Почему в смерти детей нет ни «вины», ни «справедливости»
Итак, мир в основе своей благой, добрый. Не враждебный, не «нейтральный», а благой. Более приземленным языком говоря — правильный. Если бы это было не так, не открывались бы никакие «законы природы» даже, потому что их попросту бы не было. И квадрат гипотенузы не равнялся бы сумме квадратов катетов, потому что определение правильности этого суждения (как и всяких других суждений), и его доказательства, не было бы врожденным и органичным. Не существовало бы рассудительной цепочки фрагментирования интуиции «правильности» — логики, проводящей разум от правильного к правильному до полного подтверждения интуиции, и того, что это подтверждение ее полученным результатом оказывается «хорошо весьма», то есть верно. Человек не мог бы судить ни о чем, правильно оно или нет, потому что не было бы интуитивного ориентира «правильности». Правильность — это синоним или младший брат благости, добра, как мы определили ранее (ИА REGNUM «Смерть как ошибка, и Бог ее исправит» от 5 июля). Правильностью (=добром) пронизана интуиция всякого живого существа, и оно — единственное честное и чистое содержание мира — органично всему живому. Если про доказательство теоремы мы говорим «решение верное», то это ровно тоже, что сказать «мир добр». Данные выводы отличаются только масштабом, но не качественно. Они результат цепи одинаковых правильных рассуждений. Интуитивный поиск своего — искомого правильного и доброго — органичным, врожденным чувством правильности и добра, означает процесс осмысления, выстраивания логики. Доброта настраивает инструменты на поиск себе подобного, и открывает его повсюду в мире, тем самым открывая для себя мир.
Мир исконно добр, благ, логичен, но также очевидно, что он болен. Болезнь настолько серьезна, что заслоняют собою иногда основное содержание, делает его неочевидным, заставляет ошибаться в выводах о нем так же, как школьник ошибается в решении задачки из учебника. Потому что природа всех ошибок тоже одна. Мир функционирует под сильнейшим давлением на него зла. Одной большой ошибки. «Царством Небесным» человеческий духовный поиск назвал очищенную от болезни и от ошибок основу мира. А в узком смысле все, что сопротивляется тому, что делает мир недобрым, и не подпало под влияние злой воли, и не вырастило ее в себе в качестве добровольного попутчика. Не случайно детей Христос всех без разбору причисляет принадлежащими этому миру: «таковых есть Царство Небесное» (Мтф. 19:14), потому что от рождения человек соответствен мирозданию, и долгие годы еще свободен от ошибок воли, даже если другая ошибка — болезнь — уже захватила его.
Не случайно же всякую болезнь — а тем более смерть — детей, все люди воспринимают как величайшую несправедливость на свете, не находя им оправданий, и внутренне никак не соглашаясь с «благочестивыми», а на самом деле профанными «объяснениями» многих культовых служителей, что здесь непременно присутствует чья-либо «вина». Проблема в том, что, судя по риторике, ни одна из ныне существующих духовных школ не способна ясно сформулировать метафизическую постоянную, которую готова отстаивать при любом стечении обстоятельств, даже если бы ангел возвестил иное, и все святые отцы в серебряных окладах качали бы седыми головами, не одобряя. Не имея же такой интеллектуальной и понятной любому человеку привязки к основам мироздания, им всем, вместо объяснений, и, следовательно, утешения надеждой и верой, остается единственный проверенный способ манипуляции людьми — прививанию чувства вины. Итак, «вины» ничьей нет, кроме изобретателей «вины». От самого первого, до последних, которые учат про «вину» с телевизора и с аналоя. Едва религия достигает какого-то благополучия и начинает требовать к себе и своим «вечным ценностям» уважения, тотчас у нее объектом поклонения (а чего же еще) возникает Страшный Господин с кнутом, ищущий повсюду кого бы обвинить и наказать, требовательный, капризный и вздорный, полная копия самой религии в ее «торжествующем» формате, и такая метаморфоза происходит раз за разом, совершенно повсюду. Словно историческая миссия религии сводится к тому, чтобы заболтать Благую весть, растворив ее в массе совершенно необязательных, а подчас и совершенно глупых предписаний и техник, манипулирующих сознанием людей, пришедших совсем не за этим, и желающих для себя и ближних совсем не того, что им предлагается освоить.
Религия, которая манипулирует чувством вины, приписывая Богу управление ошибками совершает духовный подлог. В сущности отвращает людей от доброделания, потому что Бог не является для них ориентиром и примером доброделания. Он выглядит для них столь же капризным, жестоким и требующим пресмыкания в обмен на негарантированную милость, что становится неотличим уже от всех этих «отцов пафнутиев» с садистическим удовлетворением рассказывающих, как «любящий отец», будет всех душить, жечь, отрезать ноги трамваем до тех пор, «пока все не покаются», то есть не станут безвольными тряпками, наученными «правильно прикладываться» между 8.00 и 10.00 в воскресные дни и пугать соседей своим угрюмым «благочестивым» видом во все остальные. Не помещают в одном здании лазарет и прокуратуру, потому что при их «совместной работе» ни один больной никогда не выйдет здоровым. Ему скорее отпилят еще одну ногу, чем вправят поврежденную, едва докопаются до «истории болезни». Невозможно и служить Богу, как «двум господам», ибо неизбежно из двух столь разных в итоге останется один, и потребует себе поклонения по полной. Но это будет уже не образ Бога, а уродливая пародия, рожденная в злой, испорченной человеческой воле.
Смерть это факт наличествующей неисправленной ошибки, но ошибка — это когда «неправильно». Есть то, что человеческий духовный поиск определил как болезнь, которая вкраплена в мироздание. Бескомпромиссное же добро ошибок не совершает, оно их исправляет. «Люди же не знают, что делают зло побуждаемые чуждою некой силою; напротив того, думают, что это естественно и что делают сие по собственному своему рассуждению», — писал Макарий Великий в рассуждении о причинах общей болезни, присутствующей в мире. Все же живое и доброе всегда остается живым, даже если сейчас оказалось подкошенным болезнью и смертью. Всякая умершая птица падает не просто на землю, а к стопам Бога («ни одна из них не упадет на землю вне Отца вашего»), учил Христос, то есть даже птица по сути бессмертна, и судьба ее продолжается, и это судьба всех живых существ, не склоненных злом на волевое дальнейшее утверждение зла. Интуитивное понимание того что мир качественно добр, привел духовный поиск человека к источнику этого добра. На разных языках мира Источник и звучит как «преизбыток добра», «богатство добра», «Бог». Бог'ато — это не много золота в кувшинах, а преизбыток всего самого ценного, и того, к чему устремлен мир — жизни.