13 февраля исполнилось 100 лет со дня рождения генерала Аун Сана. В российских СМИ это событие прошло абсолютно незамеченным. Тем не менее в XX веке имя Аун Сана обычно упоминалось в обойме таких известных борцов за независимость своих стран, как Махатма Ганди, Хо Ши Мин или Сукарно. При этом сам факт существования этого человека прямо влияет на сегодняшние события в Юго-Восточной Азии. Достаточно сказать, что дочь Аун Сана — действующий лидер оппозиции Мьянмы Аун Сан Су Чжи, а намеченные в этой стране на осень 2015 года всеобщие выборы неизбежно окажут влияние на баланс политических сил всего региона.

Аун Сан прожил всего 32 года, но за это время успел сделать многое. В Мьянме он является культовым персонажем, его авторитет непререкаем, а критика может дорого обернуться критикующему. Тем не менее ясно, что в биографии генерала были не только светлые, но и темные стороны. Но главное его качество, которое отмечают исследователи, состояло в том, что он обладал гибкостью и прагматизмом, умея жертвовать какой-то частью своих убеждений во имя политического компромисса. Будучи представителем лагеря жестких бирманских националистов (и основанная им Армия независимости Бирмы несет ответственность в том числе за резню каренов — национального меньшинства, обвинённого в сотрудничестве с англичанами), он вовремя понял, что во имя единства страны государствообразующей нации нужно не навязывать волю, а садиться за стол переговоров и искать компромиссы. Будучи симпатизантом Советского Союза (Аун Сан был одним из основателей и первым генеральным секретарем Компартии Бирмы), он с прагматических позиций сотрудничал с Японией — союзницей гитлеровской Германии в войне против СССР в годы Второй мировой войны, и даже был министром обороны в марионеточном бирманском прояпонском правительстве. Больше того, звание генерала присвоили ему именно японские оккупанты — и мьянманцы этим фактом, как ни странно, гордятся: впервые в истории страны иностранцы высоко оценили полководческий и организационный талант бирманца. Именно в силу этого прагматического подхода генерал Аун Сан оставил после себя довольно противоречивое наследие, и, как в случае с классиками марксизма, вырванной из его речей или статей цитатой можно легитимировать любую идею. Тем более что в сегодняшней Мьянме культивируемый образ генерала Аун Сана имеет мало общего с конкретным человеком, которого уже почти никто не помнит.

На отношение к генералу Аун Сану влияет и факт его насильственной смерти. 19 июля 1947 года группа вооруженных людей на джипе подъехала к зданию Секретариата — колониальной администрации в Рангуне — где в одной из комнат западного крыла шло заседание Исполнительного совета (фактически — правительства колонии), которое проводил Аун Сан. Они поднялись по лестнице и расстреляли всех, кто был в комнате. В убийстве Аун Сана и его товарищей был обвинен бывший премьер-министр колониальной администрации У Со — тем не менее это преступление до сих пор является самой большой тайной в истории Бирмы. Расследование так и не дало ответа на вопрос: зачем У Со надо было это делать? Объяснение, что «У Со думал, что если он убьет Аун Сана — англичане его снова сделают премьер-министром», не выдерживает критики: У Со был ловким и умным политиком, и уж точно не был идиотом. Больше того, все те обвинения в политической нечистоплотности, которые потом с пафосом предъявлялись У Со (например, что он за спиной англичан пытался договориться с японцами или менял свои политические взгляды в зависимости от обстановки), с легкостью в той или иной степени могли бы быть отнесены и к Аун Сану. Именно поэтому у многих до сих пор возникает предположение, что игра была более сложной, и что некие силы с помощью этого преступления решили сразу две задачи: убили популярного борца за независимость и вывели из игры другого влиятельного политика Бирмы.

Именно эта трагическая гибель сделала генерала Аун Сана не только героем, а и мучеником. Плюс тот факт, что он уже давно лежит в могиле, помог многим политикам без последствий позиционировать себя в качестве самых верных его последователей и продолжателей его дела. На этом пути отметилась и его дочь Аун Сан Су Чжи, начавшая с 1988 года активную оппозиционную деятельность. При этом она вела борьбу с тем режимом, который был установлен генералом Не Вином — одним из самых ближайших соратников ее отца, о степени доверия Аун Сана к которому свидетельствует тот факт, что именно ему Аун Сан передал командование в Вооруженных силах после того, как стал «гражданским» политиком.

Сегодня в Мьянме сложилась парадоксальная ситуация: по своему социальному составу именно правящая Партия единства и развития Союза, в рядах которой очень много отставных военных, должна считаться преемницей всего того, что делал создатель вооруженных сил страны генерал Аун Сан. Но в политической жизни память о генерале фактически монополизирована Национальной лигой за демократию во главе с Аун Сан Су Чжи. Понятно, что она — дочь генерала, но этим, собственно, связь с Аун Саном и исчерпывается.

Больше того, стремление представить Аун Сана светочем демократии и народовластия, конечно, имеет право на существование (хотя бы потому, что он был убит до провозглашения независимости, а значит, поле для фантазий «что было бы, если бы…» остается довольно широким). Но в первой Конституции независимой Бирмы, разрабатываемой еще при участии Аун Сана и принятой через два месяца после его гибели, слово «демократия» вообще не встречается ни разу, зато в то время среди высших руководителей страны существовал консенсус относительно того, что они хотят строить «социалистическое государство». И хотя в той Конституции декларировался принцип выборности власти, можно напомнить, что и в Основном Законе СССР тоже было немало хороших слов про всеобщее избирательное право. Больше того, генерал Аун Сан говорил о том, что страной надо править «с твердостью и добротой» — а под такими словами мог бы подписаться любой диктатор. По сути дела, и первый премьер независимой Бирмы У Ну, и сменивший его военный диктатор Не Вин — оба ближайшие соратники Аун Сана. В некоторой степени оба они — две стороны генерала. И поэтому еще неизвестно, по какому из этих двух путей пошел бы генерал Аун Сан, если бы избежал гибели в 1947 году. А именно — следовал бы он по пути парламентской демократии, которая в Бирме в конце 1950-х годов зашла в тупик, выродившись в войну «всех против всех», или правил бы твердой рукой, как пришедший к власти в результате военного переворота генерал Не Вин, чей изоляционизм и социалистические эксперименты окончательно развалили экономику страны. Или с присущим ему прагматизмом нашел бы свой, третий путь для построения стабильной и процветающей страны — как это на ощупь пытаются делать нынешние власти Мьянмы.

Примечательно и то, как в Мьянме в середине февраля отмечалось 100-летие генерала Аун Сана. Военные провели свое торжественное заседание, посвященное генералу Аун Сану как основателю вооруженных сил страны. В выступлении главкома, старшего генерала Мин Аун Хлайна отмечалось, что военнослужащие должны продемонстрировать уважение генералу Аун Сану своей верностью народу, и подчеркивалось, что Татмадо (вооруженные силы) никогда не будет противодействовать чаяниям нации.

Гражданские власти организовали торжественное заседание депутатов парламента. Спикер, отставной генерал Тура Шве Ман, призвал закончить дело, начатое генералом Аун Саном, по построению демократического Союза (следует напомнить, что официальное название страны — Республика Союз Мьянма). Правящая Партия сплоченности и развития Союза в своем заявлении сделала упор на необходимость единства и справедливости. В документе говорится, что партия пытается включить в органы власти все заинтересованные стороны, независимо от политической принадлежности, национальности или места проживания, — это делается в соответствии с главными идеями политики Аун Сана (то есть, опираясь на идеи генерала, правящая партия, по сути дела, акцентировала внимание не на демократии как таковой, а на обеспечении инклюзивности и работы «социальных лифтов» как гарантии единства и стабильности). А спикер верхней палаты Кхин Аун Мьин вообще охарактеризовал основу политики генерала Аун Сана как «умную силу».

Но это все были именно заседания, по сути, повторяющие торжественные юбилейные мероприятия позднего СССР — с докладами и выступающими, говорившими об одном и том же. Среди обычных жителей Мьянмы мало кто обратил на это внимание. Оппозиционная Национальная лига за демократию, наоборот, пошла по пути организации массовых мероприятий по всей стране. Самый грандиозный митинг прошел 13 февраля в Натмауке, на родине Аун Сана. Именно на нем с постоянно повторяемым, как мантра, словосочетанием «мой отец» выступила с речью Аун Сан Су Чжи. По ее словам, если люди хотят быть настоящими последователями ее отца — они должны построить демократическое государство. «Управлять страной — значит использовать власть. Самое важное — использовать ее правильно», — подчеркнула она, указав, что именно так поступал ее отец. И именно этот митинг, в силу своей масштабности, красочности картинки и участия тысяч простых людей, получил максимальное отражение в СМИ.

Можно долго гадать, почему правящая партия, у которой есть все шансы претендовать на преемственность «дела Аун Сана», фактически без боя отдала это поле его дочери-оппозиционерке. Сами военные говорят, что они не хотят затевать склоку вокруг имени национального героя — потому что в итоге это выйдет боком всем сторонам, и ограничиваются периодически повторяемой формулой о том, что «дело Аун Сана не принадлежит какой-то одной партии и группе». Другие эксперты считают, что генералы не лезут в это дело, поскольку, «что бы они ни сказали — им все равно никто не поверит, а Аун Сан Су Чжи — тефлоновый политик». Возможно, правы и те, кто говорит о «политической наивности» правящей партии — в стране, где предыдущие выборы были проведены в 2010 году, а до этого их не было 20 лет, сложно говорить о богатом электоральном опыте. Именно поэтому в правящей партии, уповающей на административный ресурс и на информирование населения о текущих успехах, просто не понимают силу политтехнологий и основанного на эмоциях манипулирования массовым сознанием. В свою очередь, оппозиционная НЛД, которую консультируют грамотные пиарщики, захватила лидерство на этом поле. Между тем даже ближайшие соратники Аун Сан Су Чжи признают тот факт, что значительная часть ее популярности (а значит, и возможного успеха на предстоящих в этом году выборах в парламент) основана на том, что она — дочь национального героя.

А между тем есть один несколько циничный, но убийственный аргумент, с помощью которого правящая партия могла бы поставить под сомнение эксклюзивное право дочери Аун Сана быть монопольным идейным наследником своего отца. Дело в том, что у Аун Сан Су Чжи есть родной старший брат — Аун Сан У. Он давно уже живет в Америке и является гражданином США. В Мьянму он приезжает по крайней мере раз в год — 19 июля, чтобы возложить венок к могиле отца, генерала Аун Сана. В отличие от своей сестры, он всегда был лоялен мьянманским военным властям и никогда не был замечен в антиправительственной риторике. Больше того, именно по политическим причинам между братом и сестрой сегодня нет никаких отношений — даже венки на могилу отца они возлагают отдельно и в разное время. То есть на самом деле раскол в отношении к наследию Аун Сана лежит сегодня не только между правящей партией и оппозицией — он проходит и через семью генерала, разведя по противоположным лагерям двух его собственных детей.

Остается сказать, что даже после смерти генерала его прах не обрел покоя. В 1983 году могила Аун Сана в Рангуне была взорвана мощной бомбой, заложенной агентами северокорейской разведки. Взрыв был призван уничтожить южнокорейского диктатора Чон Ду Хвана, который находился в Бирме с визитом и должен был возложить венок к мемориалу павших героев. Чон Ду Хван опоздал на церемонию, и заложенная бомба взорвалась раньше его прибытия. Тем не менее в результате этого теракта погиб 21 человек (в том числе вице-премьер и два министра южнокорейского правительства), а 47 человек получили ранения. В этом событии можно искать много символов, касающихся противоречивой личности генерала Аун Сана и ауры того места, где он похоронен. Но, похоже, как раз именно этот эпизод уже стал историей — даже разорванные после него дипломатические отношения Мьянмы и Северной Кореи восемь лет назад были восстановлены.