Оккупационная ловушка прибалтийских независимостей
Ежегодно 4 мая Латвия отмечает государственный праздник — День восстановления независимости. В этот день 1990 года Верховный Совет Латвийской ССР принял одноимённую декларацию, в которой охарактеризовал события 1940 года как «оккупацию и ликвидацию суверенитета» Латвии.
Исходя из этого постулата, Верховный Совет ЛССР объявил выборы парламента Латвии 1940 года антиконституционными, сам парламент, образованный в результате этих выборов, противозаконным, а решение парламента о вступлении Латвии в СССР не имеющим законной силы с момента подписания. А довоенная Латвийская Республика объявлялась существующим весь этот период dе jurе субъектом международного права.
У латвийских элит, желавших вывести Латвию из состава СССР, выбор именно такой формы был выгоден как минимум по двум важнейшим соображениям. Во-первых, советская конституция и так позволяла любой союзной республике в любой момент выйти из своего состава — но только путём всенародного референдума. А в то время такой путь вовсе не казался латвийским сепаратистам гарантированно успешным. Только через год, в марте 1991 года они рискнули провести не предусмотренный никакими конституциями опрос жителей Латвии «Вы за демократическую и независимую Латвию?». Такая странная форма была обусловлена тем, что опрос, в отличие от референдума, не является обязательным для исполнения — таким образом, в случае неудачи его результаты можно было проигнорировать.
Во-вторых, концепция оккупации давала основания рассматривать жителей Латвии, приехавших на её территорию после 1940-го года, и их потомков отдельно от граждан довоенной Латвии и их потомков. Возможность такой селекции позволила в дальнейшем наделять эти категории разным набором политических и экономических прав — и эта возможность была использована на полную катушку. Через два года приехавшие получили не имеющий аналога статус «негражданин» [1], который лишал возможности избирать и быть избранным, а также многих экономических возможностей, в том числе существенно ограничивал возможности участия в последовавшей вскоре приватизации.
Приняв «Декларацию о восстановлении независимости» в таком виде, латышские выпускники Высшей партийной школы, Высшей школы КГБ и прочих сельхозтехникумов, несомненно, упивались своей сверхчувственной прозорливостью и непревзойдённым коварством, проявленными ими на благо независимости Латвии. Но в процессе упоения они не заметили, что своими руками заложили в фундамент независимой Латвии весьма мощный фугас.
Сама концепция оккупации предполагает, что где-то отдельно существовала законная Латвийская Республика — в изгнании, как можно предположить. И отдельно существовала оккупированная территория, где вся власть принадлежала исключительно оккупантам. В этой системе координат Верховный Совет ЛССР, коль скоро он находится на оккупированной территории и формируется по оккупационным законам из граждан страны-оккупанта, является прямым правопреемником того самого парламента образца 1940 года, выборы которого в Декларации признаны антиконституционными, а сам парламент, образованный в результате этих выборов, признан противозаконным.
По сути, приняв «Декларацию о восстановлении независимости», Верховный Совет тем самым собственноручно признал себя высшим органом оккупационной власти на оккупированной территории Латвии. А депутаты, соответственно, признали себя оккупантами — даже не коллаборационистами.
Оккупационный орган власти не может быть представителем оккупированного народа. Верховный Совет ЛССР, благородно признавшись в том, что является чуждым для Латвии образованием, должен был бы прекратить свою работу, передав власть кому-то другому — законному правительству, вернувшемуся из изгнания или некоему временному органу типа Учредительного собрания, задачей которого было бы организовать свободные выборы по новым, постоккупационным законам.
Но нет. Верховный Совет — он же, по собственному утверждению, высший орган оккупационной власти, не представляющий народ Латвии — продолжает руководить страной, назначать министров, издавать законы. И все последующие парламенты Латвии, включая нынешний, являются правопреемниками этого Верховного Совета 1990 года. Который является правопреемником того антиконституционного и противозаконного парламента 1940 года. Который и принял решение о вступлении Латвии в состав СССР. Который является оккупантом.
Круг замкнулся.
И уж, конечно, в принципе никак невозможно избавиться от оккупации демократическим путём — оккупация по своей сути явление внешнее, находится вне демократического процесса и не подчинена ему.
Представьте себе, что в 1942 году вермахт захватывает один из советских городов. Вскоре после оккупации военный комендант полковник фон Шмульке проводит выборы в городской совет. В выборах принимают участие как жители оккупированного города, так и немецкий гарнизон. В совет избраны пятьдесят человек, строго пропорционально количеству избирателей. Сорок депутатов представляют местных жителей и десять от гарнизона — сам господин полковник, сотрудник городского гестапо, врач тылового госпиталя, фельдфебель и несколько солдат.
В течении пары месяцев городской совет решает вопросы канализации и благоустройства города, периодически сотрясаясь от коррупционных скандалов. И вот в один прекрасный день на рассмотрение совета выносится вопрос о немедленном прекращении оккупации. Против голосуют десятеро немцев и пятеро местных, очарованных европейской культурой, остальные голосуют за. Решение принято, оккупация завершена. Фон Шмульке растерянно вертит в руках протокол собрания (Доннерветтер, что я теперь скажу любимому фюреру?), войска торопливо собирают имущество и организованно покидают город. Вот примерно такова официальная латвийская версия истории оккупации и избавления от неё.
В этой статье речь идёт только о Латвии, поскольку автор наблюдает процесс изнутри. Но примерно такие же события с той же логикой происходили во всех странах Прибалтики в то же самое время. Свои дни восстановления независимости отмечают Литва — 8 февраля, Эстония — 30 марта.
Никто не ожидает, что изъяны политических решений, принятых в начале 90-х, немедленно станут причиной каких-то революционных изменений в странах Прибалтики. Но фугас в фундаменте независимости может сработать в любой момент, как только сложатся подходящие обстоятельства. И извлечь его нельзя — он не извлекаем в принципе.
* * *
[1] «Неграждане» по сути являются гражданами Латвии, лишенными избирательных и некоторых других прав: быть чиновником, присяжным, занимать некоторые должности в негосударственной сфере. Однако прямая связь «негражданина» с Латвией не оспаривается — его нельзя выслать из страны ни при каких обстоятельствах; он имеет неограниченное право пересекать границу; посольства и консульства обязаны оказывать помощь «негражданам» наравне с гражданами.
Таким образом, наиболее точный аналог нынешних «неграждан» — советский термин «лишенец». Это неофициальное название граждан РСФСР-СССР до 1937 года, лишенных избирательных прав согласно Конституции РСФСР 1918 и 1925 годов. Лишенцы не имели возможности «занимать ответственные должности, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем, опекуном». Они не имели право получать пенсию и пособие по безработице.
Если в формулировке из Конституции РСФСР 1918 года «…руководствуясь интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции» заменить рабочий класс на латышей, а социалистическую революцию на латышскую Латвию, то получится точный аналог нынешней официальной риторики. В списке прав, которых не имеют «неграждане» и лишенцы, тоже много подозрительных совпадений и аналогий.
Сам термин «негражданин» — наиболее удачное изобретение латышей за всю историю их существования, высшее проявление латышской политической и юридической мысли.
Рига