Почему РПЦ не хочет признать теологию внеконфессиональной?
Церковь все еще рассчитывает переместить семинарию в вузы и там ковать свои кадры
После того, как Высшая аттестационная комиссия министерства образования России утвердила 23 января 2015 года теологию в качестве научной дисциплины, реакция на это решение последовала от представителей Русской православной церкви. В последнем, мартовском номере «Журнала Московской Патриархии» ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, член Межведомственной координационной группы по преподаванию теологии в вузах протоиерей Владимир Воробьев дал интервью, в котором объяснил, почему это решение, по его мнению, не вполне удовлетворяет РПЦ. Сам заголовок статьи — «Полумера. Что в действительности происходит с теологией?» — сразу явно настраивает на перечисление «недостатков».
Объяснять, что с теологией в светских университетах и институтах не так, отец Владимир начал издалека, предложив рассмотреть хронологию дискуссий, причем, начав с самого решения российского министерства образования. Он отметил, что оно было встречено «овациями и восторгом — переполненный Зал церковных соборов просто ликовал, ведь все собравшиеся знали, сколько лет и сил ушло на то, чтобы богословие наконец-то получило признание со стороны государства». Затем ректор Свято-Тихоновского университета вернул читателей на двадцать лет назад, рассказал, какой отпор встречали попытки сравнять теологию с наукой, говоря об «очень большом сопротивлении», которое «исходило из разных, казалось бы, источников, но на самом деле источник один — это пережитки атеистического советского прошлого, отсутствие понимания того, что такое религиозная культура, религиозная наука, религиозное мировоззрение».
Объяснив все прошлые трудности пережитками прошлого, священник раскрыл, в чем сегодняшняя проблема. Оказывается, несмотря на то, что государство признало теологию наукой, оно, во-первых, все еще в лице ВАК не готово давать занимающимся этой научной дисциплиной ученым степени доктора и кандидата. Во-вторых, самое неприятное заключается в том, что ВАК настаивает на «внеконфессиональном» преподавании теологии. «Но уже на следующий день в СМИ появилось интервью Филиппова, данное агентству „Интерфакс“, а позже появились аналогичные заметки в других изданиях, где председатель ВАК пояснял, что, хотя теологию и ввели в номенклатуру научных специальностей, ни кандидатскую, ни докторскую степени по теологии получить будет нельзя! И диссертационных советов по теологии тоже не будет!.. Более того, председатель ВАК сообщил, что нужно еще переработать паспорт научной специальности „теология“, чтобы сделать ее внеконфессиональной», — подчеркнул отец Владимир.
Из государственного образовательного стандарта по специальности 020500 «Теология», утвержденного приказом министерства образования РФ от 02.03.2000 г. № 686, следует, что «Теология — это комплекс наук, которые изучают историю вероучений и институциональных форм религиозной жизни, религиозное культурное наследие (религиозное искусство, памятники религиозной письменности, религиозное образование и научно-исследовательскую деятельность), традиционное для религии право, археологические памятники истории религий, историю и современное состояние взаимоотношений между различными религиозными учениями и религиозными организациями. Изучение теологии в системе высшего профессионального образования носит светский характер». Однако то, что в данном стандарте названо «теологией» по большому-то счету ею не является. «Теология», она же «богословие», имеет много определений, наиболее удачное, на наш взгляд, принадлежит Августину, который называет ее «теорией, дающей объяснение о Боге», «учением о божестве». Это, в общем-то — верное или нет, здесь не имеет значение — представление о предмете как логическом обосновании бытия Бога как причины мироздания, полученное индуктивным методом умозаключений. Августин отделял такой метод познания от языческих, ничем не обоснованных «басен о героях и божествах». И только в таком формате богословие стыкуется с наукой, тем более что наука из богословия и образовалась под эту самую задачу, и только не осилив ее, ушла в сторону простого описания открываемого мира, не стараясь связывать все это с возможными, некогда изыскиваемыми причинами того, почему бытие выглядит и реализует себя так, а не иначе.
Протоиерей Воробьев, когда предлагает обратить внимание на нюансы понимания значения «теологии» или «богословия», совершено исключает такую формулу. Он считает, что «оппонентам не хватает времени и желания для того, чтобы постараться понять, что само понятие „богословие“, или „теология“ употребляется в двух смыслах. Первый — это созерцание Бога, духовное знание о Нем, богооткровенное знание о смысле жизни, о Божественной любви, о добре и зле, о мире и человеке. Такое сверхрациональное знание или такое богословие не претендует называться наукой в терминологии ВАК. Второй смысл — это вполне научное изучение (в современном смысле слова) того религиозного, исторического, психологического и другого подобного человеческого опыта, который зафиксирован в археологических, исторических, литературных, культурных памятниках, в архитектуре, в письменности, в иконописи, в канонах каждой конфессии и т.д. Этот опыт имеет кардинальные различия в разных религиях и конфессиях и может по-настоящему изучаться только внутри конфессии». То есть, по мнению ректора православного университета теология «во втором смысле» — это ровно тоже самое, что и формулировка государственного образовательного стандарта, но с небольшими отличиями. Это некое «православиеведение», которое отличается от религиоведения тем, что весь упор образования делается на одной религии, а не всех разом, при этом религиоведение «значительно моложе, чем теология — оно существует с XIX века, но заменить богословие не в состоянии». И ни словом о «теории, дающей объяснение о Боге».
Похоже, от религий никто давно уже не ждет попыток обосновать свое мировоззрение хоть бы в каком-нибудь формате, потому и сами они не хотят. Ведь это же самое важное — сперва понять, почему люди приходят к вере, какие для этого основания. По мнению отца Владимира, основания «сверхрациональные». Разумом не осилить, поэтому, оставив непосильную задачу, они сразу хотят начать рассказывать о том, что считают важным в первую очередь. Про свой культ. Про то, как он возник, как развивался, сколько породил святых, словно люди по факту уже рождены в среде, где культ прививается сызмальства и не требует никаких с их стороны интеллектуальных поисков. Церковь все еще рассчитывает переместить семинарию в вузы и там ковать свои кадры. Ведь понятно не только чиновникам министерства образования, что едва стоит придать светской дисциплине «конфессиональный» характер, позволить изучать с позиций конфессионального «религиозного, исторического, психологического и другого подобного человеческого опыта», то вся теология сведется почти сразу к предсказуемым семинарским методам обучения. Да и сам ректор проговаривается, что все это «может по-настоящему изучаться только внутри конфессии».
Трудно сказать, насколько глубоко «внутри конфессии» находятся российские университеты и институты. По мнению министерства образования и даже Российской Конституции — они все же находятся вовне. Чем в таком случае может закончиться очередной «поиск компромиссов» и попыток совместить «внутри конфессии» и «вне» ее? Совсем недавно подобный проект — «Основы православной культуры» — активно продвигался РПЦ в системе среднего образования. Мало того, что формат его был странный и очень напоминал светский вариант «Закона Божьего», но и перспективы его как были изначально туманны, такими и остаются поныне. Нужно ли РПЦ вот так, за счет государства облегчать себе миссионерские задачи и активно продвигать новый, с двусмысленным статусом проект в вузы, чтобы он потом и там провалился? Может быть, хотя бы здесь стоит остановиться в своих притязаниях на «полумере»? И сперва озаботиться о качестве духовного образования в своих стенах, прежде чем расширять сферу присутствия везде и всюду в ущерб этому самому качеству. Если помечтать о хорошем, то все, наверное, желали бы, чтобы современные церковные публицисты меньше внимания уделяли бы сплетням и «духовным» угрозам верным и внешним, пугая их рассказами о карах, ожидающими в случае «отступления от веры предков», перестали бы спекулировать цитатами из Писания и занялись для начала простенькой, доходчивой апологетикой своей веры, используя накопленный человечеством логический аппарат, не уходя от ответа категоричным «сверхрациональным» и без семинарской зубрежки «непостижимого».