Несмотря на многообразие предложенных путеводителем вариантов прибытия в Барселону, доступную не только с суши и воздуха, но и с воды, наиболее удачный для первой встречи с городом способ сходу выбрать трудно. Очевидно одно: Барселона по своему внутреннему настроению, характеру, - это город очень открытый, в который неприлично как-то, невежливо прибывать затерявшимся инкогнито среди многочисленных авиапассажиров, оперативно, как шпионы, исчезающих сразу после приземления в безликих такси и аэропортовых автобусах-шаттлах, или незаметно смешавшись с толпой, сходящей с трапа круизного лайнера. С ней надо сразу играть в открытую, подставляясь и поворачиваясь лицом с первой минуты знакомства, и только тогда есть шанс найти общий язык и подружиться. Видимо, логичнее всего попадать в Барселону, выпадая из самолета без парашюта, и, на мгновения этого затяжного прыжка возомнить себя Фредди Меркьюри, разрывая рот в приветственном крике.

Кстати, как нам показалось, некотором косвенным доказательством поразительной этой догадки, является и то, что Испания оказалась единственной из посещенных нами европейской страной, где стойки паспортного контроля в аэропорту просто не обнаружилось. Уже на отлете наши паспорта лениво пролистал представитель авиакомпании, а на прилете человек в неопределенного вида форме, дремавший под надписью "выход" в ответ на попытки сунуть ему под нос наши паспортины, и вовсе от нас отмахнулся как от назойливых насекомых. Видимо, испанцы исходят из того, что мир устроен рационально, и просто так ничего лишнего с неба не падает.

Очень понравилось то, что в Барселоне всё и все оказались такими разными. Толпа южного города, как правило, за редким исключением, вообще отличается большей пестротой, чем толпа города северного, но тут дело даже не в общем многоцветии, а в эксклюзивности каждого объекта. Все-таки не таким уж редким событием является встреча, например, в Париже с "типичным французским студентом" в спущенных на бедра джинсах с аппликациями, яркой футболке и с санталовыми бусами на шее, или в Милане с "типичным пожилым итальянцем" в элегантном пиджаке спортивного кроя с кожаными заплатками на локтях и шелковым кашне расцветки "бешеный огурец". Мы, туристы, радуемся подобной встрече с ними как доказательству того, что попали мы именно в ту страну, в которую ехали, и ставим в своих блокнотах галочку "осмотрено" в одном ряду с посещением Эйфелевой башни или Колизея.

В Барселоне же все иначе, "типичный барселонец" типичен именно тем, что внешне не похож ни на кого в принципе. Подозреваю, что даже на самого себя вчерашнего. И, в первую очередь, это, конечно, касается одежды, как самого очевидного. Несмотря на наличие в торговой зоне города магазинов всех известных международных брендов, наибольшей популярностью среди местного населения, особенно юного возраста, пользуются блошиные рынки и мелкие лавочки неопределенного происхождения. В них, правда, порой бывает сложновато сориентироваться, потому что затруднительно понять не только то, для кого они предназначены, для мужчин или для женщин, но и, зачастую, на какую часть тела нужно надевать понравившуюся вещь. Зато эксклюзив! А некоторые барселонцы, как оказалось, и вовсе себя не затрудняют выбором "что надеть". Мы, например, видели абсолютно голого велосипедиста, который невозмутимо совершал неспешный променад, причем, не где-нибудь, а на площади Каталонии, в самом центре города. Впрочем, я подозреваю, что это, все-таки, скорее исключение, чем правило.

Присев на открытой веранде небольшого ресторана на Пласа Реаль на свой первый в Барселоне обед, сразу же наблюдаем удивительную картину. За соседним столом расположилось довольно многочисленное испанское семейство как минимум, из трех поколений, а у ног очевидного его главы, пожилого солидного сеньора, устроился на низкой скамеечке мастер, который, сняв с сеньора ботинок, принялся сосредоточенного его чинить. При этом, то обстоятельство, что дело происходило все-таки в ресторане, а не в сапожной мастерской и даже не просто на улице, похоже, никого не смущало, ни участников процесса, ни других посетителей. Ресторан не был особенно дорогим, чтобы можно было предположить наличие у пожилого господина какого-либо особого vip-статуса, но и забегаловкой он тоже не был, вполне себе ресторан средней руки, где специальных щипцов для разных видов омаров, может, и не подают, но скатерть исправно меняют после каждого гостя. Более всего меня восхитило, что не было в этом действе никакого уничижительного подтекста, мол, я тут в ресторане сижу, а вы меня обслуживайте всяко разно. Создавалось впечатление, что люди просто сделали так, как им обоим на данный момент было удобно. Они еще и переговаривались, темпераментно, как все южане жестикулируя, и сапожный молоток летал где-то в непосредственной близости с салатом и паэльей. Жаль, я не владею испанским, хотелось бы знать, о чем они так увлеченно беседовали. Разве что не чокались, хотя, возможно, я этот момент просто проглядела.

Центральный прогулочный бульвар Барселоны - Рамбла, название которого употребляется во всех путеводителях не иначе как с эпитетом "знаменитая", заинтересовал меня несколькими вещами. Во-первых, абсолютным отсутствием скамеек, на которые можно было бы присесть и передохнуть. То ли барселонские власти таким образом соблюдают чистоту жанра, однозначно определяющего бульвар как место для неторопливого променада, то ли они имеют свой коммерческий интерес в многочисленных уличных кафе, которые, таким образом, становятся привлекательны для посетителей не только как место, где можно поесть, но и как единственная возможность дать отдых ногам.

Во-вторых, бульвар Рамбла известен тем, что он густо заселен живыми скульптурами самых причудливых видов и мастей. Некоторые из них весьма оригинальны и, вне всякого сомнения, с эстетической точки зрения есть чем полюбоваться, хотя неприятно удивило и присутствие в ассортименте нескольких агрессивных сюжетов: отрезанные головы, гроб Франкенштейна, а то и вовсе детская коляска с каким-то ребенком-оборотнем. При всем качестве художественного исполнения, в данных обстоятельствах более уместной представляются какая-нибудь банальная фея-бабочка или Дон Кихот.

Однажды мы встретили в параллельном Рамбле переулке парочку молодых людей, устало перекуривавших, видимо, в перерывах между вахтами. Девушка была одета в однотонный спортивный костюм, а парень в футболку без рисунка и джинсы, и только толстый слой золотого грима на лицах позволял опознать в них те самые живые скульптуры. Вот они мне, почему-то, больше всех приглянулись.

Ну, и, в-третьих, к сожалению, оказалось, что Рамбла крайне небезопасна в плане карманников. При всей моей пуганности, а значит, и аккуратности на этот счет, кошелек у меня был вытащен в считанные доли секунды. По счастью, денег там было немного, и документы и мобильный телефон остались в сохранности, поэтому отдых нам эта неприятность сильно не испортила. А уж после того как одна моя подруга поведала мне историю о том, что у нее на Рамбле просто в открытую сорвали с шеи дорогущий фотоаппарат, свернув при этом саму шею так, что она потом месяц ходила в ортопедическом воротнике, я подумала, что мне еще и повезло.

Неоднозначная какая-та эта Рамбла. Красивая, яркая, интересная, праздничная, но, при этом, начиная с третьего, если не второго прохода туда-сюда уже порядком утомительная. Слишком велика концентрация человеческой праздности.

Посреди Рамблы находится вход в главный рынок города под названием Бокерия, бурлящее-кипящее чрево Барселоны. Для тех, кто, в принципе, любит рынки, посещение его составит огромное эстетическое наслаждение, но и для тех, кто не является поклонником этого явления, гарантировано, как минимум, наслаждение гастрономическое, так что заглянуть туда стоит в любом случае непременно. Причем, если восхитительно изобильные мясные и фруктовые ряды хотя бы понятны нам как жанр, то рыбные развалы оставляют даже некоторые сомнения в собственной психической состоятельности, потому что то, что переливается и шевелится на грудах колотого льда, для нас, непривычных к подобным картинам людей континентального происхождения, выглядит чем угодно, но только не едой. Частично, правда, сомнения могут быть развеяны посещением одного из изобилующих на территории рынка маленьких кафе, где, если удастся преодолеть внутреннее опасение, что еда может начать с тобой разговаривать непосредственно с тарелки практически в любой момент, можно перекусить небольшим осьминогом или дюжиной улиток прямо у стойки.

Возможно, сила производимого рыбным рынком впечатления зиждется даже не на том, что мы еще не вжились окончательно в постперестроечную реальность, одним из ключевых отличий которой от эпохи предыдущей стало то, что рыба с головой перестала быть пищей для кошки, а превратилась в деликатес из дорогого ресторана. Дистанция от Советского Союза до современной России укладывается в дистанцию от хека и минтая до дорады и радужной форели. Ничего, мы сейчас уже и сами не лаптем щи хлебаем, видали и гигантских креветок с презрительно выпученными глазами, и меланхоличных крабов, и даже омаров. Вот только той восхитительной небрежности, с которой их швыряет на прилавок или насыпает в пакет человек, вот этого нам, уроженцам совсем иных широт, нигде кроме как здесь не увидеть.

Еще одна "испанская" изюминка рынка, - это, безусловно, сырокопченая ветчина хамон и вяленая колбаса, распространяющие такой головокружительный запах, что он способен довести человека неискушенного практически до обморока. Причем некоторым гурманам он кажется изысканным, а кто-то находит его похожим на аромат привокзальной уборной, хотя в признании силы его воздействия сходятся и те, и другие.

Два дня мы завтракали исключительно добычей с Бокерии, разложив свои кулечки на ближайшем газоне, а когда на третий день нашего пребывания в Барселоне выяснилось, что в воскресенье рынок закрыт, разочарование было столь велико, что даже настроение испортилось. Было такое ощущение, что в живом организме города выключили одну из систем жизнеобеспечения.

Статус кафедрального собора Барселоны, пока ведется нескончаемое строительство Саграда Фамилия, сохраняет за собой спрятанный в готическом квартале исторически центральный храм города. Внешним видом своим он мучительно напоминает что-то то ли итальянское, то ли французское, что не удивительно, так как достраивали его вроде как по старинным чертежам Руанского собора. Барселонский же собор, в результате, оказался красив обыкновенной, математически выверенной красотой с налетом вторичности, какой бывают красивы вещи добротные, но не изысканные и лица правильные, но не обаятельные. Кроме того, в интерьере несколько царапнули приметы времени: вдоль стен тянутся жидкокристаллические панели, на которые транслируются проповеди, а восковые свечки перед алтарями часовен заменены электрическими. Вроде новшества вполне логичные, но почему-то немного коробящие.

Короче, собор как собор и, возможно, не остался бы он даже в списке памятных нам в Барселоне мест, не окажись мы там так удачно совсем ранним утром, когда кроме нас и двух уборщиц никого внутри и не было. Вот именно ощущение какой-то утренней заспанной беззащитности придало вдруг громоздкому, по сути, зданию удивительное очарование. Собор не просто был пуст, он как будто был содержательно наполнен гулкой пустотой. К кафедре была прислонена швабра, в проходах лежали свежесметенные аккуратные кучки мусора, а снаружи, у самого входа стояла дама, державшая на вытянутой руке вешалку с отглаженным мужским костюмом. Возможно, ждала жениха, которому предстояло в этот день здесь венчаться. Потом, попозже, когда прочистит горло орган, уберут окончательно всю грязь, протрут тщательно золотой декор в часовне и поменяют в вазах цветы на свежие. Короче, до свиданья день вчерашний, здравствуй новый день! Из первого открывшегося на соборной площади кафе пахло кофе и свежими булочками.

Паэлья, безусловно, является королевой каталонской кухни. В принципе, на этой фразе можно и остановиться в ее описании, и продолжать заставляет исключительно нежелание уподобляться стандартно-восторженному путеводителю или рекламному буклету. В сущности ведь блюдо для ленивой хозяйки, не требующее никаких особых кулинарных навыков, выполненное в жанре "обзор за неделю", когда в одну кучу мечутся все остатки, накопившиеся в холодильнике. В том же ряду - итальянская пицца, ирландское рагу и венгерский гуляш. И все таки паэлья стала для каталонцев фетишем, своего рода эталоном. Возможно, потому, что она своей праздничностью и яркостью, обжигающим своим темпераментом так подходит этой местности, которая и сама по себе, ни дать ни взять горячая сковородка со всякой всячиной. Нереально красиво и вкусно! Хотя, конечно, не исключено, что я не объективна, просто потому что люблю ее, эту самую паэлью, особенно с морепродуктами, до сведенных скул, а окажись на моем месте человек, во вкусовом плане к ней равнодушный, - и не прозвучало бы никаких подобных восторгов. Ну и пусть так.

Барселона в исторической ретроспективе разделяет участь многих городов номер два, таких как Нью-Йорк, Санкт-Петербург или Монреаль, но есть у нее, конечно, и свои особенности. С одной стороны, она в течение всего периода своего существования разными способами пытается отстаивать и подчеркивать свой столичный статус, а, с другой, свою уникальность и обособленность Каталонии от Испании вообще, что, понятное дело, совместимо далеко не в любых обстоятельствах.

Не сумев в какой-то момент справиться с собственной историей и пережив упадок с XV века по XIX, когда в течение немалого периода времени даже и язык каталонский был запрещен для использования, Барселона сумела возродиться, сделать в конце позапрошлого столетия мощнейший рывок, и промышленный и культурный. Теперь, памятуя о недавнем прошлом, она стареется выправить себе "страховку от забвения", не только продолжая блюсти свою "каталонскость", но и пытаясь зацепиться и за всемирную историю. Огромное значение в жизни города приобрели события международного характера, такие как Всемирная выставка 1888-го года или Олимпиада 1992-го, в подготовке которой прияло участие рекордное количество добровольцев, и которая была признана лучшей Олимпиадой современности. Барселона как столица Каталонии стала явлением отдельным, уникальным, ее отношения с Испанией для окружающего мира вторичны.

Квартал барселонского модерна, - один из обязательных туристических маршрутов. Гулять там непременно нужно пешком, никакая поездка на туристическом автобусе "посмотрите направо - посмотрите налево" не даст полного о нем представления, поэтому придется пожертвовать ногами. Каждый дом надо осматривать отдельно и тщательно, и всегда находится что-то удивительное и уникальное. На меня, например, очень сильное впечатление произвело здание, украшенное на уровне второго этажа фасада женскими фигурами, явно по средневековому образцу, только держали они в руках не традиционные колосья или предметы искусства, а телефон и лампу накаливания. В первое мгновение возникает ощущение некоторого диссонанса, как если бы у Давида Микеланджело вдруг оказался под мышкой ноутбук, но довольно быстро становится понятно, что все правильно, все так и должно быть. При том, что шедевры барселонского модерна были созданы, в среднем, около ста - ста пятидесяти лет назад, они до сих пор несут на себе печать нового времени, того периода, когда город возрождался после почти четырехвековой стагнации. Фактически, в плане архитектуры, Барселона широко шагнула из готики сразу в арт-нуво, и дух этого исторического прорыва остался запечатленным в камне, а потому ни одно самое современное офисное здание XXI-го века никогда не будет выглядеть так ново и свежо, как какой-нибудь дом Лео Морера или фонд Антонио Тапиеса.

При внимательном осмотре всего квартала модерна в целом даже безумие Гауди кажется не столь концентрированным. Он и Серд-и-Суньера, архитектор, разработавший на рубеже XIX-XX веков план расширения и перестройки стремительно растущего и развивающегося города, - две равно масштабные фигуры, одна великая в своей исключительности и уникальности, другая в своей системности. Поразительно, что одинаковые исторические условия породили двух столь непохожих между собой гениев, которым всю жизнь приходилось тесниться в одном и том же во времени и пространстве. "Стихи и проза, лед и пламень", создатель и приверженец стандартов и их ниспровергатель, в мировой истории искусства они всегда будут где-то рядом, на соседних страницах учебников и энциклопедий.

При этом, правда, Серд, с моей точки зрения, отодвинут на второй план несколько незаслуженно. Все-таки он занимался городом в целом и сделал для него очень многое, а вот, по гамбургскому счету, оказался в глазах потомков только создателем декораций, задника для чужого творчества. Нет в широком употреблении понятия "Барселона Сарда" как есть "Париж Оссмана" или "Брюссель Леопольда II", есть только "Барселона Гауди". Он, конечно, удивительнее и трагичнее. При том, что количество построенных им зданий не так уж и велико, он пропитал собой весь город, вошел в каждую его клетку, стал неотделим от Барселоны настолько, что любые попытки представить себе, какой она была до пришествия великого Антонио, буксуют, оставляют в воображении ничем не заполненные пустоты.

Кстати, любопытным оказалось то, что Гауди может быть совершенно разным, ни один заранее пролистанный альбом или путеводитель такого ощущения почему-то не давал. Например, очень понравился Дом Батльо, украшенный балконами в виде то ли черепов, то ли карнавальных масок, а вот главное творение всей жизни зодчего - собор Саграда Фамилия впечатлил, но не понравился совсем. Несмотря на плавность и обтекаемость используемых архитектором форм, на почти полное отсутствие резких прямых линий, безумие Гауди агрессивно и заразительно. Он сумасшедший, рядом с которым страшно находиться, - потому, что исходящий от него мощнейший импульс не только формирует какую-то свою, параллельную реальность, но и размывает нашу, привычную. Недаром же с таким упорством вот уже которое десятилетие достраивается этот собор, не завершенный мастером. По мне, так пусть бы он лучше и остался вечной стройкой, не жду ничего хорошего от его завершения.

Вечером отправляемся на площадь Испании смотреть на поющие фонтаны, которые включают только на два часа в день. Зрелище, похоже, пользуется популярностью, народу собралось изрядно и, насколько можно было судить по внешним проявлениям, разочарованных не было. Любое произведение искусства, созданное на стыке разных видов творчества, всегда живое, динамично меняющееся. Оно открывается зрителю то одной своей гранью, то другой, и каждый имеет возможность легко и сразу увидеть в нем что-то свое, только ему интересное и близкое, не напрягая сознание усилием, необходимым для выхода за заранее определенные искусствоведами ригидные рамки: "художник хотел сказать, что..."

В вышеописанном контексте было интересно и то, как изменение одного из параметров влияло на общее ощущение от увиденного. Например, звук. Как я поняла, фонтаны танцуют совершенно под разную музыку, но нам почему-то для начала достался Вагнер, в имперских декорациях площади Испании навевавший ассоциации явно лишние. Проходит буквально несколько минут, и вот уже мы слышим легкий джаз, и не видим совсем ни тяжело нависающего над нами мощного и величественного Национального дворца, ни самой площади, еще хранящей воспоминания о традиционно проходивших на ней корридах, то ли скрытых за пеленой водяных брызг, то ли вытесненных музыкой из нашего сознания. Буквально в одну секунду все стало иначе и по-другому.

То же и со светом. Когда представление началось, было еще достаточно светло, но, в результате, оказалось, что мы на этом скорее выиграли, чем проиграли, потому что никакая игра разноцветных прожекторов не восхищает так, как слияние воды с небом. Получается такой дождь наоборот: мощные струи фонтанов долетают до облаков и теряются там где-то в них, рассыпаясь на тысячи тысяч капель. Короче, если будете в Барселоне, на фонтаны идти смотреть стоит непременно.

Женский монастырь Педральбо, старый, средневековый, находится в некотором отдалении от основных туристических троп барселонского центра, но посетить его имеет смысл, причем, не столько "тем не менее", сколько "тем более". Любой город надо осматривать в многообразии его проявлений, как бы снимая слой за слоем различные исторические и культурные пласты. И монастырь Педральбо, - это как раз такой прекрасный тихий уголок, где спадает буйный морок модернизма и проявляет себя во всей красе настоящая средневековая Испания.

После суеты Рамблы или Пассейг де Грасиа, первое ощущение, возникающее на территории монастыря, это покой на уровне благодати. Внутренний дворик - клуатр, залитый мягким солнцем, где прохладно даже в жару. Почти полностью восстановленные интерьеры хозяйственных помещений, бродя по которым, если и встречаешь других туристов, то удивляешься им больше, чем если бы навстречу вышла какая-нибудь сестра или аббатиса. Старая, похоже, немало повидавшая пальма с выгоревшими листьями, но исправно предлагающая для отдыха свою тень. И, наконец, куриное перышко, прилепившееся к двери кухни и слегка трепещущее на легком сквозняке, - та самая последняя деталь, которая делает сон явью. Мне кажется, если бы я жила в Барселоне, это было бы одно из моих самых любимых мест.

Музеев в Барселоне много. Из-за отсутствия достаточного количества времени, мы не посетили и десятой их части, но был один, мимо которого пройти было никак невозможно. Это музей Пикассо. Музей этот явно входит в шорт-лист барселонских достопримечательностей и поэтому, независимо от сезона и времени суток, на вход в него всегда стоит изрядная очередь. Маясь в ней, и наблюдая за людьми, даже как-то обидно становится, что, скажем, в расположенный практически напротив интереснейший музей доколумбовых культур народ, вежливо говоря, не ломится. И есть большие сомнения в том, что в этой очереди собрались сплошь тонкие ценители Пикассо. Честно признаюсь, не такова и я, меня в этот музей привел интерес вполне конкретный. Подавляющее большинство увиденных работ мне ожидаемо не понравилось, но интересно было ужасно, потому что стало понятно, откуда что выросло. Ранний Пикассо, как ребенок-вундеркинд, осваивающий к четвертому классу всю программу средней школы, еще в юности как-то сразу, одним гигантским шагом достиг потолка понимания реалистической живописи и сказал в ней, если не все что мог, то уж точно все, что считал нужным. К моменту переезда художника в Париж в двадцать с небольшим лет, фигуры и лица на его портретах становились все более размытыми, пейзажи все более абстрактными. По праву демиурга он как кусок глины сминает в руке всю свою предыдущую жизнь и творчество, и именно из этой сумятицы, как из сгустка праматерии, рождается известный нам гений кубизма. Это стоит видеть. Просто как чудо рождения.

Порт Барселоны огромен. И прекрасен. Возможно, он кажется таковым потому, что обращен к нам пассажирской своей частью как витриной, в которой выставлено самое лучшее и красивое, что у него есть. И гигантские, сверкающие чистотой многопалубные круизные лайнеры, которые можно издали принять за офисные небоскребы; и сбившиеся в стаи легкие яхты, столпившиеся у причала зеркальным отражением гуляющей по набережной толпы; и огромный аквариум с живыми акулами; и ряды рыбных ресторанчиков, подавляющих своим изобилием. Порт - непререкаемая ценность Барселоны, то, что не могут отобрать у нее никакие политические катаклизмы. Он существует сам по себе, и, в то же время, является порталом, который открывает городу дорогу как в географию, так и в историю. Вношу коррективы в свои собственные предположения. Всё-таки, в Барселону надо обязательно либо приплыть, либо из нее уплыть, без этого город до конца не постичь. В следующий раз я непременно так и сделаю.