича Павла. Для госпиталя стали искать подходящее помещение.

«О здоровье Павла Петровича известно немного. Н.А. Саблуков утверждал, что у императора были сильные «гастрические страдания», а также периодические судорожные припадки, последний из которых был отмечен за месяц до смерти, — пишет в книге «Врачебные тайны дома Романовых» историк медицины Борис Нахапетов. — В целом же император, несмотря на небольшой рост, производил впечатление крепкого и сильного человека. Об этом можно судить по его постоянным занятиям верховой ездой, личным обходам гвардейских полков на парадах, умеренности в употреблении спиртных напитков. С другой стороны, известно мнение немецкого профессора А.Г. Брикнера (1897), основанное на ретроспективном анализе писем некоторых сановников (С.Р. Воронцова, А.Г. Орлова, Н.П. Панина и др.), о том, что на престоле находился душевнобольной человек».

Тем не менее, во время правления Павла Первого (1796 — 1801) было сделано столько реформ и преобразований буквально во всех сферах жизни государства — от призыва в армию, возврата внешнего долга Англии, до оброка и прочих видов налогообложения, а также создания и покровительства муниципальных больниц «для бедных» и богаделен.

Все вышеперечисленные реформы Павла I велись столь «ударными темпами», что и многим здоровым было не под силу. Павел попытался также бороться с коррупцией во власти, впервые устанавливая связь правительства с народом. Каждый его подданный мог сообщить о взяточничестве и казнокрадстве, опустив письмо в желтый ящик у дворца императора. Таким образом, он нажил себе массу врагов среди дворянства.

Реформы и стали причиной жестокой расправы над Павлом Первым, устроенной заговорщиками в Михайловском замке Санкт-Петербурга — 11 марта 1801 года.

Впрочем, о госпитале, названном его именем, Павел заботился постоянно. После его гибели опеку над госпиталем, переименованным в госпиталь императора Павла, приняли наследники Павла — Александр и Константин, и его супруга — императрица Мария Федоровна, прославившаяся своей благотворительной деятельностью.

Историки утверждают, что трагическая судьба Павла негативно отразилась и на истории названного в его честь Павловским госпиталя, которая с самого начала была весьма неоднозначна. Возможно, сказалось и отношение самой Екатерины к врачам, которых она, не скрывая, считала шарлатанами, предпочитая всем врачебным манипуляциям — народные средства и самолечение.

Однако в первый год своего правления Екатерина старалась расположить к себе подданных. А потому 11 июня 1763 года был издан указ об устроении в Москве первого госпиталя для бедных: «Основать свободную больницу, к чему и место способное избрано, возле Данилова монастыря, загородный двор генерал-прокурора и генерал-крикс-комиссара Глебова».

Передать недвижимость с землей и прудами было велено «обер-гофмейстеру Панину». Загородный дом с дворовыми строениями и парком был отобран у генерала Глебоваза долги казне в сумме 200 тысяч рублей.

Все эти деревянные строения быстро приспособили для нужд больницы в 25 коек. 25 сентября 1763 года в Павловском госпитале был начат прием пациентов из числа городской бедноты.

Через 3 года — в 1766 году в комплексе больницы появились новые здания — большой корпус с церковью и два флигеля для служащих. Все они были деревянными. Не удивительно, что в 1784 году основной корпус сгорел, а остальные уже сильно обветшали.

Прием больных велся бесплатно, за исключением… крепостных и страдающих сифилисом, так как лечение последних обходится слишком дорого.

Каменная Москва: последний проект архитектора Казакова

В начале XIX века в Москве начали строить каменные здания. Павел решил обновить и порядком обветшавшие корпуса госпиталя. Новое здание проектировал Василий Иванович Баженов, однако денег на воплощение проекта в жизнь не хватило. Есть и другая версия: Екатерина не любила Баженова, принадлежавшего к масонской ложе и сохранявшего хорошие отношения с ее сыном Павлом, которого она уже подумывала свергнуть с престола. По слухам, Павла Первого прочили в мастера масонской ложи. Баженов же, чуждый политики, не скрывал симпатии к ее сыну.

В 1802 году к проектированию зданий Павловской больницы подключилиученика Баженова — архитектора Матвея Федоровича Казакова (1738—1812), который успел к тому времени перестроить массу типовых общественных и частных зданий в центре Москвы.

Матвей Казаков как и его учитель — Баженов — обожал псевдоготику (от греч. pseudos — ложь и готика) — своеобразный стиль, где сочетаются европейская готика и русское барокко. И однажды ему уже приходилось по настоятельной просьбе Екатерины переделывать творение Баженова — главный корпус царицынского дворцового ансамбля.

Матвей Федорович Казаков был не просто талантливым архитектором, но и педагогом, создавшим российскую архитектурную школу, позже получившую статус училища для российских архитекторов (современный адрес: Малый Златоустинский переулок, дом 1 — неподалеку от дома, в котором жил Казаков с семьей).

В жизни Казакова «Госпиталь императора Павла I» стал последним казенным зданием, которое ему доверили. Пять лет жизни архитектора — с 1802 по 1807 — были посвящены этому проекту. На стройку выделили 250 тысяч рублей, Казаков нанял 400 рабочих.

За это время возвели новое каменное трехэтажное здание госпиталя: классический фасад, с куполом и портиком в центре и плоскими ризалитами по бокам. Это здание во многом напоминает главный корпус Голицынской больницы, спроектированной Казаковым ранее.

Руководить закупкой строительных материалов назначили некого Троянкина. Оборотистый «снабженец» успел за короткий срок растратить солидную сумму государственных денег, причем, столь хитроумно, что в воровстве обвинили архитектора Казакова и сняли с проекта до результатов судебного разбирательства.

В 1811 году суд запретил Казакову заниматься строительством казенных зданий. А в 1812 году, когда началась война с Наполеоном, родственники вывезли Казакова в Рязанскую губернию. Узнав о московском пожаре, уничтожившем большую часть возведенных им зданий, Казаков умер от сердечного приступа. Первым толчком к подобному развитию событий был суд по Павловскому госпиталю.

Затронули судебные процессы и главврача больницы — доктора Фридриха-Йозефа Гааса, обвиненного по навету в краже ревеня. Судебные разбирательства длились годами, но невиновность Гааса была доказана. Однако талантливый врач не держался за столь хлопотное место, и предпочел продолжить работу в качестве обычного практикующего врача.

Другого главного врача — Григория Александровича Ураносова пытались подкупить во время продажи огородных земель Павловской больницы под устройство Павелецкой железной дороги. К счастью, обошлось без судов. А честный Ураносов продал минимальное количество больничной земли по максимальной цене.

Павловский госпиталь — ветеран войны 1812 года

Павловский госпиталь сумел не просто пережить пожар Москвы 1812 года, но и оказывать помощь многочисленным раненым. В сентябре 1812 года Москва горела. По пылающим улицам бегали раненые солдаты, мародеры и насильники, и лишь Павловская и Голицинская больницы, а также — российский воспитательный дом для сирот и больница при нем сумели уцелеть и удостоились милости командования французской армии. Ведь попав в Москву, Наполеон тут же начал размышлять о том, где лечить своих раненых.

«Даже с точки зрения грабителя неконтролируемая огненная стихия являлась серьезной помехой, поэтому с самого начала французским командованием были предприняты меры по тушению пожара и поиску поджигателей. Ловили не только русских, но и солдат наполеоновской армии, чему был свидетелем смотритель Павловской больницы Носков», — пишет М.В. Горностаев в своем исследовании о причинах и последствиях пожара 1812 года в Москве. Больницам выделили небольшую охрану, а солдатам запретили их грабить.

Когда я читаю мемуары участников тех событий, то невольно вспоминаю классическое вступление к лекциям по военно-полевой хирургии: «Война — это грязь, смерть, сифилис и дизентерия».

«Вспоминая те тяжёлые дни, чиновник Московского воспитательного дома П. Иванов писал, что французы привезли в Дом до 3000 раненых и больных, из которых около 2000 умерли. Трупы хоронили у Китайгородской стены, кидали в колодцы». (Щукин П. И. Московский воспитательный дом в 1812 г. Русский архив).

Москва 1812 утопала в нечистотах и испытывала острый дефицит питьевой воды. В помпезных мемуарах о победе над наполеоновской армией почти не нашлось места описанию подвига врачей. О них рассказывается сухим казенным языком в докладах ответственных чиновников императрице Марии Федоровне и Александру 1.

Между тем, состояние страны было настолько тяжелое, что сохранение жизни даже одному тяжелораненому пациенту было настоящим достижением, а таковых в Москве оставались сотни, если не тысячи. Историки медицины В. Ю. Альбицкий, А.А. Баранов, С.А. Шер в работе об Императорском московском воспитательном доме пишут: «Неприятельскими ранеными и больными были заняты также больница для бедных и Павловская больница, принадлежавшие ведомству Императорского московского воспитательного дома».

«Павловская больница от пожара сохранена, но потерпела несколько от расхищения неприятеля, так как в ней были также помещены французские раненые» рапортовал 11 ноября императрице Марии Федоровне смотритель Воспитательного дома И. А. Тутолмин. Смотритель Павловской больницы П.П. Носков докладывал, секретарю императрицы Марии Федоровны Г. И. Вилламову от 28 октября (ст. ст.) 1812 г.: «Ко 2 сентября в больнице оставалось всего 23 больных. С 8 сентября там стали размещать французских офицеров (23 человека), затем рядовых (71 человека). Однако, через неделю рядовых перевели «в учрежденную при университете больницу», а в Павловскую больницу стали принимать одних офицеров, которых к 20 сентября набралось до 100 человек, «в числе коих был и раненый в правую ногу контузиею 1-й артиллерийской бригады роты полковника Глухова поручик Греч, захваченный французами при взятии Москвы в плен и оставленный по вывезении всех больных в сей больнице, который от последовавшей гнилой горячки 22-го числасего месяца умер…

Французское командование предприняло меры к тому, чтобы обеспечить продовольствием и медицинской помощью не только своих раненых, но и помочь оставшимся в Москве русским раненым и больным (В. Н. Земцов «Судьба русских раненых, оставленных в Москве в 1821 г.»).

В павловской больнице оперировал знаменитый Доминик-Жан Ларрей — отец «скорой помощи», главный полевой хирург французской армии, участвовавший во всех военных кампаниях Наполеона I. По разным сведениям, все врачи Павловской больницы во время пребывания в Москве Наполеоновской армии оставались на своих рабочих местах.

В 1829—1830 в Павловской больнице по проекту архитекторов Д. Жилярди и А. Григорьева возвели еще два каменных флигеля (помещения аптеки и прачечной), а также построили два корпуса для сотрудников больницы. Именно флигели Жилярди и завершили архитектурный ансамбль Павловской больницы. Там же архитектор спроектировал парадный двор и ворота со львами.

В 1866 году в больнице появилась каменная часовня с усыпальницей и отделением патанатомии. Кстати, именно доктор медицины, старший ординатор Павловской больницы патанатом Николай Александрович Живописцев (1857 — после 1915) и написал ее полную историю в 1913 году.

По некоторым сведениям до октябрьской революции под Павловской больницей, якобы проходила сеть подземных ходов, соединяющих ее с Даниловским монастырем. Именно из этого монастыря в больницу приходили священнослужители, облегчающие страдания больных.

В 1904 году по повелению Николая Второго в Павловской больнице были открыты курсы санитаров.

В наше время при больнице существуют 9 научных кафедр, представляющих все медицинские вузы Москвы. Старинные здания реставрируются, хотя и в довольно медленном темпе.

Главврачами больницы были такие выдающиеся деятели медицины, как И.Ф. Эразмус, Г. О. Левенталь, Г. А. Уроносов, И. И. Вечь. Здесь трудились знаменитые врачи Е. И. Марциновский, Я. Г. Этингер, А. М. Дамир, А. В. Виноградов, В. А. Неговский, А. И. Нестеров, Г. П. Зайцев, В. И. Юхтин, А. П. Чадаев и многие другие. Одно из самых известных отделений — отделение хирургии кисти.

История Четвертой Градской продолжается. Хочется надеяться, что на пути к новым открытиям этой передовой больнице, недавно получившей новое оборудование, удастся преодолеть все финансовые трудности.