Мауриц Корнелис Эшер. Проход в склеп. 1927

Согласно нашумевшему марксистскому автору Дэвиду Харви, неолиберализм следует понимать как теорию, согласно которой рыночный обмен является основой системы этических норм, достаточной для регулирования всех сторон человеческой жизни. Свобода — более не цель и не ориентир. Теперь свобода — это лишь инструмент достижения высокой рыночной мобильности каждого человека. Свобода выбора заменяется свободой продавать и покупать. Свобода в принятии решений сменяется свободой продавать себя и быть купленным.

В либеральной версии миропорядка все аспекты человеческой жизни, в том числе и рыночные отношения, должны обеспечивать максимальную независимость. В неолиберальной версии мироустройства все аспекты человеческой жизни должны обеспечивать рыночные отношения и их независимость. В том числе — независимость от свободы личности. Либеральные достижения на поприще частной независимости во всех видах взаимоотношений были полезны для бизнеса и хороши для капиталистического рынка. Но хороши недостаточно. И им на смену пришли новые, неолиберальные достижения, во многом перечеркивающие предыдущие.

В новой версии любые отношения должны быть не только независимыми, но и максимально краткими. В этом нюансе и кроются ключи для понимания современных частных и глобальных процессов. Для получения сверхприбыли мало корпораций, нужны сверхкорпорации. Необходимы транснациональные корпоративные конструкты. Такие конструкты удобнее строить на кратких по времени трудовых договорах с малыми обязательствами. Именно сочетание больших финансовых структур с их малыми и краткими обязательствами перед обществом и его членами позволяют расширять прибыль до невиданных ранее горизонтов. С задачей создания такого сочетания либеральный (не нео-, а просто) мир справиться не может.

Мир, организованный по либеральным принципам, может, например, обеспечить возможность гражданину Индии работать в американской компании. В неолиберальной версии гражданин Индии в течение всего одного года будет вынужден сменить работу в 10 американских корпорациях. И у каждой из этих десяти корпораций перед гражданином Индии будут самые скупые обязательства и самые широкие полномочия, в том числе по увольнению. Замечаете в таком варианте пространство для достижения свободы конкретного человека? Всё правильно — этого пространства нет. Для создания такой версии мироустройства границы идентичности, открытые ранее либерализмом в борьбе с семьей, государством и вообще чем-либо, должны быть напрочь стерты. А те границы, которые всё же не могут быть стерты, должны существовать как можно реже и короче. Краткость существования связей — это, как уже было замечено, ключевое требование неолиберализма.

Независимость как фундаментальная либеральная ценность полностью заменена несвязностью каждого человека во времени и пространстве с кем-либо или чем-либо, в том числе и с самим собой. Подобный результат можно проследить в том, как устроен институт семьи в современном мире.

В рамках неолиберальной парадигмы брак перестает быть союзом свободных людей и становится решением, находящимся в области финансов, и поэтому принимаемым уже не гражданами, но предпринимателями. Соответственно, брак должен расторгаться уже не по первому требованию любой из сторон, а тогда, когда это выгодно тому, у кого есть некая власть для принятия решения, обеспечивающего рост собственного капитала. У того, у кого такой власти нет, будет в случае чего на одно проигранное в суде дело больше.

Если с точки зрения либеральной этики никакое сочетание гендерной идентичности супругов не могло являться барьером для создания ячейки общества, то в случае с логикой неолиберализма дело обстоит несколько иначе. Значение имеет лишь итоговая степень связанности супругов друг с другом. Чем эта степень выше — тем хуже. Потому как это несет ограничения на количество возможных трудовых контрактов с работодателями в единицу времени. Как мы помним, именно в краткости любых отношений и состоит требование неолиберальной идеологии.

В неолиберальном обществе человек может иметь семью только в случае, если это выгодно мировому капиталу или его части. Только если новая ячейка общества будет обладать достаточной покупательной мощностью. Если выгодно самому человеку — это не считается. И потому — не получится. Внезапно окажется, что образование — платное, хорошее образование — совсем платное, здравоохранение — невероятно платное, и так далее. Семья превращается в источник расходов, мешающий каждому ее члену конкурировать на рынке услуг. А теперь конкурировать нужно всегда, выиграть один раз недостаточно, у гонки нет финиша, потому как все общественные отношения, в том числе и трудовые, подгоняются под стандарт краткости и непостоянности.

В неолиберальном идеале у ребенка вообще не должно быть родителей — он должен сразу принадлежать капиталу. Чему активно способствуют достижения на поприще ювенальной юстиции.

Кому может быть выгодна такая бешеная и постоянная гонка? Только тому, кто уже на старте вырвется в неоспоримые лидеры. А именно — эксплуататору, владеющему средствами производства и инструментами контроля течений капитала и общественного мнения.

Если неолиберализм и имеет какое-то отношение к свободе личности, то только в очень узком смысле — в смысле свободы для реставрации и укрепления власти пожизненных богачей как класса. Мощнейшим достижением, возможным только при неолиберальном политэкономическом курсе, является оформление меньшинства экономических монополистов в единый класс.

С одной стороны, консолидация по классовому типу позволяет монополистам находить общность политических и экономических интересов вопреки внутригрупповой конкуренции.

С другой стороны, пропаганда перманентной конкуренции, помноженная на идею максимально коротких по времени частных отношений, приводит к полной невозможности для группы эксплуатируемых осознать себя именно как группу, объединенную общими классовыми интересами. В итоге, столь разрекламированная в массовой медиакультуре конкуренция уходит из пространства капитала богатых собственников и перемещается в пространство капитала наемных рабочих. Поскольку совокупный капитал всех наемных рабочих несопоставимо меньше совокупного капитала корпоративных монополистов, то и конкуренция в среде рабочих происходит за меньшие возможности дохода. Зачастую выигрышем в такой конкуренции является просто возможность продолжить свое существование, прожить еще один день. Таким образом, конкуренция, поле которой сужено исключительно до пространства наемных рабочих, становится уже просто битвой насмерть, в которой выигрывает тот, кто может позволить себе накапливать доходы, в этой битве не участвуя. Казино всегда выигрывает.