«Будет правда на земле, будет и свобода».

Казачья молитва

Война в Новороссии получила название «гибридной» как принципиально новая, еще невиданная в мировой практике война, одновременно происходящая и на полях сражений, и в головах участников и, что не менее важно, не участников боевых действий. Назвать войну в Новороссии «принципиально новой» заставляет не пунктирная линия фронта и не чересполосица контролируемых населенных пунктов, не позволяющая понять, кто кого окружил. Дело также не в глобальной информационной войне, развернутой как против сопротивляющегося Донбасса, так и против населения Украины. Технология целенаправленной дискредитации целого народа вызывала удивление во время конфликта в Боснии и Герцеговине, но с тех пор мир успел привыкнуть, что принципы честной журналистики распространяются только на страны евроатлантической цивилизации.

Почему же тогда мы говорим о том, что такой войны мир еще не видел?! Просто дураки. Любим лепить ярлыки, любим брендирование, любим все яркое, чтобы блестело и крутилось… Первый раз мы видим, как партизаны-добровольцы успешно обороняются от регулярной армии? И не такое видали. Первый раз видим, как государство собирает наемников со всего мира, потому что не надеется на многократно преданную собственную армию? Да ладно…

Единственное, что в этой войне действительно нового, так это четкое противопоставление правды и свободы.

Свобода была представлена Украине как абсолютная ценность и неотъемлемая часть демократии. Свобода от чего или свобода для чего, никто не уточнял. Своего абсолютного выражения свобода достигла на Майдане. Это была свобода ходить с оружием и убивать тех, кто тебе не нравится. При этом окружающие тебя хвалили и кормили. Против такого рода свободы восстал Славянск со свойственным всякому русскому недоумением: «Сколько ж можно испытывать наше терпение?»

Русские Украины призывали не к свободе, а к справедливости. Абсолютного выражения это правдоискательство достигло в Новороссии. Не за деньгами и даже не за идеей (ее изначально и не было никакой), а за этой правдой потянулись казачки и мужички со всей Руси.

Индульгенция на насилие

Русские Украины проиграли идейное противостояние, потому что внутренне считали себя неправыми. Ведь если государство Украина, то и говорить должны на украинском, и жить в нем должны украинцы, ведь верно, ведь правильно?! И сколько ни говорили, что в Швейцарии три государственных языка, а в Испании — широчайшая автономия басков, но на политических междусобойчиках слышалось чисто оборонческое: «Мы не против украинского языка, мы просто хотим, чтобы нам дали возможность говорить на своем — русском». А одной обороной войны не выигрывают.

Что бы там ни говорили об «агрессивных социалистах» Витренко, об агрессивной позиции московского патриархата, о каких-то мифических «русских боевиках», русские Украины оказались способны проявить агрессию только тогда, когда их стали физически уничтожать.

Даже сейчас, после всего, что было, позиция «давайте жить дружно» — не редкость. Она фигурирует в фильме Мустафы Найема «Контакт». В ежедневно обстреливаемом Донецке ополченец говорит: «Славьте своего Бандеру у себя во Львове, а нас оставьте в покое».

Сущность бандеровщины не в том, чтобы славить Бандеру. Ее суть в том, чтобы убивать русских. И другого смысла у нее нет. Бандеровщина как назойливая муха. Ей нельзя сказать «оставь меня в покое, и я тебя не трону». Ее нельзя бесконечно отгонять. Чтобы от нее избавиться, нужно встать и прихлопнуть. Так и идеология радикального украинского национализма. До тех пор, пока она будет существовать, она будет угрозой любому русскому. Она будет провоцировать конфликт, несмотря ни на какие жертвы со стороны своей страны — ни на разруху, ни на вереницу гробов, ни на всеобщее недовольство… Как сатанизм не способен существовать без христианства, так бандеровщина недееспособна без русских. Трижды права Фарион, заявившая, что бандеровец рождается, чтобы уничтожить Москву.

Ультранационалисты сумели привлечь народ на свою сторону индульгированием насилия. Иного способа отомстить системе за все унижения и третирование граждане Украины не имели. Когда «Правый сектор» кидает вороватых чиновников в мусорные баки, мы, конечно, понимаем, что от разгулявшейся шпаны толку не будет, но ведь как приятно видеть чинушу там, где ему и место… Почему никто из граждан Украины по доброй воле не выступил на стороне «Беркута» во время противостояния на Майдане? Почему ограничились отрядами титушек? Да потому, что даже тем гражданам, которые бандеровцев ненавидели, было втайне приятно видеть, как менты наконец-то огребли…

Есть вещи, которые действуют в нас помимо осознания. Так подкова помогает даже тем, кто в нее не верит. Война стала возможностью делать что-то настоящее, важное как для одной, так и для другой стороны конфликта. Тем более что другой работы на Украине все меньше.

Многих добровольцев Майдана, впоследствии ставших добровольцами карательных батальонов, привлекало вовсе не героизирование УПА, а возможность жить настоящей жизнью, быть настоящим мужчиной — воином. Почувствовать принадлежность к великому делу. А объяснение для своего выбора уже подтягивалось потом, по факту. Новороссия стала для Украины, если хотите, бойцовским клубом.

Вплоть до середины XX века для мужчин, чувствующих тягу к приключениям, было абсолютной нормой поехать на край света защищать правое дело. Или просто денег заработать. Сегодня такая практика влечет за собой розыск Интерполом. Так что реализовываться остается в гражданской войне.

Если бы российская власть больше занималась внутренними делами, украинцев не пришлось бы убеждать, что с Россией им будет лучше. Ограничьте миграцию, зарубите этническую преступность, увеличьте благосостояние граждан не только в Москве, и можете взирать свысока, как постсоветские страны будут к вам завистливо тянуться…

То же самое можно было бы сказать и Украине — занимались бы экономикой вместо того, чтобы надувать патриотические щеки, тогда и в Европу вошли бы с гордо поднятой головой, и Крым от вас не побежал бы сломя голову. Но уже нет смысла кого-то в чем-то убеждать. Пока не выплеснется весь заряд агрессии, пока Украина сама не убедится, что ее ненависть возвращается к ней самой, пока не захлебнется в грязи и крови, к ней не вернется способность мыслить и договариваться.