Президент Абхазии Рауль Хаджимба на днях заявил о том, что новый договор с Россией будет подписан, поскольку нужен стране. И хотя сам договор пока все еще не подписан, это заявление в определенном смысле подводит черту под обсуждением этого проекта в абхазском обществе. Это было не просто активное, это было шумное, скандальное обсуждение. Но оно дало массу материала для анализа российско-абхазских отношений. Итак, что конкретно показало обсуждение проекта нового российско-абхазского договора?

Во-первых, то, что в абхазском обществе существуют два разных представления о российско-абхазских отношениях. Причем, кажется, даже сами участники дискуссии о договоре пока не осознали, что споры бесполезны, так как у разных сторон существует разное видение перспективы отношений Абхазии с Россией. Первое представление отталкивается от того, что Абхазия является или при правильном подходе в ближайшем будущем может быть самодостаточной страной, внутренний ресурс которой позволит встать на ноги без внешней поддержки. При таком подходе Абхазия не нуждается в «опеке» со стороны РФ. За исключением вопросов, связанных с безопасностью, со всеми остальными проблемами можно справиться за счет собственного потенциала.

Второй подход отталкивается от того, что РФ — «платформа», необходимая для того, чтобы встать на ноги. Как в экономическом смысле, так и в политическом. Этот подход в какой-то мере основывается на оценке положения Абхазии во внешнем мире. Мир по-прежнему отказывает стране в праве на существование, а надежной гарантией будущего пока является только Россия. По факту в последнее десятилетие в практической политике Абхазии реализуется второй подход. На практике, как мы видим, он выразился не только в признании независимости, но и в обеспечении дипломатической, военной и экономической поддержки. По всей видимости, эта генеральная линия в отношениях с Россией будет сохранена и новым руководством Абхазии.

Но в течение всех этих десяти лет в Абхазии не прекращалась дискуссия о том, как строить отношения с Россией. И если не на политическом, то во всяком случае на общественном уровне всегда были сторонники двух разных подходов. И сейчас, в контексте обсуждения нового договора, этот спор хотя и стал предельно эмоционален, при этом все равно не артикулируется как спор о двух разных концептах абхазо-российских отношений. Это происходит оттого, что отношения с РФ в Абхазии — уже давно часть внутриполитической борьбы. В дискуссию, которая должна быть сугубо экспертной, добавляются политические эмоции, которые делают этот разговор безнадежным. Ни от кого не скроешь конъюнктурность этих обсуждений и суждений. Если политические силы, которые вчера активно поддерживали самую «пророссийскую» политику прежних властей, сегодня выступают в авангарде борьбы за суверенитет «от внешних посягательств», им просто невозможно верить, это фальшь.

Но вернемся немного назад. Нет ничего особенного в том, что страна, не обсуждая, выбрала такой подход в отношениях с Россией, который дает ей максимальные возможности использовать этот ресурс для своего развития, исключив при этом из повестки дня проблему безопасности. Может быть, этот подход исторически более оправдан. Но есть иной концепт отношений с РФ, и есть часть общества, которая его искренне, а не конъюнктурно поддерживает. И, во всяком случае, этот вопрос может быть проговорен. Однако же для этого недостаточно сесть и поговорить на телевидении. Нужны исследования, которые определят на самом деле не то, каким абхазское общество видит отношения с большим соседом, а степень жизнеспособности страны, возможности создать жизнеспособную экономику и повернуть вспять негативные социальные и демографические тенденции за счет внутреннего ресурса. Но сейчас все обсуждение идет на уровне презентации субъективных суждений.

Но надо подчеркнуть, что, несмотря на это, в минувшее десятилетие два прежних президента Абхазии реализовали даже не модель «союзничества и интеграции», а некое подобие «северокавказской» модели, в основе которой полная и вечная дотационность республики. Сама по себе идея вкладывать всю финансовую помощь в развитие социальной сферы, оставив за бортом инвестиции в реальный сектор экономики, говорит о надежде на то, что внешняя помощь будет постоянной и все проблемы страны можно будет «залить» этими деньгами. В этом смысле особенно последние три года, когда страной управлял президент Александр Анкваб, были временем, когда реализовывался, по сути, еще один концепт отношений с РФ — «фактического» вхождения в российское, по крайней мере, бюджетное пространство. И в этом смысле заявленная новыми властями страны стратегия отношений с РФ, суть которой в том, что экономическая поддержка должна быть конвертирована в развитие, в большей степени отвечает «презумпции суверенитета», чем та политика, которая проводилась в последние годы. Но естественно, все это область не номинальной, а практической политики. Если реально новым властям Абхазии удастся конвертировать российскую помощь в развитие, то мы сможем сказать о том, что их деятельность способствует укреплению независимости страны. Если они пойдут по более простому пути их предшественников, используя российские деньги для того, чтобы бесконечно тушить пожар социального недовольства, то — вне зависимости от риторики — мы будем понимать: эта деятельность не соответствует декларируемым целям и задачам и угрожает суверенитету страны.

И здесь, кстати говоря, есть необходимость проговорить некоторые вещи, связанные с восприятием номинальной и практической политики в абхазском обществе. Номинал — риторика, которая фокусируется в основном вокруг презумпции основных ценностей абхазского государства, очень сильно расходилась в последние пять лет точно с политической и экономической практикой. Если номиналом было «строительство независимого государства», то практикой — перекладывание на плечи России даже основных функций, которые должно было реализовывать государство. Но гуманитарная интеллигенция и экспертное сообщество верили больше написанному на бумаге или красивым речам, чем собственным глазам.

Институциональная среда российско-абхазских отношений возникла в основном в 2009 году, когда начало готовиться большинство договоров и соглашений между двумя странами. Эта институциональная среда не возникла на пустом месте, а была развитием того подхода, в котором Россия — это «платформа для развития». Мы об этом говорили выше. С 2009 года и по сей день подписано очень большое число соглашений, в которых речь идет об «общем», «совместном» и «едином». Сейчас эта нормативная база легла в основу нового проекта договора, который, очевидно, отталкивается от теперь уже фактической реальности, возникшей в российско-абхазских отношениях. Это договор об интеграции, так или иначе. Его можно по-разному назвать и даже трактовать, но, на самом деле, это в каком-то смысле типовое соглашение о «многообразии общего».

Но, вернувшись немного назад, мы вспомним о том, что сам генеральный концепт отношений с Россией внутри абхазского общества не определен. Сейчас именно это вызывает напряжение, которое возникло после появления проекта договора. Причем плохо то, что отсутствие внутреннего консенсуса замещается генерацией политических лозунгов. То есть то, что должно быть предметом экспертного анализа, становится «топливом» для политической борьбы, что в свою очередь вызывает напряжение в отношениях с Москвой.

Тем более что есть очень большое число игроков, которые хотят воспользоваться темой для того, чтобы реализовать свои политические или конъюнктурные задачи. Я намекаю тут не только на новую абхазскую оппозицию. Игроки, которые из мировоззренческих или из конъюнктурных соображений будут переводить в поле политического противостояния экспертный внутриабхазский дискурс, есть и в Москве.

В любом случае начинается новый этап российско-абхазских отношений. Еще полгода назад разговоры о «контурах безопасности», которые нужны для противостояния внешней военной угрозе, казались паранойей конспиролога. Но уже сегодня мы живем в другом мире, где все черное и белое и нет «оттенков серого». И быть может все что угодно.

Но это внешний фон. А мы сфокусируемся сейчас на более локальном сюжете. Все-таки новый договор, который должен быть подписан между Сухумом и Москвой, он претендует на часть суверенитета Абхазии или, может быть, он его поможет укрепить?

Мы прежде говорили об абхазском концепте отношений с РФ, не всеми признанном, но по факту реализующемся в течение последних десяти лет. Его миссия в том, чтобы использовать возможности России для оформления самодостаточного и развитого абхазского государства. Если декларируемый договором новый уровень отношений поможет реализации этой задачи, будет прекрасно. Но если наоборот, то это уже некая новая стратегия «сворачивания» государства в Абхазии. Проще говоря, заложена ли в договоре «удочка», которая поможет Абхазии самой поймать «рыбу», или этот договор сразу даст «рыбу» в обмен на часть суверенитета?

Как ни странно, ответ на этот вопрос лежит не в Москве, где был разработан этот проект, а в Сухуме, где его раскритиковали. Договор может стать как уникальным шансом для развития, так и «гвоздем», вбитым в гроб государственности. Только станет это ясно со временем и будет напрямую зависеть от властей Абхазии. Возьмем для примера социальную часть договора, в которой речь идет о возможности распространения российских социальных стандартов на жителей Абхазии. Это уникальная «удочка». Фактически речь идет о том, что относительное социальное благополучие населения Абхазии на период экономического становления гарантируется Россией. Это очень приятный бонус для властей страны, которые могут сфокусироваться на экономике, не опасаясь социальных потрясений. Наверное, больше в мире и нет таких прецедентов.

Но эта же социальная помощь может стать: а) источником коррупции и иждивенчества; b) снизить до минимума мотивацию управленческой системы к производству реформ, вместо которых будет организовано производство коррупции и борьба за контроль над ресурсами. Какой из этих путей выберет Абхазия, сегодня зависит только от нового руководства страны. Новый договор с Россией заключает в себе возможности для развития. Но удастся ли ими воспользоваться, узнаем чуть позже.

Антон Кривенюк — журналист (Абхазия), специально для ИА REGNUM