Пост-СССР: пожизненное президентство и революция
В демократическом государстве выборы символизируют власть народа и являются важным механизмом реализации его права на самоуправление. В недемократических государствах выборы или отсутствуют вовсе, или ассоциируются с процедурой голосования, которая лишена всякого смысла сама по себе — даже в том случае, когда осуществляется строго в соответствии с законодательством, написанном правителями.
Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана (1989—1991) Нурсултан Назарбаев, побывав также в должности председателя правительства (1984—1989) и парламента республики (1990), в 1990 году стал первым президентом республики, бессменно занимая это кресло до сих пор. По официальным данным, 26 апреля 2015 года за продолжение пребывания Назарбаева в президентском кресле отдали свои голоса 97,75% граждан.
Ислам Каримов правит Узбекистаном почти четверть века, с 1989 года, и 29 марта 2015 года вновь продлил своё пребывание в президентском кресле с показателем 90,4% отданных за него голосов (по официальным данным). До того, как стать первым и бессменным президентом, Каримов занимал должности первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана и председателя правительства.
Первый Секретарь ЦК Компартии Туркмении Сапармурат Ниязов, известный также как «Туркменбаши» (Türkmenbaşy — «правитель туркмен»; официально именовался также как «Сердар» («вождь») и «Вечно Великий Сапармурат Туркменбаши», урождённый Аннаниязов), правил Туркменией бессменно с 1985 по 2006 г. Официально пожизненное президентство автора «Рухнамы» могло продолжаться по сей день, но смерть как проявление высшей справедливости невозможно предотвратить никакими псевдовыборами или поправками в Конституцию.
Первый Секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев стал первым президентом этой постсоветской республики в 1993 году и бессменно правил ею вплоть до своей смерти в 2003 году, после чего президентское кресло унаследовал его сын Ильхам, правящий по сей день. Мало кто сомневается в том, что наследники престолов покинут президентские дворцы иначе, чем вперёд ногами.
Похожая ситуация в Белоруссии с той лишь разницей, что Александр Лукашенко стал первым президентом лишь 1994 году и не возглавлял Компартию Белоруссии. Он состоял в компартии, после ГКЧП проголосовал за её запрет и в дальнейшем, после возрождения и инспирированного раскола в ПКБ, взял выделившуюся «пропрезидентскую» КПБ под личную опеку, а также создал несколько симулякров в позднебрежневском стиле (БРСМ, РОО «БР»). До введения поста президента официальным главой постсоветской республики был председатель Верховного совета. Лукашенко до сих пор бессменно занимает президентское кресло, и после оформления очередного срока в октябре будет править ещё пять лет, надеясь отметить четверть века бессменного президентства.
«Власть развращает, и абсолютная власть развращает абсолютно», — заметил ещё в XIX веке английский историк Джон Актон. В справедливости его слов легко убедиться, присмотревшись к политическим режимам, установившимся в постсоветских лимитрофах. Самым ярким примером является Туркмения, однако и в европейской части нашей разделённой Родины не столь уж сложно найти соответствующие примеры.
Правители постсоветских лимитрофий найдут миллион и одну причину, по которым существование удельной раздробленности оправданно, равно как и нахождение именно их у власти. Контент-анализ показывает, насколько банальны, шаблонны, незамысловаты доводы сторонников сепаратизма, режимов откровенно авторитарных и диктаторских, этнократических и русофобских по своей природе.
«Коней на переправе не меняют», «я наелся власти, но…», «отвести от пропасти», «завершить начатое», «кроме нас некому», «народ просит», «в мире неспокойно» и т.п. слышат формально обладающие правом голоса граждане накануне каждой выборной кампании. На самом деле в подобных ситуациях, за редчайшим исключением, речь идёт не о гражданах, а о подданных, у которых вместо права есть лишь возможность (или обязанность) принять участие в процедуре имитации легитимации. Но даже в случае выхода данного процесса из-под контроля у правителей есть возможность обойтись легитимацией внешней взамен на отработку ярлыка.
Демократия античной эпохи вполне уживалась с рабовладельческим строем, расизмом и некоторыми другими явлениями, которые среднестатистическому современному обывателю кажутся «антидемократичными». Особенностью политических систем последующих эпох, в т.ч. и современных, является их сущностный антидемократизм при том, что различные формы дискриминации (по расовому, вероисповедному, половому и др. признакам) могут порицаться и даже наказываться в рамках закона. Уже в период Нового времени политические технологии позволяли успешно имитировать власть народа, а Новейшая история и вовсе пестрит отточенными до совершенства механизмами лишения граждан задекларированных прав.
Подлинными республиками были Рим и Афины, а в рамках Русской цивилизации «вечевая демократия» породила фактически республиканскую форму правления в Новгороде, Киеве, Полоцке и многих других древнерусских землях. Аналогичные формы народоправства были и у англосаксов. Ныне же реальные права граждан Франции или любой другой европейской страны весьма непросто сравнивать с «пережитками», не говоря уж о современных непросвещённых криптоабсолютистских режимах среднеазиатского типа.
Экклесия, тинг и вече неоднократно вспоминались в период Новейшей истории идеологами коммунизма, анархизма, фашизма, национал-социализма и др. в контексте критики т.н. буржуазных демократий. Совершенно справедливо отмечалось, что между древними демократиями и тем, что назвалось «демократией» в XX веке, огромная пропасть. При этом, апеллируя к восстановлению утраченной традиции с учётом духа времени, обывателю часто преподносилось новое извращение, имевшее сходство с формальным идеалом лишь по форме, но не по содержанию. Аналогичная практика характерна и для XXI века.
Особым шиком в постсоветских лимитрофах считается возродить то, чего никогда не было. Ещё до 1991 года общим местом стали безответственные заявления о «возрождении», за которое выдавали откровенный регресс и новодел. В создании иллюзий и мифов удельным правителям, поменявшим партийные билеты на «вышивански» и их аналоги, охотно помогали коллеги и новые господа с Запада. Типичный пример отражен в сообщении (впоследствии удалённого) государственного информагентства Белоруссии БелТА от 18 июня 2009 г. о записи, которую Александр Лукашенко оставил в Книге почетных гостей музея своего туркменского коллеги Сапармурата Ниязова. Руководитель Белоруссии признал себя учеником Ниязова-Туркменбаши, подчеркнув: «Уверен, что туркменскому народу с первым национальным лидером повезло. Сапармурат Атаевич Ниязов заложил надежный фундамент для строительства Эпохи Великого Возрождения Туркменистана». Чуть позже это же информагентство процитировало поздравление, направленное Лукашенко своему туркменскому коллеге Гурбангулы Бердымухамедову: «За исторически короткий период становления Туркменистан добился поистине впечатляющих успехов в развитии экономики и преобразовании всех сфер жизни общества». Действительно, «успехи» были впечатляющими и о них могут многое рассказать туркменские гастарбайтеры, сбежавшие подальше от «Эпохи Великого Возрождения».
Не секрет, на чём держался нейтралитет ряда европейских государств в отношении режима Ниязова, а затем и его преемника Бердымухамедова — на доступе к углеводородам этой постсоветской среднеазиатской «республики». В их освоении немало преуспели британские Shell, Burren Energy и Dragon Oil. Вполне конкретный меркантильный интерес к Туркмении проявили Deutsche Bank AG и другие европейские компании. Ещё при Ниязове прочно обосновались в Туркмении компании из США — General Electric, Case, John Deere, Boeing и др. Бизнес сопровождался визитами политиков стран Евросоюза и США разного уровня.
У Туркмении есть углеводороды, а у Лукашенко их нет, поэтому Бердымухаммедов является «въездным» в ЕС. С наследником Туркменбаши-Седара не чурались встречаться в Брюсселе председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу, еврокомиссар по внешним связям и европейской политике добрососедства Бенита Ферреро-Вальднер, еврокомиссар по торговле Питер Мандельсон, генсек НАТО Яап де Хооп Схеффер, а также многие другие записные поборники «свобод» и «ценностей».
Постсоветские лимитрофы не уникальны — и в Африке таких «держав» с подобными режимами немало. Они состоят в ООН, с ними ведут дела бизнесмены Запада, всё это сопровождается пропагандистским флёром. Значит ли это, что искусственное разделение нашей Родины, превращение её частей в неоколонии — норма, установление откровенно антинародных режимов — необратимый процесс? Отнюдь нет.
Можно ли сделать из, например, постсоветской Белоруссии «маленькую Швейцарию»? Нет, невозможно, т.к. Швейцария — уникальна и неповторима, как и любая другая страна. Невозможно изменить цивилизационный код, перенести заливные луга Полесья в Альпы. Даже отказ от своей идентичности и конструирование новой, пластмассовой, русофобской не приведёт к достижению уровня потребления швейцарца или другого западноевропейца.
Можно создавать мифы о «белорусской цивилизации», о «Великой Туркмении» (параллельно подразделяя туркмен на «чистых» и не очень), миллионными тиражами издавать «Рухнаму», соревноваться в помпезности нелепых «национальных символов», но ведь это не меняет сути вещей. Лимитроф изначально, по природе своей нежизнеспособен, у него объективно нет ресурсной базы (нематериальной) великих держав для самостоятельного развития. Никакой позолотой невозможно прикрыть тиранию, никакими нефтедолларами невозможно заштукатурить гуманитарную катастрофу.
Когда доверчивого обывателя, особенно не заставшего эпоху СССР (уже выросло целое поколение тех, кто не помнит иных правителей, кроме Назарбаева, Каримова, Лукашенко) убеждают принять участие в имитации демократического процесса, следует задуматься о смысле участия в чужой игре по чужим правилам в чужих интересах. Безусловно, участие в выборном процессе — важное и нужное дело, нравственный долг гражданина, но лишь при условии реального обеспечения данного процесса (наличия выбора — свободного, осознанного, на альтернативной основе и т.д.).
Карл Шмитт, указывавший на природу диктатуры как явления временного в процессе преодоления ненормального положения дел (чрезвычайной ситуации, например — войны гражданской или с интервентами), подчёркивал наличие у диктаторов представления о норме. У «пожизненных президентов» постсоветских лимитрофий нет этого представления, они руководствуются отнюдь не национальными интересами, не высокими идеалами (не будем забывать об их происхождении и перипетиях карьеры) — иначе их действия были бы другими и мы жили бы в другой реальности.
В современных условиях редко встречаются диктаторы, гораздо чаще — тираны и олигархические режимы, этнократические и компрадорские (Латвия, Украина, Молдавия и др.). Обслуживающие их пропагандисты (среди которых немало своеобразных талантов) заверяют в наличии якобы имеющегося «возрождения» и «прогресса», «стабильного развития», заявляют о принципиальной неприемлемости революций, «исчерпании лимита на революции» и делают всё, чтобы если не обман, то страх подавил человеческую личность, её стремление к свободе как осознанной необходимости.
На самом деле лишенное реальных гражданских прав население псевдореспублики имеет возможности изменить положение дел, и в истории немало тому примеров. Вопрос в осознании цели и готовности лично заплатить высокую цену.