«Бытовые» вопросы в православной среде имеют важное значение. Так, председатель Синодального отдела Московской патриархии по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда в интервью «Аргументам и фактам», рассказывая об угрозах христианскому миру, в конце ответил и на довольно «бытовой» вопрос о скамейках в храме и непонятности богослужений. «Разве в этом главная проблема? Я вот что хотел бы заметить: в 90-е годы, когда наступила религиозная свобода и миллионы наших сограждан впервые обратились к вере, порой спорили до хрипоты. Но это были именно мировоззренческие вопросы: есть ли Бог, а почему Православие, а не буддизм, например. Сегодня в основном все больше про скамейки да пожертвования. Это, увы, проблема современного общества: раньше Библию нельзя было достать, а сейчас в любом книжном десятки изданий Библии, но насколько мы этим пользуемся?», — сказал Легойда.

pixabay.com

Наверное, должно пройти еще много времени, прежде чем Церковь перестанет валить все на «современное общество», выставляя его исключительно в свете одних потребительских наклонностей, мешающих ему как следует воцерковиться, и по этой причине задающего столь мелочные вопросы. В 1990-ые годы общество было таким же «современным», каким оно было во все эпохи. Чтобы привить ему или хотя бы его части высокое духовное сознание — нужна пастырская проповедь и пастырская деятельность. От качества того и другого и будет зависеть уровень воцерковления людей. И как это выглядит? Приведем пример с порталом «Пастырь», где «любой участник сообщества может задать членам экспертного совета Пастырского Семинара вопрос, связанный с пастырской тематикой». На сегодня нам так и не удалось отыскать ни одного вопроса-ответа, связанного с «пользованием Библией». «Пастырство» давно приняло ту самую форму урегулирования самых мелких, третьестепенных, совсем не значимых «вопросов к батюшке», которые стали визитной карточкой Церкви. Поскольку 1990-ые годы все мы помним хорошо (ну, может быть и не все, но эпоха не такая уж и дальняя), то первым делом вспоминается, что сами священники все эти «споры до хрипоты» тогда самым решительным образом обрубали, наводя своих «чад» на путь процеживания церковных комаров.

Дело совсем не в том, что люди «современного общества» задают вопросы мелкие, а в том, что священники только на такие вопросы и могут отвечать, и даже делают это с удовольствием. А если и услышат что посерьезней, все равно ответят какой-нибудь прибауткой о том, что нечего не «намоленному» еще как следует чаду умничать с Библией, таким путем можно и в секту угодить. Вопросы совершенно конгруэнтны уровню духовенства их осиливать. И, потом, вопрос о непонятности богослужения вряд ли можно отнести к вопросу несерьезному. По большому счету, прочесть в брошюре и запомнить, к чему относятся те или иные телодвижения священника в храме и возгласы, труда большого не составит даже не шибко грамотному человеку. Но если он узнал все это, остается главная непонятность — как ему эти знания могут пригодиться все два с половиной часа присутствия в храме по стойке смирно. Ведь стоять, пытаясь «переживать в сердце» каждый раз, честно скажем, практически нереально, так что мысли о скамейке приходят сами собою.

Люди, задавая такие вопросы, просто недоговаривают. Им в богослужении непонятно не то, что там происходит, а степень их соотношения с принятым на себя званием христианина. Главный вопрос не тот, на который священники все время переводят стрелки — мол, трудно им, видите ли, расслабились, на предков не похожи, которые стояли в старину по восемь часов и не жаловались, и к прочему знали, что означает Великий вход и каждение алтаря. Нет, главный вопрос «современного человека» маячит почти бессознательно и звучит так: «И это все?». На что получает столь же подсознательный ответ: «Да, похоже, что это все». Однако это «все» — два-три часа раз в неделю отстоять столбом, чтобы считать себя христианином — диссонирует с тем серьезным тоном, с которым оно преподносится как наиважнейшее дело в жизни христианина.

Ну, а если это все, то отсутствие скамейки еще больше удивляет. И странно, что это непонятно священникам. Фундаментальной разницы между тем, чтобы отстоять на богослужении или отсидеть на богослужении, нет никакой. Если вся начинка христианства, которую может предложить Церковь, содержится в желательном присутствии на службе или приготовлению себя к службе дома. Так что вопрос о скамейках на деле гораздо глубже, чем кажется. Он означает то, что поскольку это все, что Церковь может предложить в виде выражения христианства, то хотя бы скамейки что ли поставили. Сам ведь собою в «современном обществе» образ христианина сложился такой, что христианин это тот, кто ходит и там стоит, в то время как другие христиане — не православные — тоже ходят, но сидят.

Тем, кто в 1990-ые годы спорил до хрипоты, относительно общего интеллектуального уровня как священнослужителей, так и большинства паствы давно уже все ясно. К ним стараются относиться толерантно, ни о чем особенно не спрашивать, чтобы на всякие душеполезные благословения не нарываться. Вот разве что про скамейки, но, Боже упаси, «про Библию». Про Библию иной батюшка такого наплетет, что двадцать раз пожалеешь о том, что затеял эту пустую болтовню. Церковь создала себе ту паству, которую была способна осилить. Это вполне объясняет тот парадокс, что верующих людей в России в разы больше чем тех, кто посещает богослужения. И глубоким заблуждением будет считать, что их вера как-то слабее той части, что ходит регулярно. Для в меру развитого ума всю «полноту» церковного учения хватит освоить год-полтора. Люди обычно для себя скоренько уясняют каков набор причуд у данного конкретного священника, и можно ли это долгое время вынести без ущерба для своей психики. И если да, то прикрепляются к приходу, если же нет, то ищут более подходящий.

«Искать себе батюшку» уже стало целой традицией, всячески приветствуемой и самим духовенством. Переход с одного прихода в другой приход в связи с переменой места жительства, это смена всех мелочных установок: сколько поститься перед причастием, сколько раз в году «можно» или, напротив, «обязательно положено» (тут кто во что горазд) причащаться. Умные мамы иногда тщательно расспрашивают других мам о том, как священник исповедует детей и подростков, не задает ли, часом, вопросы по известной брошюрке, где перечислены все возможные и невозможные даже извращения. Одним словом священника сейчас выбирают скорее по параметру наименьшего вреда, чем ожиданию какой-то духовной пользы. Поэтому какие уж там «споры до хрипоты».

По этой же причине на вопрос председателя синодального отдела — «разве в этом главная проблема?» — следует ответить так, что «главных проблем» в жизни приходов у Церкви никаких и нету, кроме как катастрофически низкого среднего интеллектуального уровня священнослужителей. И «современное общество» тут ничем Церкви помочь, увы, не может.