Евгений Пожидаев: "Европейский шлях" Украины в Мексику
Проект соглашения о создании Зоны свободной торговли (ЗСТ) с ЕС, предложенный Киеву, явно указывает на стремление Украины интегрироваться с Евросоюзом любой ценой. Столь же явно он указывает на желание Брюсселя заставить Украину эту цену заплатить. Между тем, существует немало примеров того, к чему в действительности приводит превращение интеграции с экономическими гегемонами в самоцель.
Недавно были опубликованы очередные данные по потерям Мексики в длящейся уже семь лет нарковойне. Бесследно исчезли 26 тысяч человек, "официально" погибло 62 тысячи. Север страны всё более приобретает постапокалиптический облик. 45 тысяч солдат противостоят примерно 100 тыс. армии боевиков наркокартелей, сражающейся с правительством и друг другом. На вооружении "солдат" наркомафии состоят броневики, крупнокалиберные пулемёты, миномёты и противотанковые ракеты. Впрочем, слово "солдаты" может быть использовано без кавычек - частные армии наркокартелей интенсивно пополняются мексиканскими силовиками. Так, "вооружённые силы" картеля Los Zetas в значительной мере укомплектованы бывшими спецназовцами, а его рекрутёрский пункт в городе Рио-Браво находился прямо напротив полицейского участка. Массовое дезертирство с последующим поступлением на службу наркомафии стало проблемой мексиканской и гватемальской армий уже в первую половину нулевых - в 2000-2006-м годах карьеру боевика предпочло около 100 тыс. мексиканских военных. Учитывая масштабы и доходность наркоэкономики эти предпочтения объяснимы - так, почти 30% пригодных к обработке земель в стране засеяны марихуаной, прибыль картелей составляет, по разным оценкам, $25 млрд - $40 млрд в год.
Масштабы царящего на севере страны хаоса лучше всего проиллюстрировать конкретными примерами. В феврале 2007-го мексиканский пограничник задержал перевозивший оружие грузовик и "картель Залива" недосчитался 35 стволов. На следующий день пограничник был убит. Это не рекорд - один из самых популярных мексиканских генералов был ликвидирован менее чем через 24 часа после того, как стал советником по безопасности в мэрии одного из городов на севере страны. В декабре 2010-го в городе Гвадалупе-Дистрито-Бравос похитили последнего полицейского - Эрика Гандара осталась на службе после того, как уволились все её коллеги. Только в 2009-м - 2010 гг. было убито 17 мэров городов.
Четвёртой власти тоже приходится несладко. Обращение одной из газет пограничного Сьюдад-Хуареса к наркобаронам выглядело так. "Власть в городе de facto принадлежит вам. Объясните, чего вы хотите от нас, и что мы должны или не должны делать. Мы не хотим продолжения убийств, мы не можем работать в таких условиях. Скажите, чего вы от нас хотите". Тон отнюдь не удивителен - убийства журналистов в городе превратились в рутину.
49 обезглавленных трупов на шоссе, массовые захоронения в окрестностях вилл наркобоссов, дети-киллеры, готовые убрать мешающего человека за 120-180 долларов, вывешивание тел убитых противников в публичных местах, или, как другой вариант, подкидывание расчленённых тел в пакетах к правительственным зданиям и полицейским участкам - такова реальность севера Мексики.
При этом в такой реальности существуют и её создают отнюдь не инопланетяне. Страна, в целом, мало напоминает "несостоявшееся государство" третьего мира. Подушевой ВВП Мексики по паритету покупательной способности практически равен российскому. Промышленность достаточно развита - так, Мексика производит примерно столько же автомобилей, сколько и Россия, занимающая второе место в Европе после Германии. Вкусы местной элиты демонстрируют разительное сходство с постсоветским гламуром.
Наконец, в создании северомексиканской реальности в некоторой степени поучаствовали люди, которые могли бы жить в соседнем доме. По крайней мере в 1990-х и начале "нулевых" выходцы из бывшего СССР были довольно заметны в мексиканском наркобизнесе. Исследователь из университета Майами: "Русские боевики гораздо круче, чем мексиканцы. Они гораздо более жестокие. Они молча делают свое дело и стараются не светиться без нужды. Они не носят золотых цепей, не режут людей бензопилами и не скидывают их в реки. Но не стоит их недооценивать. Эти ребята - самые жестокие люди, которых вы себе только можете представить". Иными словами, несмотря на географическую удалённость, Мексика где-то рядом, и гораздо ближе, чем кажется. К несчастью, постсоветские элиты плохо осознают этот факт.
Итак, что превратило относительно благополучную страну в вотчину наркокартелей? Траектория развития Мексики в последние полвека во многом напоминает историю позднего СССР и постсоветского пространства. Пережив революцию в 1917-м, Мексика, начиная с 1920-х, пыталась построить независимую экономику, в значительной мере используя "левые" рецепты. Ключевыми механизмами, обеспечивавшими рост, были импортозамещение, протекционизм и госрегулирование. Значительные размеры имел госсектор. В политической жизни безраздельно доминировала Институционно-революционная партия - фактически, политическая система была однопартийной. В 1970-х, как и брежневский СССР, страна получила впечатляющую дозу нефтедолларов. Итогом стали наращивание государственных субсидий промышленности, бум потребления и бурное разрастание госсектора (в 1982-м правительство контролировало 38% мексиканского промышленного производства). Параллельно росла задолженность: правительство и бизнес, полагая, что высокие нефтяные цены и низкие процентные ставки - это навсегда, занимали охотно и много. Однако в 80-х нефтяные цены рухнули, и страна отправилась в долговую "яму" и экономический кризис. В 1982-м Мексика объявила дефолт.
"Выход" был найден в неолиберальных реформах и ускоренной интеграции с США и Канадой. В 1994-м страна вступила в Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА). Позитивным результатом стал бурный рост макиладорас - примитивных сборочных производств, имевших право на беспошлинный ввоз комплектующих. Негативным - стремительный рост сельскохозяйственного импорта из Штатов. Итогом стали упадок мексиканского сельского хозяйства и рост безработицы. Надежды мексиканцев на снятие ограничений на въезд в США так и остались надеждами.
В начале нулевых наступил кризис макиладорас - производство всё более перемещалось в Азию, мексиканская рабочая сила уже казалась транснациональным корпорациям недостаточно дешёвой. Параллельно, в 2003-м, была окончательно либерализована торговля двадцатью ключевыми видами сельскохозяйственной продукции. Как следствие, Мексика, ещё недавно экспортировавшая продовольствие, оказалась третьим по значимости импортёром американской сельскохозяйственной продукции. Фермеры разорялись, безработица росла - сейчас официальная безработица составляет чуть более 5%, однако местная статистика полагает, что 30% трудоспособного населения охвачены "неформальной занятостью", со всеми вытекающими отсюда последствиями для достоверности статистики. В 2009-м около 20% населения страны имели доход в два доллара в день и менее.
В итоге вместо либерализованных зерновых на полях произросла конопля, а количество желающих попробовать себя в роли наркокурьера, наркодилера или боевика наркомафии увеличилось в геометрической прогрессии. Как одно из следствий, в 2006-м на границе появилась "великая американская стена" - тысячекилометровый забор, охраняемый недремлющим оком беспилотников и недвусмысленно обрисовавший мексиканцам реальные перспективы либерализации пограничного режима. Средние темпы роста экономики в "нулевых" составляли 1,7% в год (напомню, речь идёт о нефтедобывающей стране).
В 2008-м Мексика чрезвычайно успешно "импортировала" американский финансовый кризис, оказавшись в числе лидеров падения. Дальнейшие перспективы мексиканской экономики выглядят достаточно сомнительными. 4% роста в прошлом году спровоцировали волну публикаций об "ацтекском тигре" и блестящем будущем страны, однако на деле реиндустриализация США при распахнутом настежь рынке и неизбежное падение нефтедобычи будет иметь для Мехико вполне однозначные последствия (так, производство автомобилей в Штатах в прошлом году выросло на 37,9%).
В целом, Мексика - идеальный пример того, к чему приводит попытка экономически слабой страны плотно интегрироваться с лидерами мировой экономики без специфических "бонусов", которые получили, например, восточноевропейские страны при вступлении в ЕС (так, Польша только в 2014-2020 гг. должна получить из бюджета ЕС 96 млрд. евро, в 2004-2011 было получено 67 млрд.) Этот пример тем более показателен, что в западном полушарии существует иллюстрация перспектив альтернативного пути. Созданный вокруг Бразилии "союз равных" (МЕРКОСУР) действительно способствовал развитию и модернизации латиноамериканских экономик; при этом южноамериканцы вполне сознательно блокировали попытки Штатов распространить стандарты НАФТА на юг в рамках так и не состоявшегося объединения АЛКА.
Теперь вернёмся на постсоветское пространство и посмотрим на достижения Украины в деле интеграции с ЕС. Стартовые позиции страны существенно хуже - Украина значительно беднее Мексики, её промышленность в гораздо худшем состоянии (так, украинский автопром "меньше" мексиканского почти в тридцать раз, и производство продолжает сокращаться). Своевременность "мероприятия" гораздо более сомнительна - если Мексика интегрировалась с очень благополучными США 1990-х, то Украина - с падающим в рецессию и долговой кризис ЕС. Сальдо торговли с Евросоюзом у страны уже сейчас отрицательно, и дефицит растёт, всё глубже втягивая Украину в долговую яму. Создание зоны свободной торговли только усугубит ситуацию.
При этом соглашение, которое предложено Украине, выглядит специфично даже по сравнению с тем, что в либеральной эйфории подписали мексиканские власти в 1990-х. Проект договора предусматривает, во-первых, введение на Украине экологических норм ЕС. Как легко догадаться, архаическая украинская промышленность, особенно сталелитейная и химическая, этим нормам не соответствуют самым радикальным образом. При этом, например, модернизация сталелитейных предприятий на Украине либо увязает на стадии проектов из-за недостатка финансирования, либо порождает необъяснимые феномены - такие, как снижение качества стали при переходе от мартеновского процесса к электросталилитейному производству (обычно всё происходит с точностью до наоборот). Шансов на то, что украинская промышленность сможет адаптироваться к нормам ЕС в разумные сроки, нет практически никаких. Де-факто Евросоюз может закрыть две из трёх ключевых экспортных отраслей целиком, и при этом существует мало сомнений в том, что страдающий от перепроизводства собственной стали Брюссель не постесняется использовать экологическую "дубину" в своих целях.
Во-вторых, Украине предстоит сразу же снизить экспортные пошлины на сырьё вдвое, а в дальнейшем довести их ставки до нуля. Между тем, страна и сейчас испытывает, например, выраженный и всё нарастающий дефицит коксующегося угля. Кроме того, снижение таможенных пошлин увеличит и без того значительный и растущий бюджетный дифицит.
В-третьих, вводится запрет на экспорт энергоносителей и электроэнергии по ценам выше внутренних, что, очевидно, предполагает рост внутренних тарифов с соответствующими последствиями для населения и промышленности.
В-четвёртых, запрещается "дискриминация" производителей из ЕС при осуществлении госзакупок - украинской промышленности и сфере услуг придётся на равных конкурировать за государственные деньги с европейскими игроками на равных. При этом речь о достаточно серьёзном рынке - так, по данным украинского госстата, объем госзакупок в 2011-м году составил примерно $17 млрд. Рост импорта и ухудшение и без того крайне неприятного для Украины торгового баланса неизбежны.
В-пятых, сюрприз ожидает и едва ли не единственный динамично растущий сектор украинской экономики - сельское хозяйство. Украине предстоит полностью открыть свой рынок для европейского продовольствия, в то время как её экспорт будет жёстко ограничен - так, страна получает право ввезти в страны ЕС лишь один миллион тонн зерна, при том, что в прошлом году она экспортировала туда три миллиона тонн. Мелкие производители, уже по соглашению с ВТО не имеющие права продавать мясо и молочные продукты, произведённые в личных хозяйствах (введение соответствующего закона откладывается, но это не может длиться бесконечно), столкнутся с дополнительным набором запретов, изобретённых Брюсселем. Между тем, на селе живёт 31,1% украинского населения.
Наконец, в-шестых, Украине предстоит... перестроить собственную железнодорожную сеть под евростандарт, что предполагает переход на другую ширину колеи с соответствующими затратами и логистическими проблемами (очевидно, что в ходе "модернизации" страна будет существовать с двумя малосовместимыми железнодорожными системами). При этом Украина не может, в отличие от восточноевропейцев, рассчитывать на субсидии Евросоюза, всё глубже погружающегося в долговой кризис.
Перспективы подобной "евроинтеграции" очевидны. Сейчас страна довольно быстро дрейфует к аграрно-сырьевому статусу, и создание зоны свободной торговли с ЕС радикально ускорит этот процесс. Киев успешно выступает в роли могильщика собственной экономики, и социальные последствия этого несложно предугадать. Страну ждёт массовая безработица, системный политический кризис, всплеск преступности и превращение в источник массированной нелегальной иммиграции. Из этого, кроме всего прочего, следует, что чаемый на Украине безвизовый режим с ЕС в действительности обернётся мексиканским вариантом - Евросоюз уже затягивает обсуждение этого вопроса.
"Европейский шлях" действительно ведёт Киев на запад - проблема в том, что к западу от Украины находится не только Европа. Там находится ещё и Сьюдад-Хуарес.
Евгений Пожидаев - международный обозреватель ИА REGNUM