ru.wikipedia.org
Греческое восстание 1821 года

После 1812 г. русско-турецкие отношения вошли в период относительной стабильности. Ни Петербург, ни Стамбул не были заинтересованы в новом противостоянии, которое могло бы ухудшить двусторонние отношения. Это не означало отсутствия проблем — весьма болезненным оставался сербский вопрос и выполнение условий Бухарестского мира, нарушенного в 1813 г. османами. Но эти проблемы решались дипломатическими средствами. В начале 1821 г. начался кризис, резко изменивший положение на Балканах и Ближнем Востоке. Его начало совпало с революцией в Неаполе и Пьемонте и Троппау-Лайбахским конгрессом Священного Союза. Он завершился русско-турецким союзом в Ункияр-Искелесси в 1833 г. и создал условия для нового противостояния Великих Держав на Востоке.

В разгар итальянского кризиса 1821 г. в Лайбах (ныне — Любляна) пришло известие о начале греческого восстания. Еще в 1814—1815 гг., в ходе Венского конгресса, греки пытались обратить внимание его участников на свою участь — кроме графа И.А. Каподистрии, в этом участвовали братья Ипсиланти, А.С. Стурдза, который подал Александру I записку о восстановлении Греции, принятую императором благосклонно, но позиция Австрии и Англии исключала тогда возможность поднять греческий вопрос. Теперь под руководством князя Александра Ипсиланти, флигель-адъютанта Александра I, участника войны 1812 года и заграничных походов русской армии, вспыхнуло восстание. Князь принадлежал к древней и богатой греческой фамилии.

Возмущение началось в вассальных владениях Османской империи — Дунайских княжествах Молдавии и Валахии, на престолах которых султан предпочитал видеть греков-фанариотов. Они считались наследниками византийской аристократии. На самом деле это были представители поднявшихся при османах родов — эллинизированные потомки албанцев, лазов, валахов, молдаван. В Дунайских княжествах фанариоты ставились в противовес местной феодальной знати — боярам. Такая практика началась в Молдавии после 1711 г. и в Валахии после 1716 г. В какой-то степени на это повлиял Прутский поход Петра I и переход на сторону русских молдавского господаря Дмитрия Кантемира. С 1711 по 1821 гг. 11 фанариотских семей предоставили кандидатов для 74 правлений в княжествах, при этом средняя продолжительность одного княжения равнялась 2,5 годам. Правителями чаще всего были представители нескольких родов: Маврокордато, Раковица, Гика, Суцо, Мурузи, Маврогени, Караджа, Ипсиланти. Правление фанариотов, прежде всего, заинтересованных в получении и удержании власти, сопровождалось многочисленными злоупотреблениями и было весьма тяжелым для местного населения. Как правило, они получали и удерживали господарские престолы благодаря взяткам, а на управляемые территории смотрели как на источник личного обогащения. Несмотря на постоянный риск смещения, господарский престол обеспечивал возможность быстрого обогащения. Средняя «стоимость» Молдавского трона в середине XVIII века оценивалась приблизительно в 30.000 золотых фунтов, а Валашского — в 45.000, при этом ежегодный сбор налогов в то же самое время равнялся в Молдавии 180.000 золотых фунтов, а в Валахии — 300.000.

Сыном и внуком таких господарей был князь А.К. Ипсиланти, имевший основания к личной неприязни по отношению к туркам, казнившим его деда. После бегства его отца в Россию, он воспитывался и получал образование за счет государства (Александр I выделил для этой цели пенсию 12 тыс. рублей в год, которая потом была закреплена за ним пожизненно) и сделал блестящую карьеру. Восстание было подготовлено тайной организацией «Филики Этерия"(«Общество друзей»), основанной в 1814 г. Николаем Скуфасом, конторщиком торгового дома в Одессе. Образцом послужили масонские кружки. Общество было немногочисленно, но оно имело массу сторонников среди греческих общин в городах русского Причерноморья. Попытки найти сторонников в Париже, Марселе, Лондоне закончились безрезультатно. Несколько лучше дело обстояло на юге. Общество получило одного члена в Вене, 5 в Неаполе, 2 в Триесте и одного в Пизе. 479 членов общества были купцами (53,7%), 117 — «профессионалами» (11,7%), 85 — лицами духовного звания, из них 3 митрополита и 8 епископов (9,5%), 78 — военных (из них 15 находились на русской, 8 на британской службе, остальные были лидерами вооруженных полулегальных отрядов) — (8,7%). Меньше всего было крестьян — 6 человек (0,6%). «Филики Этерия» была построена по образцу и подобию масонских лож и имела 8 степеней посвящения: 1) побратимы; 2) порученные; 3) иереи; 4) пастыри; 5) архипастыри; 6) посвященные; 7) начальники посвященных; 8) тайная высшая власть. Основатели посвятили себя в 7-ю степень, 8-я долгое время оставалась вакантной, но казалась занятой. «Начальники посвященных» намекали, что ее занимает «один из европейских государей». Намек был прозрачен.

Параллельно с «Филики Этерия» существовало и «Филомузос Этерия» («Общество муз»), созданное в 1813 г. Центром «Общества муз» стали Афины, одним из основателей его был граф Каподистрия. Общество ставило перед собой задачу распространения образования и пользовалось покровительством и щедрыми пособиями Александра I. Император преследовал исключительно цели просветительского характера, о чем предупреждал его участников Каподистрия. На гербе «Филомузос Этерия» были изображены сова, символ мудрости, и кентавр Хирон, учитель и воспитатель множества героев Эллады, держащий на руках младенца. «Филики Этерия» установила контакт и проживавшим в Бессарабии Кара-Георгием, надеясь с его помощью получить поддержку в обескровленной в результате действий турок Сербии. Бывший руководитель сербского восстания жил в надежде вернуться. Милош Обренович отказал заговорщикам в поддержке и этеристы ненавидели его. Несчастная страна только что пережила тяжелейший период после подавления восстания 1804−1813 гг.

«Турки продолжают изо дня в день безжалостно обращаться с сербами, — докладывал Александру I Нессельроде в начале января 1815 г. — Они полностью опустошили многие округа, вырезали всех мужчин, а женщин и детей увели в рабство. Каждый день в Белграде совершаются самые зверские казни. Достойных людей, переживших прошлые бедствия своей родины, одного за другим сажают на кол у ворот города. Эти варвары доходят до зверств, вызывающих содрогание и не поддающихся описанию. Множество женщин и детей обоего пола были изнасилованы… Истребляя остатки сербского населения, турки обеспечивают себя от диверсий на случай войны».

В ходе Венского конгресса русская дипломатия попыталась поднять вопрос о положении дел в Сербии и привлечь внимание европейцев к тем ужасам, которые совершали в стране османские власти.

«Под скипетром Порты находятся люди двух совершенно различных категорий, — гласил текст специальной записки по сербскому вопросу, составленной в русском МИДе в начале февраля 1815 г. для обращения к участникам конгресса. — Первая состоит из магометан, являющихся ее подданными, вторая охватывает христиан, являющихся лишь ее данниками. Последние, о которых идет сейчас речь, не связаны никакой присягой на верность и даже имеют право по своему желанию непосредственно вступить в подданство той или иной европейской державы. Все эти державы осуществляют через своих послов в Турции неограниченную юрисдикцию в отношении своих подданных и с согласия Порты применяют все атрибуты суверенной власти. Исходя из этих соображений, нельзя поставить под сомнение следующее: 1) между турецким правительством и христианами существуют отношения, весьма отличные от тех, которые связывают европейцев с их правительствами; 2) из этого следует, что европейские державы, осуществляя законное вмешательство в пользу христиан, имеют право совместно их защищать и протестовать против всякого массового насилия, чинимого в отношении их религии и национальности».

К сожалению, эта попытка организовать совместное выступление в защиту Сербии не имела успеха. Средневековые зверства, вообще весьма характерные для турецкой власти того времени, не смогли, тем не менее, обеспечить им спокойствия на завоеванной вновь, как казалось многим в Константинополе, территории. 11(23) апреля 1815 г. там началось Второе восстание, которое возглавил Милош Обренович. Поставив под контроль значительную часть страны, он вступил в августе 1815 г. переговоры с румелийским пашой Марашли-Али, надеясь на заключение мира на приемлемых для всех условиях. В том же направлении действовала и русская дипломатия. Находясь в Париже, Александр I встретился с турецким поверенным в делах в этой стране и в разговоре с ним высказался в поддержку сербов, намекнув на возможность пойти в ответ на уступки в вопросе о проведении русско-турецкой границы в Азии. 17(29) ноября 1815 г. Италинский сообщил из Константинополя о положительной реакции на эту инициативу, добавив при этом, что турецкая сторона не считает себя больше связанной в отношении сербов обязательствами Бухарестского мира, тем не менее начала с ними переговоры. Сербские делегаты конфиденциально известили русского посла о том, что надеются на достижение успеха в ближайшем будущем.

25 октября (6 ноября) Обренович достиг устной договоренности с Марашли-Али, который стал к этому времени уже одновременно румелийским и белградской пашой, о совместном турецко-сербском управлении в Белградском пашалыке. Была образована «Народная канцелярия», в состав которой входило 12 сербских «кнезей» и которая представляла высший административный и судебный орган власти сербского народа. Одновременно была достигнута устная договоренность о признании Милоша первым среди равных сербских «кнезей», то есть фактически верховным старостой Сербии. В русских дипломатических документах, адресованных к нему, использовалось обращение «верховный вождь сербского народа». Сербская администрация получила право самостоятельно собирать налоги, кроме того, для христиан вводился совместный турецко-сербский суд. Кнез и представитель османской администрации — муселим — совместно осуществляли его в центрах нахий (то есть областей). 21 ноября (3 декабря) 1815 г. султан объявил фирман, которым значительно снизил налоги, однако официального признания Милоша так и не последовало.

Весной 1816 г. император решил отозвать Италинского из Турции, заменив его своим особо доверенным лицом — бароном Г.А. Строгановым. 20 мая (1 июня) 1816 г. дипломат получил исчерпывающую инструкцию для своих действий:

«Россия, как и все европейские государства, нуждается теперь в спокойствии. Великие жертвы, принесенные ради мира, которым наслаждается теперь все человечество, не дали бы пользы народам, если бы несправедливая война на Востоке снова привела в действие и ввела практику право сильного (выделено авт. — А.О.). Самые разнородные политические интересы слились бы воедино, все державы ополчились бы против России, чтобы поддержать Оттоманскую империю или вызвать осложнения во Франции, Германии, Нидерландах, что сразу отвлекло бы внимание России и вынудило бы ее разделить свои военные силы. Если несправедливая война в Турции оправдала бы подобную реакцию на действия России, то и самая справедливая война вызвала бы сейчас точно такую же реакцию, хотя и совершенно неоправданную».

В связи с этим задачи, поставленные МИДом перед Строгановым, были просты по форме и весьма сложны при исполнении — он должен был избегать всего, что могло привести к «несправедливой» войне, но не оставлять на произвол судьбы христиан, живущих под властью султана.

Разъяснить очевидное противоречие должен был рескрипт Александра I, данный им 30 июня (12 июля) 1816 г. новому послу в Турции:

«Мои намерения в отношении Порты миролюбивы, и они останутся таковыми, пока у нее будет желание или возможность по собственной воле (выделено авт. — А.О.) поддерживать добрососедские и истинно дружеские отношения с Россией».

Император больше не намерен был терпеть нарушения условий Бухарестского мира и в отношении сербов, и в отношении валахов и молдаван.

«Мир будет реальным и прочным, — гласил рескрипт, — когда обе державы проявят одинаковую законную заинтересованность в поддержании его нерушимости».

Прибыв в Константинополь, Строганов немедленно приступил к действиям. 23 января (4 февраля) 1817 г. он вручил раис-эфенди (министру иностранных дел) памятную записку с изложением русских требований. В отношении Сербии они сводились к следующим пунктам:

1) сокращение налогов наполовину виду разорения страны;

2) сокращение гарнизонов турецких крепостей «до размеров, не представляющих угрозы для безопасности сербского народа», отказ от планов размещения мусульманского населения в Сербии;

3) неприкосновенность прав сербского народа — «он должен иметь право избирать своих вождей»;

4) гарантии со стороны всероссийского императора в урегулировании сербского вопроса;

5) размещение в Белграде русского дипломатического представителя, под наблюдением которого будет находиться точное соблюдение Портой своих обязательств;

6) учреждение в Константинополе поста представителя сербского народа, «с правом охранять интересы своей страны» и свободного общения с русским посольством.

Кроме того, посол требовал соблюдения автономии Дунайских княжеств, возвращения захваченных у местных владельцев земель, прекращение практики введения новых повинностей и отказ от мер, ограничивающих торговлю. 12(24) марта Строганов вручил турецкому правительству ноту протеста против попытки разоружения сербов в нарушение условий договора 1812 г. 15(27) сентября 1817 г. русский посол вновь турецкому правительству ноту с требованием строгого соблюдения статьи 8-й Бухарестского мира 1812 г. Не ограничиваясь на этот раз протестами, Петербург хотел получить и заверенную информацию о том, «как строго соблюдаются предоставленные сербам привилегии». Приблизительно в то же время, в сентябре 1817 г., Кара-Георгий с поддельным паспортом прибыл в Сербию. Еще в 1808 г. один из русских журналов писал:

«Черный Георг — человек грубый, необразованный, несведущий — имеет деятельный и благородный дух. Судьба Сербии лежит на его сердце; он не пощадит жизни для блага своей нации».

Эти слова подтвердились.

Кара-Георгию для жительства был определен Новомиргород Екатеринославской губернии, но он добился разрешения остаться проживать в Бессарабии, в Хотине. Здесь навестивший его современник заметил: «Это погасший вулкан, готовый ежеминутно вспыхнуть». Очевидно, этого же опасался и Милош Обренович. Беспокоясь о возможности приезда Кара-Георгия в Сербию, Милош обратился с письмом к русским властям, ссылаясь на то, что новое восстание может привести к новому разорению Сербии и потере оставшихся привилегий христиан. Нессельроде дал соответствующее распоряжение, но было уже поздно. К приезду Кара-Георгия отряды повстанцев были уже разбиты. Милош Обренович незадолго до поражения вступил в переговоры с турками, кроме того, он опасался и конкуренции со стороны Кара-Георгия, и турецких репрессий. Поэтому «вождь сербского народа» приказал убить своего бывшего командира. В ночь с 12 на 13 (с 24 на 25) июля Кара-Георгий был обезглавлен, его голова была прислана в Белград, где по приказу Милоша с нее сняли кожу, набили травой и отослали в подарок султану. Обренович уже привык расправляться с непокорными кнезами. На это решение, очевидно, оказали влияние и другие мысли Милоша — в 1819 г. в переписке с русским послом в Турции Строгановым он поставил вопрос о закреплении за собой и своими потомками титула баш-кнеза Сербии. Посол тогда посоветовал не торопиться.

В это время Строганов продолжал требовать выполнения условий 8-й статьи.

«Наконец, — говорилось в переданной им 30 декабря 1817 г. (11 января 1818 г.) ноте, — оттоманские министры ссылаются на то, что вести переговоры (выделено авт. — А.О.) со своими подданными — ниже их достоинства. Но если Блистательная Порта подобным образом отказывается от обязательств определить с сербами меры их безопасности, то ей следовало бы поразмыслить, прежде чем подписывать Бухарестский договор. Со своей стороны Россия усматривает здесь лишь выполнение обязательства, которая Турция взяла перед ней, а не перед сербами».

11(23) февраля великий визирь представил послу ответ — он был расплывчатым и обнаруживал единственное желание Константинополя — уйти от точных формулировок в отношении собственных обязательств. Тем не менее турки были вынуждены постепенно идти на уступки. Строганов стремился развить этот успех и секретно извещал Милоша о результатах переговоров 15(27) марта 1818 г.:

«Россия, признав VIII статью Бухарестского трактата властительство Порты над сербами, весьма отдалена от желания возбуждать их против оной. Россия не хочет, чтобы пламя возмущения снова возгорелось в Сербии и предало ее в жертву новым бедствиям. Но Государь справедлив и милосерд. Искренно соболезнуя о народе сербском, единоверном и единоплеменном с русским, он твердо намерен употребить все способы для доставления ему тишины и спокойствия. Порта, конечно, не решится ныне действовать силою, а того меньше явно оружием, лишая сербов преимуществ, обещанных Бухарестским миром. Вы можете, милостивый государь, быть в сем твердо уверены».

Посол убеждал «верховного вождя сербского народа» в том, что он должен сосредоточиться на решении двух вопросов: 1) сведении всех турецких податей и налогов в одну, раз в год выплачиваемую сумму; 2) прекращении практики расселения турок в Сербии. Эти советы полностью соответствовали интересам и расчетам самого Обреновича. В результате греческие заговорщики, разочаровавшись в своих расчетах на совместное выступление с сербами, продолжили подготовку к самостоятельному выступлению.

В 1818 г. в «Общество друзей» вступил Николай Ипсиланти, привлекший туда и своих братьев. В 1820 г. этеристы решили приступить к действиям против турок, воспользовавшись разрывом между султаном и Али-пашой Тепелином, почти независимым властителем Эпира, Фессалии и Мореи. Руководство «Филики Этерия» было предложено Каподистрия, а после отказа последнего, считавшего, что восстание не будет поддержано Россией, и, следовательно, приведет к бесполезному кровопролитию — Александру Ипсиланти. Поначалу и он был настроен скептически и в беседах с этеристами постоянно повторял слова Каподистрия о том, что нельзя воскресить народ чудом, что Россия слишком велика, чтобы думать о греках и что нельзя рассчитывать на победу, рассчитывая только на собственные силы. Однако постепенно членам общества удалось склонить князя на свою сторону. Для того, чтобы убедить генерала в готовности народа поддержать восстание, ему передавались фальшивые адреса с подписями тысяч людей, призывавших его к выступлению. 31 марта (12 апреля) 1820 г. он был объявлен генерал-эфором, то есть блюстителем «верховной власти». Под предлогом поправки здоровья, в июле 1820 г. Александр Ипсиланти выехал на юг России, в Одессу. Здесь говорил с представителями греков от имени императора, назначал эфоров для распоряжения делами и суммами этерии в Одессе, Москве, Яссах, Бухаресте и Константинополе, высылал снабженных инструкциями агентов и т.п. Первоначально восстание планировалось начать на Пелопоннесе, но вскоре планы заговорщиков изменились.

В октябре 1820 г., после закрытия сейма в Варшаве, Александр I посетил Бессарабию. В Кишинев на встречу с ним прибыли молдавский и валашский господари. Попытка прозондировать возможность ввода русских войск в княжества была сразу же пресечена, Каподистрия предупредил господарей, что никакой поддержки в случае волнений в княжествах не будет, и что император хочет упрочить мир с Турцией. 13 января 1821 г. скончался господарь Валахии Александр Суцо (1818−1821). По некоторым данным, имевший контакты с заговорщиками господарь попытался раскрыть заговор туркам, и был отравлен при посещении греческой школы — по восточной традиции, гостя встречали вареньем и водой. В ночь с 18 на 19 января в княжестве началось восстание Тодора Владимиреску.

Лидер валашских повстанцев также имел контакты с греческими заговорщиками, обе стороны явно рассчитывали на определенную поддержку друг друга. Владимиреску происходил родом из Малой Валахии, добровольцем участвовал в русско-турецкой войне и был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. Владимиреску пользовался большим авторитетом, при Суцо он занимал должность исправника одного из округов и формировал отряды пандуров для защиты местного населения и торговли от отрядов янычар и бандитов, переполнивших территорию княжеств. Собрав около 4 тыс. чел. Владимиреску поначалу заявил, что хочет защитить валахов от злоупотреблений господаря и бояр. Симпатий к фанариотам он не испытывал, и первоначально его движение декларировало лояльность султану и необходимость восстановления принципа назначения молдаван и валахов на господарские престолы. На самом деле оно было направлено как против турок, так и против греков.

Уже 25 января 1821 г. восставшие обратились к Александру I с письмом, в котором перечислялись все несправедливости, допущенные в правление Суцо господарем и боярами. Владимиреску просил о покровительстве и поддержке. В княжестве в это время находился лишь один незначительный турецкий гарнизон (в Браилове — 700 чел.), на правом берегу Дуная турецкие крепости были практически очищены от гарнизонов, направленных на войну с Али-пашой. Этеристы надеялись на то, что им удастся наладить сотрудничество с Владимиреску. 22 февраля Александр Ипсиланти в русской генеральской форме в сопровождении брата Георгия перешел замерзший Прут и отправился в Яссы, где 24 февраля обнародовал воззвание, убеждавшее христиан в том, что поддержку повстанцам окажет великая «северная держава».

«Начните действовать, друзья, — заверял генерал, — и вы увидите державную силу, защищающую права наши; вы увидите из самых врагов наших многих, которые, будучи убеждены справедливою нашею причиною, обратят тыл и соединятся с нами противу врагов наших, и Отечество наше с искренностью примет их в объятия свои».

Греческая община Одессы откликнулась на призыв особенно энергично. В городе шел сбор средств и добровольцев. Собственные силы князя в это время составляли только 800 чел., из которых 600 добровольцев греков и 200 наемников, набранных на Юге России и называвших себя «казаками». В Яссах Ипсиланти повел себя в высшей степени высокомерно по отношению к местным боярам, под угрозой силы вымогал средства у купцов и банкиров. Угрозы действовали, в том числе, и потому, что в первый же день по вступлению в город по приказу князя были арестованы и затем казнены 50 турецких торговцев. Убийства турок, судя по всему, стали повседневностью восстания, даже явный сторонник Ипсиланти — Александр Стурдза — назвал эти действия «лютостями бесполезными».

Одновременно князь Александр отправил два письма — к русскому императору и к графу Каподистрия, призывая оказать помощь «делу греческой свободы». Письмо к Александру I содержало не только самый энергичный призыв о помощи, но и предлагало объяснение случившегося:

«Благородные движения народов исходят от Бога, и, без сомнения, по Божию вдохновению поднимаются теперь греки свергнуть с себя четырехвековое иго. Долг в отношении к отечеству и последняя воля родительская побуждают меня посвятить себя этому делу. Несколько лет назад среди греков образовалось тайное общество, имеющее единственною целью — освобождение Греции; оно выросло быстро, и его ветви распространяются повсюду, где только есть греки. Я смею уверить Ваше Императорское Величество, что никакие человеческие силы не могут остановить этот благородный порыв греков, и что сопротивление общему желанию нации может только погубить ее навсегда, тогда как, управляя ей с энтузиазмом, должно надеяться спасти ее. Государь! Неужели Вы предоставите греков их собственной участи… Не презрите мольбы 10.000.000 христиан, которые возбуждают ненависть тиранов своею верностью нашему Божественному Искупителю. Спасите нас, Государь, спасите религию от ее гонителей… Освободите нас, Государь! Очистите Европу от этих кровожадных чудовищ и удостойте ко всем великим именам, которые Вам дает признательная Европа, присоединить имя освободителя Греции».

Письмо заканчивалось просьбой об исключении его автора вместе с братьями из русской службы. Это было уже второе обращение за помощью из княжеств, начиная с января. Следует отметить, что зимой 1820 г. Ипсиланти встретился с Каподистрия и попытался вручить ему проект заговорщиков. Граф отказался знакомиться с этим документом и заявил: «Именно эти составители проектов виновнее всех; они вовлекают Грецию в погибель. Они ничто иное, как жалкие купеческие приказчики, разорившиеся вследствие своего дурного поведения; они собирают деньги у простодушных во имя отечества, которого они сами не имеют. Они хотят впутать Вас в свой заговор для того, чтобы придать значение своим проискам». Ипсиланти не мог рассчитывать на его поддержку.

Новость о начале греческого восстания застала Александра I в Лайбахе врасплох. Она пришла именно в тот день, когда австрийские войска рассеяли карбонариев в Неаполе. Участники конгресса, и прежде всего Меттерних, стали подозревать Россию в организации выступления Ипсиланти. Меттерних, правда, не был бы самим собой, если бы не воспользовался ситуацией для того, чтобы вновь попытаться очернить Каподистрия в глазах Александра, намекая на то, что естественные симпатии дипломата к греческому делу могли зайти дальше границ его служебного долга. Австрийский канцлер изложил свое видение проблемы следующим образом:

«Монарх, соединившиеся для поддержки принципа охранения всего законно существующего, не могут нисколько колебаться в прямом приложении этого принципа к плачевным событиям, совершившимся недавно в Оттоманской империи. Приложение принципа требуется с наибольшею силой к этим важным событиям, ибо несомненно, что греческое восстание (как бы оно не связывалось с общим движением умов в Европе, как бы ни приготавливалось в стремлении чисто национальном, как бы, наконец, ни естественно было восстание народа, страдающего под самым страшным гнетом), — греческое восстание есть непосредственное следствие плана, заранее составленного и прямо направленного против самого страшного для революционеров могущества, против союза двух монархов с целью охраны и восстановления. Событие не одиночно; оно находится в связи с общим планом. Оно имеет не преходящее только значение; его следствия будут долго давать себя чувствовать. Настоящие виновники его задумали его не в интересе греческого народа; они не могут скрыть от себя того нравственного падения, до какого доведен этот народ веками. События задуманы с целью поссорить Россию и Австрию; они служат средством не дать потухнуть огню, поддержать либеральный пожар; средством поставить в затруднительное положение самого могущественного монарха греческого исповедания и всех его единоверцев, взволновать русский народ в смысле противоположенном движению, какое его государь дает своей политике; заставить русского государя отвернутся от запада и обратиться на восток».

Меттерних опасался, что в момент, когда Австрия увязла в Италии, она не сможет помешать планам императора России решить восточный вопрос в свою пользу. На деле таких планов не было. Александр I согласился отдать распоряжение русскому послу в Турции выступить с совместным заявлением с австрийским. 23 февраля (7 марта) 1821 г. соответствующая инструкция была отправлена из Лайбаха Нессельроде. Центральной частью ее были заверения султана в непричастности России к восстанию и совет придерживаться умеренной политики:

«Необходимая строгость по отношению к зачинщикам смуты, с одной стороны, справедливая и благотворная система управления — с другой — таковы единственные средства восстановления в названных краях спокойной обстановки, способной внушить определенное доверие».

Доказательством искренности занятой Россией позиции было отсутствие у нее сколько-нибудь значительных сил на русско-турецкой границе. На южном направлении была дислоцирована 2-я армия, состоявшая из двух пехотных корпусов (пяти пехотных дивизий), одной драгунской дивизии и 9-ти казачьих полков. Вместе эти части составляли 60.000 человек, расквартированных на огромном пространстве Киевской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской, Таврической губернии и Бессарабской области. Александр I осудил греческую революцию и отдал распоряжение главнокомандующему 2-й армией графу Витгенштейну соблюдать строжайший нейтралитет по отношению к событиям в Дунайских княжествах.

9(21) марта 1821 г. было официально объявлено об исключении князей Ипсиланти из списков русской службы без права возвращения в Россию. 26 марта (8 апреля) по приказу императора Каподистрия отправил Александру Испиланти следующее послание:

«Получив Ваше письмо, император испытал тем более скорбное чувство, что всегда ценил благородство чувств, которое Вы обнаруживали, находясь в Его службе. Император был далек от опасения, что Вы позволите увлечь себя духу времени, который побуждает людей в забвении своих главных обязанностей искать блага, достигаемого только точным исполнением обязанностей религии и нравственности. Без сомнения, человеку врождено желание улучшения своей участи; без сомнения, многие обстоятельства заставляют греков желать не всегда оставаться чуждым своим собственным делам; но разве они могут надеяться достигнуть этой высокой цели путем возмущения и войны междоусобной? Разве какой-нибудь народ может подняться, воскреснуть и получить независимость темными путями заговора? Не таково мнение Императора. Он старался обеспечить грекам свое покровительство договорами, заключенными между Россией и Портой. Теперь эти мирные выгоды не признаны, законные пути оставлены, и Вы соединили свое имя с событиями, которых Его Императорское Величество никак не одобряет. Как Вы смели обещать жителям княжества поддержку великого государства? Если Вы разумели здесь Россию, то Ваши соотечественники увидят ее неподвижной, и скоро их справедливый упрек обрушится на Вас; на Вас всею тяжестью ляжет ответственность за предприятие, которое могли присоветовать только безумные страсти. Никакой помощи, ни прямой, ни косвенной, не получите от Императора, ибо мы повторяем, что недостойно Его подкапывать основания Турецкой империи постыдными и преступными действиями тайного общества. Если Вы нам укажете средства прекратить смуту без малейшего нарушения договоров, существующих между Россией и Портою, то Император не откажется предложить турецкому правительству принять мудрые меры для восстановления спокойствия в Валахии и Молдавии. Во всяком другом случае Россия останется только зрительницей событий и войска Императора не тронутся. Ни Вы, ни Ваши братья не находятся более в русской службе, и Вы никогда не получите позволения возвратиться в Россию».

18(30) марта Нессельроде известил о произошедшем всех русских дипломатических представителей за рубежом:

«Прибыв в Яссы, князь Ипсиланти осмелился направить императору письмо с ходатайством об оказании Его Величеством помощи и защиты греческой нации, которая, по его словам, вся от мала до велика готова бороться за свою независимость. Вы, г-н… слишком хорошо знаете правила, которыми император руководствуется, чтобы не предугадать, каков был его ответ».

Посланнику в Турции барону Г.А. Строганову было вменено в обязанность сообщить Порте обо всех этих мерах. Воздержавшись от помощи повстанцам, Россия решилась на оказание моральной поддержки султану. Это должно было помочь ему повлиять на турецкие власти и не допустить расправы над мирным христианским населением. «Пусть Порта знает, — писал Строганову император в рескрипте от 31 марта 1821 г., — что мои принципы никогда не позволят мне поощрять восстание, пусть, с другой стороны, жертвы происходящих событий находят у Вас поддержку…, когда такое бедствие обрушивается на народ, с которым нас связывают священные узы единой веры».

Инструкции Нессельроде Строганов получил 1(13) апреля 1821 г. Через девять дней после этого, имея в руках и императорский рескрипт, посланник направил назад отчет о своих действиях.

«Просьба о моральной поддержке (подч. авт. — А.О.), с которой правительство обратилось ко мне при первых же известиях о начавшемся мятеже, вполне соответствовала той линии поведения, которую я себе наметил. Предугадывая решения нашего Августейшего Государя, я счел крайне важным добиваться того, чтобы акты правосудия и надлежащее отношение к договорам сочетались с долгом человеколюбия по отношению к нации, скорее несчастливой, нежели виновной, действительно помогать туркам в их мероприятиях, лишая их тем самым малейшего повода подозревать Россию, даже предвосхищать их просьбы и затем воспользоваться их доверием ко мне, дабы внушить им необходимое для их же пользы чувство милосердия и миролюбия. Не подлежит сомнению, что отнюдь не посредством кровавой расправы и применения страшных орудий мщения, не путем лишения заблудших людей малейшей надежды на спасение ценой изъявления покорности можно успокоить целый народ, доведенный до отчаяния. Таков был смысл всех увещеваний, которые я не уставал повторять при каждом удобном случае. Последние предписания, полученные через Вас, г-н граф, дали мне еще одну возможность развить эти доводы».

Греческое восстание с самого начала продемонстрировало все особенности национально-освободительного движения на традиционном имперском пространстве, где никогда или почти никогда не существовало национальных государств. Говоря о независимости Греции, революционеры прежде всего подразумевали наследство Византии, которая отнюдь не была национальным государством. В результате их поддержали только греки. Другие христианские народы Балкан вовсе не разделяли национальные мечтания греков. Апеллируя к религиозному единству православного мира, Ипсиланти хотел использовать его в интересах новой Эллады. Его мало дисциплинированные отряды добровольцев выросли до 7.395 чел., они кормились за счет местного населения, фактически это был грабеж и вымогательство, которое не добавило этеристам поддержки в княжествах. 28 марта отряды Ипсиланти вошли в Бухарест, но выступление оказалось изолированным. Полной поддержки со стороны Владимиреску, увеличившему число своих сторонников до 6 тыс. чел., добиться не удалось. В это время отряды Видинского, Силистрийского и Рущукского пашей с трех сторон начали наступление на Малую Валахию и Молдавию. 13 мая турки взяли Галац, 17 мая — Бухарест. 23 мая этеристы обманом сумели схватить Владимиреску на переговорах. Греки казнили его как пособника турок (он был зарублен). 29 мая под Скулянами основные силы революционеров были разбиты. 7 июня этеристы потерпели последнее поражение.

Часть отрядов повстанцев разбежалась, часть была истреблена. Значительная масса жителей Дунайских княжеств, остатки разбитых отрядов, спасаясь от резни турок, потянулись на территорию России. Командование 2-й армии с самого начала восстания распорядилось предоставлять убежище всем беженцам, в случае попытки их преследования турками на русской территории частям, расположенным на границе, предписывалось употреблять силу. Беженцы, приходившие с оружием, разоружались, а поскольку существовала опасность распространения эпидемии чумы, то приходившие из княжеств должны были выдержать определенное время в карантине. Уголовным преступникам убежище не представлялось. Остальным выделялась медицинская и денежная помощь. С марта по сентябрь 1821 г. по данным управляющего губерниями Новороссии (Екатеринославской, Херсонской и Таврической) ген. от инф. графа А.Ф. Ланжерона на русскую территорию только в Бессарабии перешло около 40 тысяч «разных наций, звания и пола душ». Политика, выбранная с начала восстания Россией, не решила ни одной из поставленных задач, более того — «моральная поддержка» Турции спровоцировала ее власти на повышенные требования. Убедившись, что опасности от России не исходит, турки уже в апреле 1821 г. стали требовать от русских властей выдачи беженцев.

9 июня Ипсиланти с братьями Георгием и Николаем бежал в Австрию, где был заключен в крепость Мункач, а затем — в Терезиенштадт, где провел 6 с половиной лет в заключении и был освобожден по просьбе императора Николая I. Князь содержался в качестве секретного пленника под именем барона Шенварта. Австрийцы освободили его, только убедившись в том, что смерть Ипсиланти не за горами — Вена не хотела получить еще одного мученика в мартирологе своих тюрем. За день перед бегством из Молдавии генерал-эфор издал свой последний приказ:

«Воины! Нет, не хочу осквернять это честное, священное имя, называя им вас. Трусливое стадо людей! Ваши измены и коварные поступки заставляют меня оставить вас. Впредь всякая связь между мною и вами разорвана. Только глубоко в душей моей понесу стыд, что я вами начальствовал. Вы преступили клятвы, предали Бога и родину, предали меня в ту минуту, когда я надеялся или победить или умереть со славой вместе с вами. Итак, я вас оставляю. Обратитесь к туркам, которые одни достойны ваших мыслей и направлений».