Алиса Агранат. Новый кодекс Москвы надо принимать молча
Присоединение к территории столицы Новой Москвы привело к новым поворотам в законотворчестве наших депутатов. На фоне грядущей распродажи московских больниц они внесли очередные изменения в Градостроительный кодекс столицы. Разумеется, нововведения пригодятся и при «освоении» бывших подмосковных земель.
Социально незначительные ЛПУ и градостроительный кодекс столицы
Изменения в градостроительный кодекс столицы были внесены после того, как 15 ноября 2014 года вступил в силу федеральный закон № 307-ФЗ от 14.10.2014. Этот закон внес серьезные изменение в Градостроительный кодекс РФ в части, касающейся порядка принятия в городах федерального значения Москве и Санкт-Петербурге Правил землепользования и застройки. Разумеется, изменения должны были учесть и новые реалии — расширение территории Москвы за счет присоединения подмосковных земель с их дачами, полями, санаториями и музейно-историческими комплексами. Земли сельхозназначения, на которых находились подмосковные дачные поселки изменили категорию на землю населенных пунктов — внезапно, без какого-либо постановления.
Все, кто хоть раз пробовал самостоятельно перевести свой садовый дачный участок на территории СНТ в земли населенных пунктов, вероятно, представляют насколько это сложная и затратная по времени и силам процедура. Но московским властям, вероятно, промежуточную устанавливающую категорию земли стадию проскочить было легче.
— Не стоит забывать, что Москва, не просто — город, это объект федерации, как и Московская область, и с присоединением к ней ТИНАО, произошло изменение границ между двумя объектами, — поясняет эту ситуацию один из основателей объединения планировщиков RUPA, член международной ассоциации планировщиков ISOCARP — Александр Антонов.
Уже 10 декабря комиссия Московской городской думы по градостроительству, государственной собственности и землепользованию приняла в первом чтении законопроект «О внесении изменений в Закон города Москвы от 25 июня 2008 года № 28 „Градостроительный кодекс города Москвы“. Присоединение ТИНАО разнообразило столичный ландшафт и прибавило к уже имеющимся новое территориальное деление — поселения города Москвы (объединенные общей территорией населенные пункты — города, дачные или рабочие поселки, села, деревни, хутора). Землями Новой Москвы управляют, как и прежде, муниципальные власти, но здравоохранение Москва „взяла на себя“. Казалось бы, какое отношение имеют друг к другу градостроительная политика и оптимизация, проводимая Мосгорздравом? Оказывается, самое прямое: более 60 лечебно-профилактических учреждений с прилегающей к ним землей, в том числе, и парками, Мосгорздрав передает в столичную казну вскоре, после новогодних праздников. Часть из них — в списке планируемых к освобождению и находится в ТИНАО. Следовательно, из социально-значимых объектов они становятся самыми обычными зданиями — под снос, застройку или продажу в том виде, в котором существуют.
Нужны ли эти больницы и санатории жителям близлежащей местности, согласен ли с таким решением коллектив больницы, теперь никто не спрашивает. Чтобы успокоить возмущенные народные массы, заммэра по социальным вопросам Леонид Печатников пообещал всю выручку от продаж отдать в ОМС. А после и вообще отказался от продаж, пообещав отремонтировать больничный фонд и отдать под паллиативные отделения для стариков и тяжело больных.
Совсем недавно в статье „Новое здравоохранение для народа: для больных или для прислуги?“ мы уже писали о случаях передачи зданий и территорий больниц под офисы и элитное жилье в центре столицы. Напомним, что объекты так и не были построены, и на их месте сейчас, в нарушение Генплана — заброшенные пустыри.
Публичное недослушивание
Генеральный план Москвы утверждается законом, который принимает Мосгордума (Закон Москвы от 25.06.2008 № 28 „Градостроительный кодекс города Москвы“) по результатам проведения публичных слушаний в каждом муниципальном образовании на территории столицы. Сейчас это — генеральный план, утвержденный по результатам слушаний, прошедших в 2009 году.
Казалось бы, положение об общественных слушаниях — единственный на сегодняшний день инструмент для исправления проектных ошибок строителей и муниципальных чиновников. Но тут мы и сталкиваемся с первым нововведением — как раз в части публичных слушаний, то есть статьи 68 (Постановление Правительства Москвы от 07.04.09 года № 270-ПП) Градостроительного кодекса столицы. Она „изящно“ дополняется перечнем случаев, когда публичные слушания по проекту межевания территории не проводятся.
• подготовка проекта планировки и проекта межевания в отношении земли, подлежащей комплексному освоению в соответствии с договором о комплексном освоении территории
• территории, находящейся в границах участка, предоставленного некоммерческой организации для ведения садоводства, огородничества, дачного хозяйства. (Это важно для дачников Новой Москвы).
Показательно, что необсуждаемые „земли, подлежащие комплексному освоению территории“, как раз и могут оказаться, участками, где расположены наши дома, больницы и санатории, а также лесными массивами, через которые прокладывают новые московские дороги. Споры о том, насколько эффективно и правильно они прокладываются и действительно ли помогут решить проблемы с пробками, не умолкают. Ситуация касается не только Химкинского, но и Битцевского леса.
— Слишком много появилось общественности, которая приходит на общественные слушания не просто пошуметь и показать себя, — комментирует это нововведение Александр Антонов. — Люди грамотные, они оперируют формулами по расчету эффективности проектов, и просят чиновников объяснить и обосновать их планы.
Проекты межевания, которые не должны обсуждаться на общественных слушаниях, также могут касаться рекреационных зон отдыха, где решили возвести коттеджный поселок. В общем, толкование здесь может быть весьма широким, а результат, как обычно, плачевным. Как правило, проводят публичные слушания уже постфактум, когда проект фактически принят, все взятки розданы, а строители вовсю включились в „нулевой цикл“ с рытьем котлованов и проведением новых инженерных коммуникаций, порой, во вред старым. Готовы ли девелоперы перестать строить, когда уже столько потрачено? Нужны ли утвердившим проекты чиновникам стычки с разъяренной общественностью?
Увы, в некоторых округах Москвы, в отличие от Подмосковья, публичные слушания вообще все еще проходят формально. Жителей никогда не информируют, вывесив объявления на подъездах, а только с помощью извещения в интернете на сайтах, удобных управам. Кто из обычных, задерганных работой москвичей будет эти сайты мониторить?
Если раньше о публичных слушаниях сообщали за неделю (не давая никаких планов и прочих документов), то теперь срок информирования сократился до трех суток. Таким образом, человеку неподготовленному ознакомиться с запланированными изменениями, по сути, совершенно не возможно. Собственников прилегающих к объекту территорий, как и в случае с закрытием и распродажей больниц, ставят перед фактом, а на слушания с участием муниципальных депутатов сгоняют сотрудников управ и социальных служб. И слушания превращаются в недослушивания.
Общественные слушания или судебные разбирательства?
Впрочем, в Подмосковье, где информация об общественных слушаниях распространяется быстрее и на обсуждения приходят масса заинтересованных местных граждан, пользы от публичных слушаний почти никакой. В качестве примера можно привести застройку в Красногорске Павшинской Поймы — одного из самых неудобных по инфраструктуре микрорайонов. Я сама присутствовала там несколько раз, как журналист, в период предвыборной компании губернатора Андрея Воробьева. Разговор жителей города с чиновниками и будущим губернатором велся по всем правилам: на основании конкретных планов застройки, с замечаниями по каждому пункту нарушений. Жители спустили пар, но воз, то бишь, Пойма застраивается и ныне — в том же неудобоваримом состоянии транспортного и коммунального коллапса.
„Недавно новым главой Звенигорода Александром Смирновым после общественных слушаний было отменено решение о застройке коттеджами окрестностей Саввино-Сторожевского монастыря“, — рассказывает ИА REGNUM руководитель комитета Общественной палаты Звенигорода Мария Болшакова. — „Но это — уникальный случай, потребовавший большой гражданской смелости и от самого Смирнова. Вы представьте, какие деньги были задействованы в этом проекте!“ Как выяснилось, охранные зоны вокруг монастыря находились в стадии оформления, чем и воспользовались застройщики. Помешали им все те же — слишком информированные и грамотные жители Звенигорода, которые борются за город уже не первый год.
Во многих случаях победить застройщика можно только в суде, и такие прецеденты в Москве уже были. Судебная перспектива разборок — неоднозначна, ведь застройщик предоставляет в качестве доказательства все необходимые документы: договор аренды земли (на время застройки), проектную документацию, заключение негосударственной экспертизы, а главное — утвержденный градостроительный план земельного участка (ГПЗУ). И заинтересованная общественность должна еще доказать, что нормы нарушены, затребовать градостроительный план, нанять адвокатов, и выделить из рядов активистов, основная задача которых — вести все дела по судебным слушаниям. Получается, что московские чиновники сделали все для нивелирования роли публичных слушаний, как инструмента управления градостроительной политикой.
Мне кажется, что градостроительные планы земельного участка (ГПЗУ) должны утверждаются не до, а только после публичных слушаний, причем, не формальных. А протоколы публичных слушаний должны представляться в муниципальные органы только в том случае, если на них, как и на представляемых для обсуждения планах, имеются реальные подписи собственников домов и участков.
„Вороньи слободки“, больницы и памятники архитектуры могут быстро сменить назначение?
Как правило, на большинстве публичных слушаний обсуждается изменение границ и возможностей застройки для тех или иных участков, среди которых могут быть и природоохранные зоны, и так называемые „вороньи слободки“. Ведь с получением нового округа, Москва приобрела и такие экзотические новостройки, как многоэтажки… на садовых участках, в том числе, и землях сельхозназначения. Больше всего их было в Балашихе, всего же в Подмосковье — насчитывалось 403 подобных самостроя, лишенных нормального водоснабжения и канализации и вызывавших бурные протесты их соседей. Сколько их досталось Москве, пока не известно.
— При постройке подобных домов строительные фирмы часто угрожают администрациям поселений, что они будут иметь дело с обманутыми дольщиками, или пусть им оформляют все разрешения на строительство… постфактум», — комментирует Мария Болшакова. — И на такой конфликт стараются не идти".
Между тем, по закону на дачных участках может быть построено здание не выше трех этажей. Очевидно, застройщики рассчитывали, что их незаконные объекты будут переведены в земли поселений, а не снесены, согласно правилам землепользования и застройки (ПЗЗ). Между тем, все последние нововведения в градостроительный кодекс столицы были направлены на то, чтобы процесс согласования планов застройщиков был максимально сокращен. И это свидетельствует о наличии в Москве мощного строительного лобби при полном отсутствии отлаженной разрешительной системы. Для многих городских поселений это может быть полезно, но не для Москвы, в которой новые правила землепользования и застройки до сих пор не приняты. Сейчас всеми строительными вопросами ведает Комиссия Мосгордумы по градостроительству, госсобственности и землепользованию. Полномочия у этой комиссии окончательно не определены, более того, меняются чуть не каждый год. Поэтому представители строительного бизнеса и комиссии пока что просто договариваются, как об условиях договоров аренды, так и о застройках. Вероятно, именно этим обусловлена необходимость очередных изменений в кодекс.
Как поясняет председатель комиссии Сергей Зверев, «нововведения в московский градостроительный кодекс направлены на разработку и утверждение территориальных и отраслевых схем и документации по планировке. Предусматривается принятие решений о резервировании земель, об изъятии, в том числе путем выкупа, земельных участков для государственных нужд, а также о переводе земель или земельных участков из одной категории в другую». Вероятно, перевод из одной категории в другую и касается земель сельхозназначения, а также лесных и водных, внезапно оказавшихся на территории Москвы. Документом градостроительного зонирования являются так называемые ПЗЗ — правила землепользования и застройки. Они определяют градостроительно однородные виды территориальных зон и параметры разрешенного использования и строительства, которые указывают в градостроительных планах (ГПЗУ). Однако ПЗЗ для Москвы до сих пор не приняты. Сроки принятия продлены до 31 декабря сего года, но, возможно, их перенесут на 2015 год.
— Полагаю, что градостроительный кодекс столицы претерпел уже столько изменений и стал настолько неопределенным, что его ничего не спасет, — считает Александр Захаров.
А пока процесс принятия решений о застройке уже имеющихся и новых объектов и территорий становится все более непрозрачным. Этот факт тоже можно проследить на том же плане передачи в казну города московских больниц и санаториев. Никто не обсуждал, почему тот те Троицкий кардиоревматологический санаторий для детей, в котором недавно был сделан ремонт и завезено новое и очень дорогое оборудование, вдруг стал не нужен Мосгорздраву и подлежит передаче в городскую казну. И раз уж московских и подмосковных детишек там лечить отказываются, то кому «повезло» по остаточной стоимости получить прекрасное оборудование и территорию. Также не объясняется, почему ЛПУ не предложили Минздраву? Не обсуждался вопрос, для какой организации Морозовская детская больница освобождает закрытое в апреле 2014 года отделение медицинской реабилитации на Ореховом бульваре, 4, а также еще 12 различных строений общей площадью 15,6 тысяч квадратных метров на ул. Ротерта, 4. Однако если земля Морозовской больницы и Троицкого санатория имеет какую-то продажную ценность и привлекательность, то, что будут делать городские власти с территорией Третьей инфекционной больницы, расположенной неподалеку от Марьинских станций аэрации и Капотни?
Напомню, что Третья Инфекционная обеспечивала лечение жителей Юго-Восточного округа и прилегающих подмосковных территорий. До оптимизации там располагался центр по ботулизму, лептоспирозу и диагностике «неясных» инфекций. Больница, оснащенная по последнему слову техники — с отдельными боксами и специалистами, подготовленными к любой эпидемии, даже к приему пациентов с вирусом Эбола, опять же стала городу не нужна. За техникой готовы приехать в любой момент представители Второй инфекционной, а на землю так никто и не покушается. Если бы судьба больницы стала предметом общественных слушаний, то, возможно, ее бы не закрыли. Но сейчас ее дальнейшую судьбу выяснить просто невозможно. Если проверить правомочность использования остальных московских больниц, то вопросов станет еще больше. Однако правозащитники уверены, что вся оптимизация и была затеяна, чтобы выгодно продать их, и залатать дыры в бюджете Мосгорздрава. А уж об использовании этих объектов позаботятся чиновники Комиссия Мосгордумы по градостроительству, госсобственности и землепользованию. И пусть их потом осудят, как предыдущего мэра, исправлять ошибки будет уже поздно.
Алиса Агранат — обозреватель ИА REGNUM