Владимир Аватков

14 мая в турецком городе Анталья завершился саммит НАТО. Очевидно, что он запомнится, прежде всего, своей «курортной» атмосферой в период мировой нестабильности и полураспада системы международных отношений. На встрече говорили об успехах альянса, о планах на будущее, о расширении и, конечно, об Украине. В последний день турецкое гостеприимство и пальмовый шарм заставили делегатов спеть песню «We are the world», а турецкого и греческого министров иностранных дел взяться за руки. Турецкое умение красиво принимать гостей и обставлять любую встречу так, будто важнее ее нет ничего в мире, ещё раз продемонстрировало свою действенность. Но о чем же действительно говорят активизация турецко-греческого взаимодействия, антироссийские заявления Турции, да и сам факт саммита в Анталье?

Турция пытается вести свою игру и балансировать между интересами держав, которые в мировой иерархии на данном этапе занимают более значимое место, чем она. Это проявляется во всем. С одной стороны, она не вводит санкции в отношении России, показывает готовность к развитию всестороннего сотрудничества с ней, намекает на возможность активизации взаимодействия с ЕАЭС. С другой стороны, турецкие лидеры осуждают присоединение Крыма, оказывают помощь украинской власти, пытаются договориться о поставках газа из Ирана, демонстративно не посещают Парад Победы в Москве и не выступают ни с каким заявлением по поводу Второй мировой войны после визита Владимира Путина в Ереван. При этом в СМИ Турции перед 9 мая активно постулируется мысль о том, что Турция до 1939 года и с самого начала Войны была против нее и всячески способствовала политике Москвы, хотя, как известно, в тот период в стране были разные силы, которые поддерживали и советский, и немецкий лагеря. Турецкий МИД выступает с жесткими заявлениями относительно истории российской политики в отношении тюркских и — шире — мусульманских народов России.

Анкара оказывается зажатой между огнями со всех сторон, причем не только извне. Внутри страны идут сложные социально-политические процессы, связанные с поляризацией отношений между политическими субъектами накануне парламентских выборов. Усложнилась картина политической борьбы: основная линия противоречий по линии светские-исламисты уже не работает, во многие светские силы включены представители исламских течений, а правящая Партия справедливости и развития (ПСР) эволюционирует в сторону классического консерватизма пронационального характера. Для решительной победы на выборах ПСР необходимо объединить абсолютно несовместимых избирателей, поэтому её руководство пытается вести сбалансированную политику центристского характера, стараясь объединить необъединимое. Во многом этим и объясняется желание Турции выполнять сейчас роль медиатора между Востоком и Западом. Однако пока это, несмотря на весь пафос, выглядит скорее конъюнктурно, вряд ли получится это делать вечно (и после выборов), рано или поздно придется выбирать.

Во всей этой расширенной версии турецкой политики «Ноль проблем с соседями», похороненной раньше времени многими экспертами, важнейшим элементом является Греция, с которой Турцию связывают тесные и не совсем дружеские исторические отношения. Без Греции маловероятным окажется реализация турецкого устремления стать энергетическим хабом, связующим звеном между Западом и Востоком, Севером и Югом. Маловероятным окажется и желание Турции управлять энергетическими потоками и тем самым повысить свою роль в системе международных отношений. Греция же, ввергнутая в экономический кризис, критикуемая Европой и стоящая на гране пропасти, явно нуждается в протянутой руке — не подающей милостыню, а предлагающей движение в будущее. И такой рукой неожиданно может стать Турция. То, что кажется фантастическим, часто становится реальностью в мировой политике. Нестандартность подходов — ключ к успеху. Похоже, это понимают и в Афинах, и в Анкаре. Потому незадолго до саммита НАТО в Анталье в Турцию прилетел министр иностранных дел Греции Никос Котзиас для переговоров со своим турецким коллегой. Н. Котзиас сделал громкое заявление о том, что Греция активно выступает за вступление Турции в ЕС. Он особо подчеркнул: «Мы хотели бы, чтобы ЕС, в свою очередь, признал богатство Турции и ее народа, увидел и принял ее политические устремления». Иными словами, принял бы её как державу надрегионального типа и учитывал её геостратегическое положение.

Улучшение отношений между Анкарой и Афинами — это, опять же, попытка Турции балансировать. Было бы неразумно полагать, что это Турция делает только из-за отношений с Россией. Очевидно, что в улучшении климата турецко-греческого сотрудничества заинтересованы в НАТО и — уже — в США. Ведь «европейской мечтой», одной из базовых исторических идеологем турецкой внешней политики, можно манипулировать. Хотя, представляется, в современных условиях уже много меньше.

Ключевой вопрос, который остается за скобками, — для чего все эти «па» исполняет Турция? Понятно, что для себя, на благо своих интересов — к нынешнему моменту уже практически ни у кого не осталось сомнений, что режим Эрдогана за последние годы эволюционировал и стал в большой степени независимым. Вопрос же — к какому итогу Турция стремится, какую цель ставит? Поторговаться за энергоресурсы и найти наиболее выгодное предложение, установить у себя в стране вентиль с газом в Европу любой ценой, обвести Россию вокруг пальца или установить с ней отношения совершенно на новом уровне? Ответы на эти вопросы сейчас были бы крайне субъективными, однако с уверенностью можно констатировать тот факт, что у России и Турции есть Шанс с большой буквы. Шанс, который нечасто выпадал в истории, чаще всего не использовался и лишь увеличивал конфликтное взаимодействие двух стран, а не приводил к развитию. Искажать историю не сложно, сложнее — извлекать из неё уроки.