Сегодня, 10 августа, президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров выздоровевший после смертельного покушения вновь приступает к работе. Накануне исполнявший обязанности президента премьер-министр Ингушетии Рашид Гайсанов дал интервью московской газете "Время новостей", которое издание публикует сегодня.

Что изменилось в Ингушетии с момента утверждения Юнус-Бека Евкурова в должности 31 октября прошлого года?

Может быть, это чересчур нахально сказано, но изменился подход высшего руководства республики. Не сочтите это камнем в чей-то огород. И в общественно-политической, и в криминогенной, и в социально-экономической ситуации есть изменения. Новый президент сразу начал диалог с теми, кого при Мурате Магомедовиче Зязикове называли оппозицией. Президент повел диалог со всеми, провел съезд ингушского народа. Власть стала более открытой. Возможно, главной целью было возвращение доверия народа к власти. Для этого с людьми надо разговаривать. И после покушения наметился явный крен (я не могу это пока назвать переломом) в осуждении незаконных вооруженных формирований основной массой населения. Цена оказалась очень высока - здоровье президента. Но такой положительный момент есть, и мы стараемся наращивать усилия, чтобы сохранить достигнутое. 11 октября нам предстоят первые выборы в органы местного самоуправления. Мы требуем от политических партий, чтобы при формировании своих списков кандидатов в органы местного самоуправления они обязательно задействовали представителей разных фамилий, разных религиозных течений, разных национальностей. Чтобы были представлены женщины и молодежь. Чтобы люди были авторитетные, чтобы их знали не только в собственной семье, но хотя бы в нескольких кварталах. Чтобы это были действительно достойные люди, которые будут не просто налево и направо кидать финансы своего бедного села. Обо всем этом мы разговариваем с населением. Продолжает работать прямая телефонная линия, проводятся ежемесячные телепередачи от первого лица республики....

Свою главную задачу, с тех пор как я пришел на должность председателя правительства, я вижу в том, чтобы выстроить систему власти. К сожалению, в нашей ингушской действительности в предыдущие годы (я был министром и при Зязикове) отсутствовала система власти. Как бы есть министр, но он не решает вопросов. Зато их мог решать его заместитель, который имел доступ к первому лицу. Либо вообще какой-нибудь водитель или охранник - они решают вопросы, а отдувается министр. И главную задачу я вижу в выстраивании нормальной системы власти, когда есть председатель правительства, есть заместитель председателя, есть министры, и каждый уровень работает с последующим уровнем, а не через голову. Нельзя сказать, что система полностью отстроена. Безусловно, нет. Тем не менее в критический момент после покушения на президента система, которую мы устанавливали, нас не подвела.

Кадровые перестановки коснулись не всех ведомств. Можно ли добиться каких-то серьезных сдвигов в ситуации практически с той же командой, о которой даже многие действующие сотрудники среднего и низшего звена говорят, что большинство руководителей некомпетентны?

Кадровая работа будет продолжаться. Кадровая политика состоит из постоянных перемещений. Речь идет не только о заменах, но и о повышении квалификации кадров, которые есть.

Не началось ли после покушения на президента возрождение коррупционной системы, которая была частично подавлена Евкуровым, и нет ли давления старой команды на его назначенцев? Тем более что вы один из них.

Что касается коррупции, я думаю, что она и не прекращалась. Коррупция, как мы знаем, непобедима. Но ее можно как-то загнать в угол. Этим мы и занимаемся. Нет, нельзя сказать, что после 22 июня все дружно сошли с ума и начали грести под себя все, что можно и нельзя.

Слишком бросился в глаза пример с оправданием бывшего министра спорта, процесс по обвинению которого в коррупции при Евкурове стал первой "показательной поркой".

К сожалению, качество работы судебных органов оставляет желать лучшего. Судебная система у нас как бы независимая, но иногда получается, что она независима и от закона. Это общероссийская беда, но у нас она очень выпуклая.

Касается ли эта беда только судебной системы или правоохранительных органов в целом, в том числе прокуратуры и МВД Ингушетии?

Это касается практически всех органов в большей или меньшей степени.

Оппозиционеры считают, что Евкурову и его команде в стабилизации ситуации мешают силовые ведомства. Так ли это?

Конечно же, нет. Наоборот, хорошая работа силовых ведомств позволила стабилизировать ситуацию. Когда я докладывал президенту и председателю правительства России, я назвал криминогенную ситуацию сложной, но контролируемой. Скажем, в последние десять дней не было ни одного нападения на представителей правоохранительных органов. Десять дней нет смертей. Конечно, никто ни в одном уголке земного шара не застрахован в наше время от терактов. Ни в стране нашей, ни в республике. Но все-таки положительный результат есть, его нельзя отвергать. Говорить о том, что Евкурову мешают правоохранительные органы, - лукавство.

Я имею в виду создание определенного давления на общественность в связи с такими "издержками" оперативной работы, как похищения, пытки и даже убийства, о чем много говорилось под конец правления Мурата Магомедовича Зязикова.

То, о чем говорилось под конец правления Мурата Магомедовича, сегодня крайне единичные случаи. По каждому из них проводится разбирательство. Говорить о том, что это система, безусловно, нельзя. Наоборот. Очень много сил и Юнус-Бек Баматгиреевич приложил именно для того, чтобы все было в правовом поле...

Как население воспринимает сотрудничество правоохранительных органов Чечни и Ингушетии в приграничной зоне? Не ощущается ли со стороны чеченцев давления? Со стороны чеченцев давления нет. Население по-разному относится к этому. В народе главная цель - сохранить республику, самостоятельный статус. У людей есть такая боязнь, что могут опять, как в 1934 году, взять и пристегнуть Ингушетию к Чечне. И какие-то происходящие действия, события, высказывания сразу накладываются на историческую память. Но чеченская милиция действует в горно-лесистой местности, а не в городах и селах. И дело не в ее работе, а в том, что вокруг этого накручивается. Те люди, которых вы называете оппозицией, находятся в перманентной оппозиции ко всему. В том числе к здравому смыслу. Они накручивают эту ситуацию для извлечения политических дивидендов. Эти крики, как мы с вами понимаем, не работают на стабилизацию. Получается, что у людей, которые призывают прекратить совместные мероприятия с чеченцами, те же самые цели, что и у незаконных вооруженных формирований. Это, естественно, наводит на мысль, что, может быть, они какое-то легальное крыло этих формирований? Но это работа для спецслужб.

Объединение Чечни и Ингушетии исключено?

Исключено. Не может быть вообще никаких разговоров про объединение.

Не могут ли муниципальные выборы в октябре активизировать вопрос о территориальных претензиях Чечни к Ингушетии по поводу Сунженского и Малгобекского районов?

Абсолютно никаких претензий быть не может.

Идет ли межправительственное сотрудничество с Чечней по картам муниципалитетов?

Все уже нарисовано, и у них, и у нас. Выборы у нас с ними в один день - 11 октября...

Не будет ли проблема Пригородного района актуализирована муниципальными выборами?

Проблема Пригородного района была, есть и будет. На сегодняшний день речь о том, что те ингуши, которые жили в Пригородном районе, должны иметь право свободно вернуться и жить в своих домах. Но это только одна часть вопроса. Ингушское население Пригородного района, которое сегодня там проживает, не интегрировано ни в социальную, ни в политическую, ни в экономическую жизнь Северной Осетии. Они работают в основном в Ингушетии, при нашей безработице. Надо налаживать отношения между двумя регионами одной страны и между двумя народами. Ингушское население, которое там сегодня уже есть и которое еще будет, должно интегрироваться: учиться в школах, работать в органах местного самоуправления, в правоохранительных органах. И не только в Пригородном районе, а и в том же Владикавказе. Да, есть отдельные случаи интеграции, но скорее "для галочки". Пока это первые робкие попытки. Мы понимаем, это непростой процесс. Но двигаться в этом направлении надо. К сожалению, есть такая тенденция: как только начинают налаживаться отношения, тут же происходит один эксцесс, второй, третий, и ситуация отбрасывается назад.

Выборы 11 октября окончательно закрепят границы муниципалитетов. Не сочтет ли часть ингушского общества, которому Пригородный район действительно очень важен, что избрание муниципалитетов -- это окончательный отказ от территориальных претензий и предательство со стороны республиканской власти?

Такая часть общества есть, но законы-то уже приняты. На самом деле выборы нужны. Ингушскому народу издревле присуще самоуправление. Было самоуправление в родах, было в селах. Было самоуправление на уровне всего народа -- так называемый народный суд "мехк кхел", который собирался и решал вопросы войны и мира. Не было князей, чем многие гордятся, потому что все были равны. При этом на сегодняшний день, когда это местное самоуправление существует по всей стране, у нас его нет. С 1993 года в республике нет никаких советов, кроме парламента, который работает с 1994-го. Но вопросы местного значения должны решаться на местном уровне. Авторитаризм, назовем его так, президентской власти, правительства усложняет нашу же работу, когда вопросы местной власти не решаются на месте. Ты приезжаешь на работу, а там стоят люди с вопросами, которые должны решаться в селе или районе. Но в силу разных причин не решаются. Одна из причин -- главе администрации важно, чтобы президент и правительство были о нем хорошего мнения. У него нет стимула для того, чтобы понравиться своим жителям. А ситуация должна быть прямо противоположная. К тому же люди, хорошо работающие на местах, например, молодежь, которая там будет представлена, смогут и должны пойти дальше, в парламент республики, в органы исполнительной власти. Паника, слухи и мнения, что есть опасность для существования республики, будут рассеяны закреплением муниципалитетов. Может быть, я сейчас крамолу скажу: страхов будет меньше по проводу республики. Завтра придет кто-то на место президента: сегодня Евкуров, завтра кто-то другой. И скажет: "Елки-палки, давайте действительно с кем-то объединяться". И тонко, исподволь начнет эту работу проводить. Мы знаем, как это было в 1934 году. В конце концов проблемы, которые в республике существуют, надоедают и федеральному центру -- что республика никак не может их сама решить. Но, во-первых, проблемы надо решать, и подспорьем будут органы местного самоуправления. А во-вторых, в органах местного самоуправления будут люди, которые тому же президенту, тому же председателю правительства скажут: "Нет, это наша республика, мы ее создавали, и кто бы что ни хотел, мы ее сохраним". Это будет народное представительство, здесь не будет возможности для проявления волюнтаризма... Есть ли у Ингушетии какие-то точки роста, которые помогли бы ей в перспективе избавиться или хотя бы уменьшить уровень своей дотационной зависимости от федерального бюджета?

Эти отрасли есть, они на виду. Мы любим строить, у нас есть стройматериалы. "Точка роста" - строительный комплекс в целом, производство строительных материалов, подготовка кадров, развитие строительных фирм. Это агропромышленный комплекс: у нас неплохой климат, база для пищевой и перерабатывающей промышленности. Это нефтяная отрасль - все-таки здесь есть потенциал, пусть и не тот, что был 30-40 лет назад. Есть ряд других отраслей поменьше. Но, кроме того, мы в нашей республике, не сочтите за глупость или наглость, производим человеческий ресурс. В Российской Федерации численность населения снижалась в 1990-е годы, и сейчас снижается, хотя темпы и изменились с началом национального проекта. А в Ингушетии есть молодежь. Рабочие руки. Защитники родины. Да, эта молодежь потенциально может свернуть на неправильный путь, но нам надо направить ее по правильному. Сделать так, чтобы у ребенка была бы парта. Чтобы он окончил школу и пошел в вуз либо в профессиональное училище. Получил образование и нашел себе применение в любом конце земного шара - желательно, конечно, в Российской Федерации. Вот оно, место Ингушетии во всероссийском разделении труда. Из проблемы мы можем сделать нашу молодежь преимуществом республики.

По статистическим данным, Ингушетия лидирует по безработице и плетется в хвосте по валовому региональному продукту, по дотационности, по бюджетной обеспеченности. А когда приезжаешь сюда, видишь огромную экономическую энергию населения, большое строительство. Ощущение цветения порой контрастирует со статистическими данными.

Дотационность бывает не только бюджетная. Да, в плане бюджетной дотационности мы впереди всех субъектов. Но, например: в нашей школе вырастает ребенок. Он становится хорошим специалистом, заканчивает вуз. Часто, не найдя себе применения, он уезжает либо из страны, либо в другой субъект федерации. И свои знания, энергию, свой генетический потенциал он реализует в другом месте. А республика теряет хорошего специалиста. Мы должны соотнести стоимость каждого полученного бюджетного рубля с человеческим потенциалом, который отдаем...