Николай Ге. В Гефсиманском саду


В православной публицистике в относительно недавнее время завелось такое выражение — «лайт-христианство». Обозначается им все неправославное или не до конца православное, все, что упрощает пребывание в религии. Православная религия не должна давать человеку никаких поблажек, а человек не должен их искать. Все должно быть по полной. Хотите «полноты истины» — исполняйте в версии «хард». Не можете — имейте в виду, что она есть. Кто-нибудь обязательно может. И мы про них кое-что даже читали. Следует разобраться, что это за «хард» такой и чем он так отличается от «лайт» в богоспасительную сторону.

Православие славится тем, что предлагает сразу всю полноту, здесь содержится полный ассортимент духовных ответов на любые духовные запросы. И ответы даются все совершенно правильные. То, что ответы правильные и во всей полноте, можно понять из следующего. Православие сохранило преемство. Наследственная чистота духовной крови безупречна, ни разу не прерывалась и никогда не прервется. В православии можно поклоняться иконам. В православии Христос — Бог, и у Него всего по Два — две природы, две воли, две энергии, Он может между ними переключаться. Православие правильно учит об исхождении Святого Духа от Отца. И, наконец, в православии нет папы римского. Двумя последними важнейшими установками православие отличается от католичества, которое тоже сохранило преемство, согласно с тем, что всего по Два, разрешает поклоняться иконам, но у них есть папа, и они неверно учат об исхождении Святого Духа еще и от Сына. Бог не любит отклонений от того, как заповедал учить, и поэтому они не спасаются. Только милостью, разве что. Но милость, сами знаете, не очень надежная вещь.

Итак, эти самые важнейшие вещи дают стопроцентные основания говорить, что мы имеем дело с теоретической стороной версии «хард». Что глубоко копали, разузнали, все как надо. Бог, конечно, не говорил, что ни в коем случае не надо иметь папу, и об исхождении Духа не расписал все по пунктам, однако для того и нужна трезвенная духовность, чтобы прозревать эти нюансы и вычитать как положено. Итак, есть еще практическая сторона вопроса, хранящая духовность в самом пиковом состоянии, и благодаря ей теория выглядит яснее некуда. Но разве практика может сразу начаться на основании столь высоких предметов? Как можно практиковать Троицу, Две природы-воли-энергии или отсутствие папы? Из всего этого, что указывает, несомненно, на правильность теории, можно только поклоняться иконам. А что с прочим? Остальное надо только иметь в виду? Что Три, Два и нельзя папу? Или все это имеет практическую пользу? Ведь практика — это когда надо что-то делать, воплощать теорию в действие. А что со всем этим можно делать, кроме как правильно молиться? Навскидку ничего другого и не получается. Да и сами православные согласны, что всякая прочая практика — как возня с сиротками, убогими, калеками, всякое «милосердие» — это и есть тот самый «лайт» во всей красе. Почему они так считают?

В православии молитва является главным деланием, совершаемым ради собственного спасения. Настолько главным, что все прочие действия и близко не стоят к молитве. Напротив, могут сильно отвлекать. Внешние думают, что попросить Бога о чем-нибудь — плевое дело. Однако православные только посмеются такой наивности. Организовать правильную связь с Богом — целая наука. Сама по себе «практика» состоит, в свою очередь, в освоения многоступенчатой теории. В которой «фундаментальные» теории про Два и Три имеют решающее значение. Здесь, собственно, теория и является практикой. Можно сказать, что православие — это практикование теории молитвы: «Молиться — кровь проливать». В основе всего лежит «математическое» боговедение, в котором Бог является «познан» как Троица, где одна из трех ипостасей наделена сразу двумя усиями (сущность, природа. Термин, который в богословии Пресвятой Троицы выражает сущностное единство Бога, в отличие от понятия «ипостась», выражающего три личностных начала единой природы Божией), она же «рождается» и энергийно «посылается» той, что «рождает», а другая «исходит» из той, откуда «рождается» и «посылается» вторая… Такая вот умозрительная божественная матрица. Собственно бы, и ничего страшного, ну Два и Три, приняли-постановили на соборах, что оно вот так все в цифрах должно по идее выглядеть, людям надо иметь какие-то точки опоры, даже такие примитивные — пусть бы были. Выводы-то даже из всей этой арифметики можно сделать разные. Но без понимания этой матрицы, как выяснилось со временем, невозможно правильно связаться с Богом, настроиться на молитву. Матрица породила «много новых слов», и с ними тоже пришлось что-то делать, разбираться с тем, что они означают.

Человечество пользуется абстракциями вообще-то для облегчения себе мышления. Например, числа помогают считать. Но числа не считают сами себя, они помогают совершать действия с ящиками, в которых упакованы мандарины, кирпичами, из которых будет сложен дом… В математике, то есть «теории», числа живут своей жизнью, но в реальности их самостоятельная жизнь прекращается. С точки зрения результата коллективного мыслительного процесса, который совершали античные богословы, «учение о Троице», как и вся дальнейшая недоделанная христология со всеми их усиями, ипостасями, энергиями — это одна синтетическая абстракция. Удачная или неудачная, другой вопрос. Скажем так. В ней содержалась опасность превращения богословия в «кодекс абстракций» с итоговым постепенным затуханием практического познания того, что абстракции обозначают и на что они указывают. То, что у Бога есть природа, — отличная мысль! Что любая природа обладает энергией — блестящая мысль! Все эти мысли результат озарения Святым Духом — великолепно! Каждый волен думать, что столь банальные вещи посылаются свыше, иначе их не усвоить. Абстракции были скреплены между собой другими абстракциями, чтобы объяснение всей божественной полноты гляделось более-менее складно и согласно тогдашним передовым философским потугам. Немного незамысловатого школярства, поданного под видом озарения Самим Духом, и все получилось! Можно смело заявлять — нам открыто. Вроде бы обычное счетоводство, высчитали в уме, как Бог может «выглядеть» в умозрении, для заштатного философа даже не работа, а унылая рутина — склеить синтез из двух-трех афоризмов, чтобы предполагать что там в сумме могло иметься в виду. Но куда там — «откровение», «открыто».

И так это превращение состоялось. Православная молитва — яркое тому подтверждение. Приоритетом в православии является не то что энергии, то есть по-простому, «по-русски», действия Бога — это добро, благость, милосердие, они повсюду и в особой презентации, рекламе, да и поклонении себе не нуждаются, и, следовательно, отклик и «синергия» человеческие заключены в доброделании, а то, что они ЭНЕРГИИ и дают СВЕТ. И православная молитва есть стремление коснуться энергий и узреть этот свет. О которых никто пока ничего не знает. Раз энергия ни на что не указывает и свойств не имеет, то она не действие, а ЭНЕРГИЯ. Она светится неземным светом. И перед ней надо стоять на коленях и обливаться слезами, умоляя простить и показаться. Хотя весь ход изложения Библии показывает, что молитва — это разговор двоих. А в разговоре можно попросить. Излить душу. Пожаловаться. Потребовать, наконец. И Библия показывает, что эта молитва-разговор может быть двусторонней, когда Господь отвечает Иову из бури: «Препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне». Католичество, кстати, в своей трактовке молитвы от православия не сильно отличается. Разве что у них есть папа и про Духа у них неправильно. И еще они не читали Паламу, потому что он не их святой. Но об этом в следующем очерке.