В феврале 2013 года исполнилась 70-летняя годовщина окончания Сталинградской битвы (17 июля 1942 - 2 февраля 1943). Германская пресса полагала, что русским и немцам стоило бы отметить годовщину Сталинградской битвы вместе. Немецкая печать выражала сожаление в том, что годовщину Сталинградской битвы немцы и русские вспоминают по отдельности, и недоумевала по поводу временного присвоения Волгограду имени Сталина. "С креативностью параноика российский политический класс генерирует все больше директив и идей с целью перевести назад стрелки часов и надеть на граждан новые кандалы. К семидесятой годовщине окончания Сталинградской битвы Волгоград вновь несет (временно, но гордо, как парадную одежду) имя красного тирана, символизирующее как индустриальный скачок, так и победу над гитлеровской Германией", - писала германская Frankfurter Allgemeine Zeitung.

Не прошло и двух недель после юбилейного дня, как из Германии последовал информационный удар, который продемонстрировал нам, что битва, на этот раз информационная, на руинах нашего ментального Сталинграда продолжается. В седьмом номере германского еженедельника Spiegel за 2013 год была опубликована статья Кристиана Неефа, который решил сообщить, как пишет он сам, "через 70 лет после Сталинградской битвы неожиданный аспект семейной жизни диктатора". 15 февраля 2013 года статья Неефа в переводе на английский под названием "Взят в плен или сдался?" была помещена на электронном ресурсе Spiegel Online International и стала всеобщим достоянием "цивилизованного мира".(1) В частности, Нееф писал в ней: "В течение десятилетий существовали подозрения, что Яков Джугашвили - старший сын советского диктатора Иосифа Сталина сам сдался в плен немецким войскам, вместо того, чтобы быть захваченным. Документы в российском архиве теперь заставляют предположить, что подозрение было оправдано". И на чем основываются подозрения германского автора из Spiegel? И как он ответил на поставленный им вопрос, чтобы подозрения эти утвердить, как истину? Рассмотрим "открытие" Неефа в Spiegel подробно.

Вот канва исторических событий. С 24 июня 1941 года сын Сталина - старший лейтенант Яков Джугашвили находился во фронтовом подразделении. Он был командиром 6-й артиллерийской батареи 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии (полковник И. Д. Васильев), 7-го механизированного корпуса (генерал-майор В. И. Виноградов), 20-й армии (генерал-лейтенант П. А. Курочкин). Командир РККА Джугашвили командовал своим подразделением во время танкового сражения 6-10 июля 1941 года юго-западнее Витебска с подразделениями германской 2-й и 3-й танковых групп группы армий "Центр". Старший лейтенант Джугашвили участвовал в т. н. Лепельском контрударе, когда наступавшая на Лепель 14-я танковая дивизия на Бешенковичском шоссе в течение двух дней 6 и 7 июля безуспешно пыталась преодолеть противотанковую оборону немецкой 7-й танковой дивизии на реке Черногостнице. За бой 7 июля он был представлен к правительственной награде - медали. Спустя неделю, 15 июля 1941 года, части 20-й армии вместе с подразделениями 19-й и 22-й армий попали в окружение в т. н. Витебский котел. К этому времени 20-й армии, в рядах которой сражался сын Сталина, удалось на неделю остановить на своем направлении поступь гитлеровской операции "Барбаросса". Цена, которую пришлось заплатить советским танкистам за это, оказалась чрезвычайно высокой. Без авиационного прикрытия, с малым запасом топлива и боеприпасов, в жестоких и кровопролитных встречных боях танкисты 20 армии из 5-го и 7-го механизированных корпусов потеряли свыше восьмисот танков и большое количество личного состава.

Первые группы выходивших из окружения военнослужащих 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса появились в местах сбора 17-19 июля. Вечером 19 июля 1941 г. из окружения вышли бойцы и командиры 14 гаубичного артиллерийского полка. Из 1240 человек вышли 413 бойцов и командиров. 675 пропали без вести. Среди последних числился и Яков Джугашвили. Таким образом, 16 июля 1941 года при выходе из окружения возле города Лиозно старший лейтенант Яков Джугашвили пропал без вести.

20 июля 1941 года командующий 20-й армией генерал Курочкин получил приказ шифротелеграммой от начальника штаба Западного направления: "выяснить и донести в штаб фронта, где находится командир батареи 14-го гаубичного полка, 14-й танковой дивизии старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович". Приказ исходил от самого Жукова. Но именно в этот день германское радио сообщило новость: сын Сталина стал пленником фельдмаршала фон Клюге. Новость продублировала партийная нацистская газета Völkischer Beobachter, добавив, что Яков Джугашвили уже опознан и сейчас ведется допрос пленного. А спустя две недели 7 августа 1941 года политуправление Северо-Западного фронта направило члену Военного Совета Андрею Жданову в секретном пакете три листовки, сброшенные с самолета противника. На листовке, помимо агитационного текста, призывающего сдаваться, была помещена фотография с подписью: "Немецкие офицеры беседуют с Яковом Джугашвили".

Обстоятельства пленения Якова Джугашвили расследовались советским командованием. Автор публикации в Spiegel немец Кристиан Нееф для создания своей версии "дезертирства" сына Сталина использует один эпизод из датированного 26 июля 1941 года 3-х страничного отчета бригадного комиссара Алексея Румянцева начальнику политического управления РККА и заместителю наркома обороны армейскому комиссару 1-го ранга Льву Мехлису. Документ хранится в 389-ти страничном личном деле старшего лейтенанта Джугашвили в Подольском архиве.

Румянцев докладывал Мехлису, что на поиски старшего лейтенанта Джугашвили 21 июля 1941 года "была послана группа мотоциклистов во главе со старшим политруком Гороховым, которая у озера Каспля встретила красноармейца Лопуридзе, вместе с которым Яков выходил из окружения. По словам Лопуридзе, 15 июля они вместе с сыном Сталина переоделись в гражданскую одежду, закопали свои документы, после чего, убедившись, что немцев поблизости нет, Яков решил передохнуть, а Лопуридзе пошел дальше, пока не встретил группу мотоциклистов. После этого старший политрук Горохов, решив, что Яков, наверное, уже вышел к своим, прекратил дальнейшие поиски и вернулся в дивизию". 25 июля 1941 года разведчики повторили безрезультатный поиск, после чего бригадный комиссар Румянцев и написал свой отчет.

Кристиан Нееф использует в своей статье этот эпизод с Лопуридзе (его он почему-то именует в своей публикации "Popuride"), фрагмент - "переоделись в гражданскую одежду, закопали свои документы, после чего, убедившись, что немцев поблизости нет, Яков решил передохнуть, а Лопуридзе пошел дальше", как основание для обвинения сына Сталина в дезертирстве, хотя подобные действия были весьма типичны для окруженцев лета 1941 года.(2) Их, к примеру, описал Константин Симонов в своем известном романе о начале Великой Отечественной войны "Живые и мертвые". Таким образом, 15 июля некий Лопуридзе якобы последним видел сына Сталина. Кем был этот Лопуридзе остается неясным. Старший политрук Горохов допустил ошибку, когда не задержал его.

Далее в своей статье Нееф соединяет эпизод с Лопуридзе из донесения бригадного комиссара Румянцева с информацией из протокола первого допроса военнопленного старшего лейтенанта Джугашвили, проведенного 18 июля 1941 года на командном пункте командующего 2-го воздушного флота Люфтваффе (в документе "у командующего авиацией 4-й армии"). 31 января 1946 года нарком госбезопасности СССР Всеволод Меркулов направил Сталину подлинный текст этого документа, обнаруженный в архиве германского министерства авиации. Протокол допроса Джугашвили за подписью капитана Ройшле хранится теперь в Архиве президента Российской Федерации (АП РФ. Ф.45. Оп.1. Д.1554. Л.8-39. Заверенная копия перевода. Л.40-73. Подлинник). Допрашивали Якова Джугашвили майор Гольтерс и капитан Ройшле. Они задали сто пятьдесят вопросов, так что допрос продолжался не один час. Из всего этого документа Нееф делает подборку - выборочное цитирование, соединяя в одном ответе Джугашвили, на самом деле, его ответы на разные вопросы. Нееф недобросовестно препарировал первоисточник.

Ответ: К сожалению совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны... у нас вообще не было карт... Все у нас делалось так безалаберно, так беспорядочно...

Вопрос: А как это отражалось на командовании?

Ответ: Оно никуда не годится, потому что оно отсиживалось в лагерях, вот и все, так было целых три года... Мы потеряли около 70 процентов танков.

Вопрос: А в чем причина плохой боеспособности армии?

Ответ: Благодаря немецким пикирующим бомбардировщикам, благодаря неумным действиям нашего командования, глупым действиям, идиотским, можно сказать, потому что части ставили под огонь, прямо посылали под огонь.

На основании этого фрагмента автор из Spiegel делает вывод о том, что сын Сталина "не делал секрета в своем разочаровании Советской армией, командовал которой его собственный отец".

Нееф дальше выборочно цитирует протокол, добавляя еще один фрагмент, сокращая подлинную цитату:

Джугашвили:... евреи и цыгане одинаковы, они не хотят работать. Главное, с их точки зрения, - это торговля... Он не хочет работать, он не умеет...

Из этого фрагмента и делается вывод об антисемитизме Джугашвили, хотя, на самом деле, речь идет о весьма распространенном этническом стереотипе.

* * *

Вышедшая из под пера Неефа публикация в Spiegel была сразу же замечена британской международной прессой, которая тут же прокомментировала ее, пустив "сенсацию" о "дезертирстве" сына Сталина в глобальный информационный оборот.(3) Весьма характерно - если автор Spiegel в заглавии своей публикации ставил знак вопроса, то автор британской Daily Mail уже не сомневался и писал у себя в заголовке: "Сын Сталина был военным дезертиром". Столь же категоричен был и автор из Independent: "Архивы свидетельствуют: ненавистный Сталину сын сдался нацистам". "Материалы, опубликованные Der Spiegel, доказывают, что Джугашвили не только охотно сдался в плен немцам, но и был антисемитом, и к тому же крайне критично относился к Красной Армии", - подытожила свою публикацию британская Independent.

Кристиан Нееф, между тем, не был столь категоричен в выводах в своей публикации в Spiegel. Он ведь только задавал вопросы: "Действительно ли немцы захватили в плен сына Сталина, или он сам сдался? Дезертировал ли к немцам сразу же после начала войны среди прочего люда этот командир Красной Армии? И знал ли действительно об этом отец, когда он отказывался пошевелить пальцем ради своего сына?".

Но именно публикация Spiegel позволила британским журналистам дальше творить сенсацию: "В архивных материалах, обнаруженных Der Spiegel, говорится, что Джугашвили не только добровольно сдался немцам, но и был настроен крайне критично по отношению к Красной Армии, и к тому же был антисемитом". На самом деле, никакой сенсации в "находках" Spiegel нет, как нет и самих этих "архивных находок". Названные Кристианом Неефом документы уже несколько лет, как введены в научный и общественный оборот в России. В частности, протокол допроса пленного Якова Джугашвили в переводе полностью опубликован на сайте информационно-аналитического издания "Чекист.ру".(4) Домысел о дезертирстве и добровольной сдаче немцам в плен сына Сталина опровергается именно содержанием этого документа. Яков Джугашвили сам лично на допросе отрицает добровольную сдачу в плен и рассказывает обстоятельства своего пленения. Характерно, что Кристиан Нееф этими фрагментами протокола допроса 18 июля 1941 года Якова Джугашвили совершенно пренебрегает. Приведем их полностью без купюр. При анализе этого текста надо учитывать то обстоятельство, что ответы Якова Джугашвили переводились с русского на немецкий и так записывались в протокол. Из формы вопросов видно, что допрашивающий разговаривал с Джугашвили через переводчика. Потом в 1946 году протокол был переведен с немецкого на русский для ознакомления с документом Сталина.

* * *

Вопрос: Как же Вы попали к нам?

Ответ: Я, т.е. собственно не я, а остатки этой дивизии, мы были разбиты 7.7, а остатки этой дивизии были окружены в районе Лясново [здесь и дальше ошибка Джугашвили, на самом деле, Лиозно].

Вопрос: Вы добровольно пришли к нам, или были захвачены в бою?

Ответ: Не добровольно, я был вынужден.

Вопрос: Вы были взяты в плен один, или же с товарищами и сколько их было?

Ответ: К сожалению, совершенное вами окружение вызвало такую панику, что все разбежались в разные стороны. Видите ли, нас окружили, все разбежались, я находился в это время у командира дивизии.

Вопрос: Вы были командиром дивизии?

Ответ: Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены - в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? (Сегодня 18-е). Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лясново, в 1 1/2 км от Лясново, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами.

[...]

Вопрос: Но раньше ведь у вас говорили: из страха перед пленом, красноармейцы лучше застрелятся.

Ответ: Я должен высказаться по этому вопросу откровенно; если бы мои красноармейцы отступили, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя.

Вопрос: Почему же солдаты покинули его?

Ответ: Нет, это были не мои солдаты, это была пехота.

Вопрос: Знал ли он, что согласно международному праву с пленным солдатом в гражданской одежде предусматривается совершенно иное обращение, чем с солдатом в военной форме? Зачем он надел гражданскую одежду?

Ответ: Я скажу вам почему, потому что я хотел бежать к своим, а если бы меня заподозрили в том, что я имел намерение заниматься шпионажем, то для этого я ведь должен был знать немецкий язык.

Вопрос: Известно ли ему о приказе, в котором говорится, что если солдату грозит опасность быть взятым в плен, он должен обеспечить себя гражданской одеждой?

Ответ: Видите ли, мне известно только, что все те, кто после этого окружения разбежались, начали переодеваться, и я тоже дал себя уговорить это сделать.

[...]

Вопрос: Я хотел бы знать еще вот что! На нем ведь сравнительно неплохая одежда. Возил он эту гражданскую одежду с собой, или получил ее где-нибудь. Ведь пиджак, который сейчас на нем, сравнительно хороший по качеству.

Ответ: Военный? Этот? Нет, это не мой, это ваш. Я уже вам сказал, когда мы были разбиты, это было 16-го, 16-го мы все разбрелись, я говорил вам даже, что красноармейцы покинули меня. Не знаю, может быть вам это и не интересно, я расскажу вам об этом более подробно! 16-го приблизительно в 19 часов, нет позже-позже, по-моему, в 12, ваши войска окружили Лясново. Ваши войска стояли несколько вдалеке от Лясново, мы были окружены, создалась паника, пока можно было, артиллеристы отстреливались, отстреливались, а потом они исчезли, не знаю куда. Я ушел от них. Я находился в машине командира дивизии, я ждал его. Его не было. В это время ваши войска стали обстреливать остатки нашей 14 танковой дивизии. Я решил поспешить к командиру дивизии, чтобы принять участие в обороне. У моей машины собрались красноармейцы, обозники, народ из обозных войск. Они стали просить меня: "Товарищ командир, командуй нами, веди нас в бой!" Я повел их в наступление. Но они испугались, и когда я обернулся, со мной уже никого не было. Вернуться к своим уже не мог, так как ваши минометы открыли сильный огонь. Я стал ждать. Подождал немного и остался совсем один, так как те силы, которые должны были идти со мной в наступление, чтобы подавить несколько ваших пулеметных гнезд из 4-5 имевшихся у вас, что было необходимо для того, чтобы прорваться, этих сил со мной не оказалось. Один в поле не воин. Начало светать, я стал ждать своих артиллеристов, но это было бесцельно, и я пошел дальше. По дороге мне стали встречаться мелкие группы, из мотодивизии, из обоза, всякий сброд. Но мне ничего не оставалось, как идти с ними вместе. Я пошел. Все начали переодеваться, я решил этого не делать. Я шел в военной форме и вот, они попросили меня отойти в сторону, так как меня будут обстреливать с самолета, а, следовательно, и их будут обстреливать. Я ушел от них. Около железной дороги была деревня, там тоже переодевались. Я решил присоединиться к одной из групп. По просьбе этих людей я обменял у одного крестьянина брюки и рубашку, я решил идти вечером к своим. Да, все это немецкие вещи, их дали мне ваши, сапоги, брюки. Я все отдал, чтобы выменять. Я был в крестьянской одежде, я хотел бежать к своим. Каким образом? Я отдал военную одежду и получил крестьянскую. Ах, нет, боже мой! Я решил пробиваться вместе с другими. Тогда я увидел, что окружен, идти никуда нельзя. Я пришел, сказал: "Сдаюсь". Все!

[...]

Вопрос: Не будет ли он возражать, если мы сообщим по радио о его пленении, с тем, чтобы его семья и его жена узнали, что сын жив, или он думает, что отцу это безразлично?

Ответ: Нет, по радио не нужно.

Вопрос: Почему? Потому что его отец занимает самый высокий пост в правительстве, или же он думает, что отец заклеймит его позором?

Ответ: Я не хочу скрывать, что это позор, я не хотел идти, но в этом были виноваты мои друзья, виноваты были крестьяне, которые хотели меня выгнать. Они не знали точно, кто я. Я им этого не сказал. Они думали, что из-за меня их будут обстреливать.

Вопрос: Его товарищи помешали ему что-либо подобное сделать, или и они причастны к тому, что он живым попал в плен?

Ответ: Они виноваты в этом, они поддерживали крестьян. Крестьяне говорили: - "уходите". Я просто зашел в избу. Они говорили: "Уходи сейчас же, а то мы донесем на тебя!" Они уже начали мне угрожать. Они были в панике. Я им сказал, что и они должны уходить, но было поздно, меня все равно поймали бы. Выхода не было. Итак, человек должен бороться до тех пор, пока имеется хотя бы малейшая возможность, а когда нет никакой возможности, то... Крестьянка прямо плакала, она говорила, что убьют ее детей, сожгут ее дом.

* * *

Итак, означенный документ однозначно свидетельствует, что 15 июля 1941 года старший лейтенант Джугашвили оторвался от своего подразделения, поскольку был вызван на КП дивизии. Факт, этот позднее и независимо был подтвержден командиром взвода броневиков БА-6 26-го танкового полка, назначенного в полевое охранение гаубичной батареи 14-го артиллерийского полка, которой командовал Джугашвили. Спустя неделю командира 1-го огневого взвода этой батареи, ординарца Джугашвили и командира взвода броневиков полевого охранения неоднократно допрашивали об этом в особом отделе в той самой Катыни под Смоленском. Таким образом, из протокола немецкого допроса становится очевидным, что отрыв от своего подразделения сыграл роковую роль в военной судьбе Якова Джугашвили. Из-за этого его и не смогли спасти специально назначенные для этого люди. Но самое главное во всей этой истории то, что 16 июля 1941 года старший лейтенант Яков Джугашвили не вышел к противнику с белым флагом и не сдал себя и вверенное ему подразделение, как это делали, к примеру, в сентябре 1944 года офицеры - командиры британских десантников под Арнемом в Голландии. Но кто упрекнул когда-либо на Западе этих героев - элиту английской армии за то, что "Мост оказался слишком далеко", а патроны у их солдат кончились? На войне - как на войне.

В течение многих десятилетий после войны оставались неясными обстоятельства гибели лейтенанта Якова Джугашвили в германском плену. И только в 1968 году Государственный департамент в Вашингтоне опубликовал документы, которые позволили представить обстоятельства гибели сына Сталина в плену. Дело было подано американцами так, что Яков Джугашвили поддался психозу тюрьмы, и смерть его была равносильна самоубийству. Американская реплика стала прямым ответом на интерес к историческому сюжету, вызванный публикацией мемуаров дочери Сталина Светланы Аллилуевой "Двадцать писем к другу".(5) Кстати, "Двадцать писем другу" вышли в 1967 году, как в виде книги, так и в журнальном варианте, который был опубликован все в том же Spiegel. При этом германский еженедельник заплатил за публикацию Аллилуевой 480 тысяч дойче марок.

Аллилуева в своих воспоминаниях специально касается "семейного эпизода" Сталина, связанного с пленением его старшего сына Якова Джугашвили. Светлане хотелось бы верить в то, что ее старший брат Яков попал в плен к немцам раненым. "Все, кто попал в плен, даже будучи ранеными - как Яша - считались "сдавшимися врагу", - писала Аллилуева. Однако архивные документы не подтверждают факт ранения при пленении Якова Джугашвили. Светлана Аллилуева в своих мемуарах сообщила уникальную информацию о предложении немцев обменять Якова Джугашвили: "Зимою 1943-44 года, уже после Сталинграда, отец вдруг сказал мне в одну из редких тогда наших встреч: "Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих... Стану я с ними торговаться! Нет, на войне - как на войне". Он волновался,- это было видно по его раздраженному тону, - и больше не стал говорить об этом ни слова". Разумеется, Сталин не мог пойти на такое предложение даже чисто из политических соображений, не говоря уже о морали.

Кристиан Нееф в рассмотренной нами публикации Spiegel утверждает совсем смехотворное: "Даже после смерти Сталина не было нигде упоминаний о его сыне. Вопрос о его судьбе встал только тогда, когда лидер партии Михаил Горбачев открыл для публики в эпоху перестройки московские архивы, хотя многие документы до сих пор остаются тайной". Это очередной домысел германского журналиста, во-первых, потому что судьба сына Сталина в общих чертах была известна фронтовикам, благодаря именно нацистской фронтовой пропаганде, и, во-вторых, достаточно вспомнить первый фильм "Огненная дуга" 1968 года из эпопеи "Освобождение" Юрия Озерова. В эпизоде тогда впервые в художественном фильме на экране появился предатель - бывший генерал-лейтенант Андрей Власов. В лагере Заксенхаузен он под маской безымянного персонажа беседует с сыном Сталина Яковом Джугашвили, склоняя его к предательству. Именно в названном игровом фильме Озерова Сталин по поводу немецкого предложения об обмене к удовольствию зрителей и ответил легендарной фразой: "Я солдата на фельдмаршала не меняю!". Означенные эпизоды озеровского "Освобождения", без сомнения, стали советским ответом на вышедшие на Западе воспоминания дочери Сталина Светланы Аллилуевой.

Тем не менее, эта легенда, ставшая достоянием народа в 1968 году, не воспрепятствовала развитию другой современной - мифа о том, что Яков Джугашвили никогда не попадал в германский плен, и немцы якобы использовали его образ и двойника для пропаганды и провокаций. Для того чтобы рассеять эту легенду начальник Управления регистрации и архивных фондов ФСБ Василий Христофоров 6 июня 2007 года сделал специальное заявление журналистам: "По нашим архивным документам, Яков Джугашвили действительно находился в плену, чему есть многочисленные свидетельства".(6) Именно после этого все документы, которыми сейчас под маркой "сенсационных" и воспользовался в чисто провокационных целях автор из Spiegel, и были опубликованы. К очередной годовщине победы 8 мая 2012 года старший научный сотрудник Института военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ кандидат исторических наук Михаил Зуев подтвердил, что сын Сталина был убит 14 апреля 1943 года в Заксенхаузене часовым.(7) Смершевцы, допрашивавшие в 1945 году попавшего к ним в руки коменданта этого лагеря штандартенфюрера СС Кайндля, сделали следующий вывод: "Показания Кайндля в той части, что у него в лагере в 1943 году содержался и был расстрелян Джугашвили, не вызывают сомнения. Добавление Кайндля о том, что Джугашвили убит электрическим током высокого напряжения является вымыслом Кайндля в целях смягчения его ответственности за расстрел Джугашвили".(8) В этом отношении примечателен документ, опубликованный в свое время американцами. 22 апреля 1943 г. министр безопасности и рейхсфюрер СС Гиммлер направил письмо в министерство иностранных дел:

"Дорогой Риббентроп!

Посылаю Вам рапорт об обстоятельствах, при которых военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был расстрелян при попытке к бегству из особого блока "А" в Заксенхаузене близ Ораниенбурга.

Хайль Гитлер!

Ваш Генрих Гиммлер".

Оказывается, для современной антисталинской пропаганды значение имеет даже то обстоятельство, чем был убит бросившийся на проволоку ограждения концлагеря Яков Джугашвили: электрическим током или пулей. Пуля, отметим, более приличествует смерти солдата.

И, в заключение, подведем итог. Германские спецслужбы на протяжении всей войны использовали записи допросов Якова Джугашвили для своей пропаганды и организации различных провокаций. И вот спустя десятилетия на 70-летие годовщины Сталинграда, германский Spiegel, британские Daily Mail и Independent пошли по знакомым следам ведомства пропаганды Геббельса. Информационная диверсия стала ответом на народное требование в России вернуть городу Волгограду имя Сталинграда. Самое досадное во всей этой истории то, что слабые души в России стали повторять современные измышления Кристиана Неефа из Spiegel и его британских коллег Daily Mail и Independen Алана Холла и Тони Патерсона.

В германском плену в 1941-1945 годах погибло около 2 млн. советских военнопленных. Яков Джугашвили - сын Сталина был одним из них. В плен он попал при трагических обстоятельствах поражений лета 1941 года, в плену вел себя достойно.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Список источников:

(1) Neef Christian. Surrender or Capture?: Files Shed Light on Fate of Stalin's Son // http://www.spiegel.de/international/zeitgeist/archive-files-suggest-son-of-stalin-surrendered-to-invading-germans-a-883119.html

(2) В соответствии с приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года № 270, командиры и политработники, срывающие знаки различия и сдающиеся в плен, объявлялись дезертирами, а их семьям грозил арест, государственного пособия и помощи лишались командиры и группы красноармейцев, сдавшихся врагу не исчерпав все средства к сопротивлению. Приказ призывал "драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим". Вполне возможно, что на содержание приказа № 270 повлияло расследование обстоятельств пленения Якова Джугашвили.

(3) Hall Alan. Stalin's son was a war deserter: German magazine claims dictator's child surrendered to Nazi forces // http://www.dailymail.co.uk/news/article-2280247/Stalins-son-war-deserter-German-magazine-claims-dictators-child-surrendered-Nazi-forces.html#ixzz2LKzBHIkd

Paterson Tony. Joseph Stalin's hated son surrendered to the Nazis, archives reveal // http://www.independent.co.uk/news/world/europe/joseph-stalins-hated-son-surrendered-to-the-nazis-archives-reveal-8498745.html

(4) Протокол допроса немцами военнопленного старшего лейтенанта Я. И. Джугашвили // http://www.chekist.ru/article/4013

(5) Аллилуева Светлана. Двадцать писем к другу. Нью-Йорк, Harper & Row, 1967.

(6) Сын Сталина в немецком плену вел себя достойно - ФСБ РФ (06.06.2007) // http://ria.ru/society/20070606/66774415.html?id=#13612641380834&message=resize&relto=login&action=removeClass&value=registration#ixzz2LKk1W9pd

(7) Историк Михаил Зуев: сын Сталина был убит в Заксенхаузене часовым (8.05.2012) //

http://ria.ru/interview/20120508/642033784.html#13612640218553&message=resize&relto=register&action=addClass&value=registration#ixzz2LKjfI9EC

(8) Донесение замминистра внутренних дел И.А. Серова министру внутренних дел СССР С.Н. Круглову от 14 сентября 1946 года о судьбе Якова Джугашвили // http://www.chekist.ru/article/4013

Приложение. Воспоминания Светланы Аллилуевой о Якове Джугашвили. Фрагменты из книги "Двадцать писем к другу".

Старший брат мой Яша был моложе мамы только на семь лет. Она очень нежно к нему относилась, заботилась о нем, утешала его в первом неудачном браке, когда родилась дочка и вскоре умерла. Мама очень огорчалась и старалась сделать жизнь Яши возможно более сносной, но это было вряд ли возможно, так как отец был недоволен его переездом в Москву (на этом настоял дядя Алеша Сванидзе), недоволен его первой женитьбой, его учебой, его характером - словом, всем. Должно быть, на маму произвела очень тягостное впечатление попытка Яши покончить с собой. Доведенный до отчаяния отношением отца, совсем не помогавшего ему, Яша выстрелил в себя у нас в кухне, на квартире в Кремле. Он, к счастью, только ранил себя, - пуля прошла навылет. Но отец нашел в этом повод для насмешек: "Ха, не попал!" - любил он поиздеваться. Мама была потрясена. И этот выстрел, должно быть, запал ей в сердце надолго и отозвался в нем... Яша очень любил и уважал мою маму, любил меня, любил маминых родителей. Дедушка и бабушка опекали его как могли, и он уехал потом в Ленинград и жил там на квартире у дедушки, Сергея Яковлевича. [...]

Когда в 1941 разразилась война, старший брат мой Яша отправился на фронт уже 23 июня, вместе со своей батареей, вместе со всем выпуском своей Академии. Они только что закончили Академию, как раз к началу войны. Он не сделал попытки использовать какую-нибудь, хоть самую малейшую возможность избежать опасности - хотя бы поехать не в самое пекло (в Белоруссию), или, может быть, отправиться куда-нибудь в тыл, или остаться где-нибудь при штабе. Подобное поведение было исключено для него всем его характером, всем укладом его честной, порядочной и строгой жизни. И, так как отец относился к нему незаслуженно холодно, - а это было всем известно, - то никто из высших военных чинов не стал оказывать ему протекцию, зная, что это встретило бы только ярость отца.

Не знаю, почему Яша сделался профессиональным военным. Он был глубоко мирный человек - мягкий, немного медлительный, очень спокойный, но внутренне твердый и убежденный. Он был похож на отца миндалевидным, кавказским разрезом глаз, и больше ничем... Больше он походил на свою мать, Екатерину Сванидзе, умершую, когда ему было два года. Это сходство бросается в глаза и на портретах. Очевидно, и характер достался ему от нее - он не был ни честолюбив, ни властолюбив, ни резок, ни одержим. Не было в нем противоречивых качеств, взаимоисключающих стремлений; не было в нем и каких-либо блестящих способностей; он был скромен, прост, очень трудолюбив и трудоспособен, и очаровательно спокоен. Я видела лишь раз или два, что он может и взорваться - внутренний жар был в нем; это происходило всегда из-за Василия, из-за привычки последнего сквернословить в моем присутствии и вообще при женщинах, и при ком угодно. Яша этого не выдерживал, набрасывался на Василия как лев, и начиналась рукопашная. Яша жил в Тбилиси довольно долго. Его воспитывала тетка, сестра его матери, Александра Семеновна. Потом юношей, по настоянию своего дяди Алеши Сванидзе, он приехал в Москву, чтобы учиться. Отец встретил его неприветливо, а мама старалась его опекать. Вообще говоря, жизнь в Кремле в одной квартире с нами и учеба на русском языке, трудно дававшемся ему вначале, - все это было совсем не для него. Оставшись в Грузии, он, наверное, жил бы спокойнее и лучше, как и его двоюродные братья. Яша всегда чувствовал себя возле отца каким-то пасынком, - но не возле моей мамы, которую он очень любил. Первый брак принес ему трагедию. Отец не желал слышать о браке, не хотел ему помогать, и вообще вел себя, как самодур. Яша стрелялся у нас в кухне, рядом со своей маленькой комнаткой, ночью. Пуля прошла навылет, но он долго болел. Отец стал относиться к нему за это еще хуже - я уже писала об этом. Мне позже об этом рассказывала няня. После этого Яша уехал в Ленинград и жил там в квартире у дедушки Сергея Яковлевича Аллилуева. Родилась девочка, которую он очень любил, но она вскоре умерла; этот первый брак его потом быстро распался. Яша работал в Ленинграде на ТЭЦ, - он был по специальности инженером-электриком. Ему бы и работать в этой мирной профессии... В 1935 Яша приехал в Москву и поступил в Военную Артиллерийскую Академию. Примерно через год он женился на очень хорошенькой женщине, оставленной ее мужем. Юля была еврейкой, и это опять вызвало недовольство отца. Правда, в те годы он еще не выказывал свою ненависть к евреям так явно, - это началось у него позже, после войны, но в душе он никогда не питал к ним симпатии. Но Яша был тверд. Он сам знал все слабости Юли, но относился и ней как истинный рыцарь, когда ее критиковали другие". Он любил ее, любил дочь Галочку, родившуюся в 1938 году, был хорошим семьянином и не обращал внимания на недовольство отца. Он приходил иногда к нам на квартиру в Кремль, играл со мной, смотрел как я делаю уроки и с напряжением ждал когда отец придет обедать. За столом он сидел обычно молча. Яша уважал мнение отца, и по его желанию стал военным. Но они были слишком разные люди, сойтись душевно им было невозможно. ("Отец всегда говорит тезисами", как-то раз мне сказал Яша). Яшино спокойствие и мягкость раздражали отца, бывшего порывистым и быстрым даже в старости.

До войны Яша с семьей жил у нас в Зубалове каждое лето, а весной мы с ним вместе занимались, готовясь каждый к своим экзаменам. У нас была там баня, а на бане был обширный чердак, где висели сухие березовые банные веники. Там было сухо и ароматно, мы притащили туда ковер, и занимались там вместе. Перед началом войны Яше было тридцать три года, а мне - пятнадцать, и мы только-только с ним подружились по-настоящему. Я любила его именно за его ровность, мягкость и спокойствие. А он всегда меня любил, играл со мной, а я теперь возилась с его дочкой... Если бы не война, мы стали бы настоящими крепкими друзьями на всю жизнь. Яша ушел на фронт на следующий же день после начала войны, и мы с ним простились по телефону, - уже невозможно было встретиться. Их часть отправляли прямо туда, где царила тогда полнейшая неразбериха - на запад Белоруссии, под Барановичи. Вскоре перестали поступать какие бы то ни было известия. Юля с Галочкой оставались у нас. Неведомо почему (в первые месяцы войны никто не знал толком, что делать, даже отец), нас отослали всех в Сочи: дедушку с бабушкой, Анну Сергеевну с двумя ее сыновьями. Юлю с Галочкой и меня с няней. В конце августа я говорила из Сочи с отцом по телефону. Юля стояла рядом, не сводя глаз с моего лица. Я спросила его, почему нет известий от Яши, и он медленно и ясно произнес: "Яша попал в плен". И, прежде чем я успела открыть рот, добавил: "Не говори ничего его жене пока что..." Юля поняла по моему лицу, что что-то стряслось, и бросилась ко мне с вопросами, как только я положила трубку, но я лишь твердила: "Он ничего сам не знает"... Новость казалась мне столь страшной, что я была бы не в силах сказать ее Юле - пусть уж ей скажет кто-нибудь другой... Но отцом руководили совсем не гуманные соображения по отношению к Юле: у него зародилась мысль, что этот плен неспроста, что Яшу кто-то умышленно "выдал" и "подвел", и не причастна ли к этому Юля... Когда мы вернулись к сентябрю в Москву, он сказал мне: "Яшина дочка пусть останется пока у тебя... А жена его, по-видимому, нечестный человек, надо будет в этом разобраться..." И Юля была арестована в Москве; осенью 1941 года, и пробыла в тюрьме до весны 1943 года, когда "выяснилось", что она не имела никакого отношения к этому несчастью, и когда поведение самого Яши в плену, наконец-то, убедило отца, что он тоже не собирался сам сдаваться в плен... На Москву осенью 1941 года сбрасывали листовки с Яшиными фотографиями - в гимнастерке, без ремня, без петлиц, худой и черный... Василий принес их домой, мы долго разглядывали, надеясь, что это фальшивка, - но нет, не узнать Яшу было невозможно... Спустя много лет, возвращались домой люди, которые тоже побывали в плену, а освободившись из плена, попадали к нам в лагеря, в тайгу, на север... Многие слышали о том, что Яша был в плену, - немцы использовали этот факт в пропагандных целях. Но было известно, что он вел себя достойно, не поддаваясь ни на какие провокации, и, соответственно испытывал жестокое обращение. Зимою 1943-44 года, уже после Сталинграда, отец вдруг сказал мне в одну из редких тогда наших встреч: "Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих... Стану я с ними торговаться! Нет, на войне - как на войне". Он волновался,- это было видно по его раздраженному тону, - и больше не стал говорить об этом ни слова, а сунул мне какой-то текст на английском языке, что-то из переписки с Рузвельтом, и сказал: "Ну-ка, переведи! Учила, учила английский язык, а можешь ли перевести?" Я перевела, он был удивлен и доволен, - и аудиенция была закончена, так как ему было уже некогда. Потом еще раз он сказал о Яше, летом 1945 года, после победы. Мы долго не виделись до того. "Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца что ли, с соболезнованием, - он был очевидцем... Их всех освободили американцы..." Ему было тяжко, он не хотел долго задерживаться на этой теме. Валентина Васильевна Истомина (Валечка), бывшая в то время экономкой у отца, рассказывала мне позже, что такое же известие о Яшиной гибели услышал К. Е. Ворошилов на одном из фронтов в Германии, в самом конце войны. Он не знал, как сказать об этом отцу, и страдал сам - Яшу все знали и любили. Так услышали об этом из двух источников.* Может быть, слишком поздно, когда Яша уже погиб, отец почувствовал к нему какое-то тепло и осознал несправедливость своего отношения к нему... Яша перенес почти четыре года плена, который наверное был для него ужаснее, чем для кого-либо другого... Он был тихим, молчаливым героем, чей подвиг был так же незаметен, честен и бескорыстен, как и вся его жизнь. Я видела недавно во французском журнале статью шотландского офицера, якобы очевидца гибели Яши. К статьям подобного рода надо относиться осторожно - на Западе слишком много всяких фальшивок о "частной жизни" моего отца и членов его семьи. Но в этой статье - похожи на правду две вещи: фото Яши, худого, изможденного, в солдатской шинели, безусловно, не подделка; и тот, приведенный автором факт, что отец тогда ответил отрицательно, на официальный вопрос корреспондентов о том, находится ли в плену его сын. Это значит, что он сделал вид, что не знает этого, - и тем самым, следовательно, бросил Яшу на произвол судьбы... Это весьма похоже на отца - отказываться от своих, забывать их, как будто бы их не было... Впрочем, мы предали точно также всех своих пленных... Во всяком случае, жизнь Яши всегда была честной и порядочной. Он был скромен, ему претило всякое упоминание о том, чей он сын... И он честно и последовательно избегал любых привилегий для своей персоны, да у него их никогда и не было. Была сделана попытка увековечить его, как героя. Отец сам рассказывал мне, что Михаил Чиаурели, собираясь ставить марионеточную "эпопею" - "Падение Берлина", советовался с отцом: у него был замысел дать там Яшу, как героя войны. Великий спекулянт от искусства, Чиаурели почуял, какой мог бы выйти "сюжет" из этой трагической судьбы... Но отец не согласился. Я думаю, он был прав. Чиаурели сделал бы из Яши такую же фальшивую куклу, как из всех остальных. Ему нужен был этот "сюжет" лишь для возвеличения отца, которым он так упоенно занимался в своем "искусстве". Слава Богу, Яша не попал на экран в таком виде... Хотя отец вряд ли имел это в виду, отказывая М. Чиаурели, ему просто не хотелось выпячивать своих родственников, которых он, всех без исключения, считал не заслуживавшими памяти. А благодарной памяти Яша заслуживал; разве быть честным, порядочным человеком в наше время - не подвиг?...

* Трудно считать их достоверными и, мне кажется, гибель Яши все еще остается загадочной.

Дмитрий Семушин - европейский обозреватель ИА REGNUM