Североатлантический альянс оценивает уровень боеспособности афганских сил как неудовлетворительный — на днях такое сообщение было опубликовано в западной прессе со ссылкой на секретный отчёт НАТО. В документе, сведения о котором появились, в частности, в публикации журнала Der Spiegel, утверждается, что из 101 пехотного подразделения Афганской национальной армии (АНА) только одно является полностью боеспособным, в то время как 38 признаны в значительной степени проблемными. Кроме того, 10 батальонов численностью по 600 человек были охарактеризованы как не пригодные к боевым действиям. По данным командующего афганской миссией НАТО генерала Джона Кэмпбелла, из 17 батальонов АНА, проходящих службу в беспокойных южных провинциях Кандагар и Заболь, 12 обладают лишь ограниченной боеготовностью. Не случайно в минувшем году боевые действия унесли жизни 8 тысяч солдат АНА — в среднем каждый день погибали 22 военных. И это при том, что американцы и их союзники потратили много лет на то, чтобы подготовить должным образом местные силы безопасности, но, как видим, их попытки во многом оказались тщетными.

stripes.com

Да, сейчас США пытаются исправить ситуацию, в частности, путем расширения парка ВВС Афганистана. На днях руководство Минобороны республики приняло первую партию из 4 лёгких самолётов-штурмовиков модели A-29 Super Tucano. В дальнейшем США обещают продолжить оснащение афганских ВВС самолётами данной модели, рассчитывая, что к 2018 году их численность в составе авиационного парка ИРА достигнет 20 единиц. А американская компания «MD Helicopters» обязалась поставить в распоряжение афганских военно-воздушных сил в дополнение к имеющимся 16 винтокрылым машинам данной модели еще 12 лёгких многоцелевых вертолётов модели MD-530 °F.

Поставки поставками, однако далеко не последнюю роль в боеспособности вооруженных сил играет такой фактор как воспитание личного состава. При этом под воспитанием должно пониматься не только сухое изучение уставов, а целенаправленное патриотическое и идеологическое воздействие на военнослужащего с целью выработки у него специфических качеств, необходимых для практического выполнения поставленной задачи. Это военное определение воспитательной работы можно было бы свести лишь к одному понятному слову — «дисциплина». Но выработать и поддерживать дисциплину в боевых частях без хорошего идеологического базиса невозможно: заставлять бежать солдата в атаку под дулом автомата — путь в никуда. Ни для кого не секрет, что солдат, не знающий за что он воюет, представляет собой крайне небоеспособного субъекта с оружием, от которого можно ждать побега, предательства, дезертирства. Как раз того, что и происходит сегодня в афганской армии. По словам афганских и натовских чиновников, солдаты массово дезертируют из армии вследствие плохих условий жизни или командиров, которые не дают им отпуска.

Недавно в афганском парламенте обсуждался вопрос о том, что военнослужащие афганской национальной армии нелегально продают талибам современные американские автоматы, пистолеты и боеприпасы к ним, а также форму афганской национальной армии. Утешает лишь то, что афганская армия — это не тот обоюдоострый меч, один край которого обращён к внешнему врагу, а другой может быть направлен против власти. В отличие от некоторых арабских стран, афганские наземные войска обслуживают пока только кабульский режим.

Известно, что боевой дух — это важнейший параметр, который может как увеличивать, так и уменьшать боеспособность армии. Армии воюют так, как они были обучены. Здесь уместно вспоминать историю о Юлии Цезаре, который «Зимой так обучал свои легионы и каждого солдата к конкретным обязанностям, что когда весной он начинал войну против галлов, ему не было необходимо отдавать приказы, поскольку все знали, что и как нужно делать».

Когда в свое время советские военные советники имели влияние на афганских военных, они укрепили их боевой дух и подняли планку мотивации намного больше, чем это смогли сделать американцы в настоящее время. Автору этих строк выпало служить в афганской дивизии военным переводчиком. Часто доводилось наблюдать, как советники старались передать афганским офицерам как можно больше знаний и навыков. Не случайно поэтому, что каждый из трех командиров дивизии в разные годы стал видным военачальником. Шах Наваз Танай стал министром обороны, Алудин — командиром армейского корпуса, Гульбахар — командиром бригады Царандоя (афганской милиции). Созданная же американскими советниками по лекалам колониальной, вспомогательной армии, новая афганская армия выполняет в основном полицейские функции, и к регулярной войне, серьёзной противопартизанской кампании мало приспособлена. Имея преимущество в живой силе и технике, она лишена мотивации. Афганские военные просто не понимают, зачем они воюют. Для афганца главное в армии — боевой дух. И поэтому, когда президент Ашраф Гани называет талибов «братьями», приглашает их к переговорам, у афганца голова кругом идет. Получается, он воюет против братьев? Это деморализует афганскую армию.

В создающей дополнительные проблемы сложной мозаичной системе народов Афганистана доля основного народа страны — пуштунов в армии составляет лишь 3%.Все остальные — это таджики, хазарейцы, узбеки, даже небольшое количество белуджей. Афганцы четко осознают, что, если они проводят операцию в какой-то провинции, на территории каких-то пуштунских племен, им это не забудут. Куда более охотно они воюют на своей территории. У каждого рода, племени есть свой кишлак, где они готовы сражаться против всех внешних врагов. Но не на чужой земле. Чужая земля для них — это чужая среда, чужая «околица». Пока она далеко, слишком упираться — воевать не стоит. А вот, мол, когда подойдут к моей околице, тогда уж разойдусь. События последнего времени показывают, что желания стоять насмерть они не испытывают и неохотно воюют с талибами, в глазах которых выглядят пособниками американской, иностранной армии.

Современные афганские солдаты и офицеры — это не то что воевавшие против советских войск моджахеды, у которых была сильная мотивация в действиях. Вот как генерал Александр Лебедь оценивал их в своих мемуарах: «В течение часа, пока батальон готовился к маршу, мы с начальником штаба уяснили задачу, довели ее до командиров рот. Энтузиазма, честно говоря, задача не вызывала. Есть там, под Баграмом, километрах в семи, населенный пункт под названием Махмудраки. Жили там исключительно крутые мужики, которые с фанатичным упорством, всеми доступными средствами долбили любые дерзнувшие проехать по священной земле любимого их кишлака колонны: не важно, был ли это танковый батальон или афганская пехотная рота на автомобилях. Долбили, прямо скажем, не без искусства. Творчества и инициативы у них было хоть отбавляй. Так вот, отмеренные мне четыре километра и перекрывали полностью эти самые Махмудраки. Компания обещала быть нескучной, общество радушным и гостеприимным…».

Далее он пишет: «Мне не давала покоя репутация Махмудраков. Было непонятно, почему нам так легко дали войти в кишлак… Душманы из Махмудраков поступили просто и мудро. С вечера спокойно выспались, пока мы бдили, а под утро, с рассветом, когда казалось, что уже все прошло, подкрались так, как это умеют делать только они: гордые, горные войны — неслышно, как кошка по ковру. Подкрались, сосредоточились, и практически одновременно дали залп по колонне не менее чем из десяти гранатометов, сопроводив его густым ружейно-пулеметным огнем… Залп взорвал тишину. Ухнули в ответ пушки, застучали пулеметы, автоматы. По всем четырем километрам творилась дикая вакханалия. Длилась она минуть пять, но эти пять минут — дорогого стоят». В этих словах восхищение Лебедя афганскими партизанами. В том бою он уцелел чудом. Густые автоматные и пулеметные очереди, которыми моджахеды обстреляли командирскую машину, не попали в него. Далее генерал приводит многочисленные примеры того, как лучшие советские подразделения попадали в ловушки, расставленные партизанами, оказывались под сокрушительными ударами и несли тяжелые потери.