Голод 1921 года: катастрофа или казнь
1921−1922 годы вошли в историю России как период страшного голода. Очередной коварный враг, нареченный стихийным бедствием, холодная война и действия самих вождей молодой республики, только-только пережившей период Гражданской войны, погубили около 5 миллионов человек. В ходе борьбы с голодом большевистское правительство впервые приняло помощь от капиталистических стран.
В 1921 году Россия призвала весь мир помочь голодающим Поволжья. Продразверстка, преследование так называемых кулаков и прекращение денежного обращения в деревне уничтожили всякие стимулы не только к развитию сельского хозяйства, но и к поддержанию его на старом уровне. Массовый голод, случившийся после жестокой засухи, охватил 35 губерний (Поволжье, Южную Украину, Крым, Башкирию, частично Казахстан, Приуралье и Западную Сибирь) с общим населением 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов. В Самарской губернии, Башкирии и Татарии смертность возросла с 2,4 до 13,9 человека на 100 душ населения в год.
Всех уже съели
Слухи о повальном голоде в Поволжье просочились в Москву и Петроград еще в декабре 1920 года. Известный социолог П. А. Сорокин, побывавший в деревнях Самарской и Саратовской губерний зимой 1921 г., в автобиографичной статье «Дальняя дорога» писал: «Избы стояли покинутые, без крыш, с пустыми глазницами окон и дверных проемов. Соломенные крыши изб давным-давно были сняты и съедены. В деревне, конечно, не было животных — ни коров, ни лошадей, ни овец, коз, собак, кошек, ни даже ворон. Всех уже съели. Мертвая тишина стояла над занесенными снегом улицами». Погибших от голода обессилевшие односельчане складывали в пустых амбарах».
Тем не менее большевики по-прежнему строго выполняли свою программу продразверстки (изъятия «излишков» сельскохозяйственной продукции у всех, даже у голодающих крестьян).
«Вспыхнувшее 28 февраля восстание в Кронштадте и длившееся уже несколько месяцев крестьянское восстание на Тамбовщине вынудили правящую партию в середине марта принять новую экономическую политику (НЭП) и прежде всего заменить продразверстку продналогом. Короткая весна 1921 года пронеслась в томительном ожидании видов на предстоящий урожай. С наступлением знойного лета аграрные иллюзии полностью развеялись.
Июньские сводки ВЧК определяли продовольственное положение в большинстве регионов европейской части страны как «отчаянное», «критическое» или «катастрофическое», — такие данные со ссылкой на Российский государственный архив социально-политической истории в своей статье «Год 1921-й: покарание голодом» приводит публицист Виктор Тополянский.
«Милая моя Семашко…»
Содержание приватных разговоров о небывалом голоде в Поволжье достоянием гласности стало 22 июня на совместном заседании Всероссийского съезда по сельскохозяйственному опытному делу и Московского общества сельского хозяйства сообщением о небывалом голоде в Поволжье. Информацию озвучила «подозрительная кучка буржуазных интеллигентов» (слова председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского): данные, приведенные профессором Саратовского сельскохозяйственного института, А .А. Рыбниковым и кооператором М. И. Куховаренко, ошеломили присутствовавших. Президент общества профессор А. И. Угримов предложил собравшимся немедля учредить Комитет помощи голодающим, но известный экономист, бывший министр продовольствия Временного правительства С. Н. Прокопович посоветовал сперва отправить депутацию к Ленину, — пишет в своей книге «Месяц «соглашательства» Е. Кускова.
Интересно, что к этой инициативе меньшевиков и эсеров вождь мирового пролетариата (к неудовольствию своих соратников) проявил необыкновенную снисходительность. Позднее он пояснил — почему. В ответ на спич наркома здравоохранения Н. А. Семашко, который заранее был убежден в том, что санкционированный властями комитет непременно используют для враждебных акций, Ленин раскрыл часть своего тактического плана.
«Милая моя Семашко! Не капризничай, душечка! — написал на заседании Политбюро 12 июля вождь мирового пролетариата, изменив от умиления пол верного боевого товарища. — От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов от тех, кто ей (и эдаким) сочувствует. Больше ни-че-го» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 53. С. 24−25).
О безмерном великодушии Политбюро, допустившего зачатие общественного комитета, было заявлено на пленуме Московского совета 19 июля, а днем раньше, 18 июля, Калинин скрепил своей подписью постановление ВЦИК о преобразовании существовавшей дотоле безвестной комиссии в новую Комиссию помощи голодающим при ВЦИК. Эта Комиссия, именовавшаяся в последующем ЦК Помгол, получила «право объединения и согласования деятельности всех советских учреждений в деле борьбы с голодом как в центре, так и на местах».
ЦК Помгол
В день рождения Комитета, 21 июля 1921 года, сановники, уполномоченные высшими инстанциями на схватку с голодом, и представители «гнилой интеллигенции», вставшие на защиту голодающих по велению совести, встретились в Белом зале Московского совета на предварительном заседании.
Врач по профессии, а в прошлом один из лидеров кадетской партии и министр государственного призрения Временного правительства Н. М. Кишкин огласил заранее подготовленную инициативной группой декларацию:
«Происходящие в России события создали между гражданами одной страны непреодолимые преграды и разбросали их по разным непримиримым лагерям. Но не может быть, не должно быть вражды и смуты там, где смерть пожирает свои жертвы, где плодородные поля обращены в пустыню, где замирает труд и нет животворящего дыхания жизни. Дело помощи голодающим должно объединить всех. Оно должно быть поставлено под мирное знамя Красного Креста. Краснокрестная работа, лишенная всякого элемента политической борьбы, должна происходить гласно, открыто, под знаком широкого общественного контроля и сочувствия. <…> Мы должны иметь право сказать не только внутри страны, но и там, за рубежом, в тех странах, куда мы вынуждены обратиться за временной помощью, что властью поняты задачи момента, что ею приняты все зависящие от нее меры, гарантирующие работникам по голоду законную защиту их деятельности, скорое продвижение и полную сохранность всех грузов и пожертвований, предназначенных для голодающих», — цитирует публицист Виктор Тополянский статью в газете «Известия» за 1921 год.
Из того же номера газеты известно, что в ответном слове представитель советской власти Лев Каменев подчеркнул аполитичность Комитета и заявил от имени советского правительства: «Мы гарантируем деловой работе Комитета все условия, которые могут сделать успешными ее практические результаты». Тогда Прокопович сформулировал основную цель Комитета: «Нужна помощь из-за границы. При создавшейся остроте отношений прямое обращение правительства едва ли будет признано удобным. Обращение должно исходить от русского общества. И мы надеемся, что оно найдет отклик». Каменев не возражал; более того, на следующий день он проинформировал читателей центральных газет: «Этот комитет имеет своей задачей сбор и приобретение необходимых голодающим средств как в России, так и главным образом за границей. Он может рассчитывать на сочувствие и поддержку таких кругов, которые не откликнулись бы на призыв коммунистов».
Как только газеты с постановлением ВЦИК от 21 июля расклеили по Москве, злоязычные обитатели столицы обозвали перечень лиц, вступивших в Комитет, «списком всероссийских идиотов» (Сабашников М. В. Указ. соч. С. 462). Сам же Комитет получил у большевиков язвительное прозвище «Кукиш» (или «Прокукиш») по начальным слогам фамилий наиболее энергичных его представителей (Прокоповича, Кусковой и Кишкина).
Хлеб навозный
Напомним, что если в 1891, 1906 и 1911 гг. всевозможную помощь голодавшим крестьянам оказывали различные общественные организации и само правительство, то на этот раз помощи не только не последовало, но даже напротив: голод, начавшийся в 1920 г., усугубили выполняемые по плану продразверстки повторные реквизиции пищевых продуктов.
Даже весьма сдержанное описание катастрофы в Поволжье, напоминавшее невольно библейские предания о десяти казнях египетских, вызывало у московских обывателей, закаленных красным террором и всяческими лишениями, чувство содрогания.
На М. А. Осоргина неизгладимое впечатление производили сведения о рационе голодавших. «Лучшим хлебом считался зеленый, целиком из лебеды; хуже — с примесью навоза, еще хуже — навозный целиком. Еще ели глину, и именно тогда было сделано великое открытие «питательной глины», серой и жирной, которая водилась только в счастливых местностях и была указана в пищу каким-то святым угодником. Эта глина насыщала ненадолго, но зато могла проходить через кишки, и так человек мог прожить целую неделю, лишь постепенно слабея. Обычная глина, даже если выбрать из нее камешки и песок, насыщала навсегда, от нее человек уже не освобождался и уносил ее, вместе с горькой жалобой, на тот свет для предъявления великому Судие», — пишет он в своей книге «Времена» (М., 1989. С. 130).
В меню голодавших входили также мясные блюда (из кошек, собак, черепах, сусликов, крыс, грачей, лягушек, саранчи и падали, а также отварные шкуры, ремни и молотые кости) и вегетарианская стряпня (из травы, соломы, лебеды, листьев смородины и ежевики, желудей, муки из хрена, липовой коры, бересты, мха, мякины, опилок и мельничной пыли). Особое место занимали минеральные кушанья из торфа, ила и разнообразного мусора (Современные записки. 1921. Т. 7. С. 286−325). В такой ситуации голодавшие порой воспринимали смерть как избавление от мучений.
«Кто не работает, тот не ест»
В Костромской, Пензенской, Самарской, Царицынской и ряде других губерний озимые выгорели от засухи; на кубанские посевы обрушилась саранча. В Приволжском военном округе население питалось травой и листьями с примесью муки, в Татарии — одной только травой. В Рязанской губернии прекратили снабжать провизией больницы и детские дома. По всему Поволжью, в Курской и Воронежской губерниях участились случаи голодной смерти, особенно среди детей.
«Фактически дети — «будущее страны», «цветы жизни», «надежда государства», как называли их в Советской России, — оказались на грани полного вымирания. В частности, в Чувашской области с января по сентябрь 1921 г. умерло 29 526 детей в возрасте до 14 лет.
По данным заведующего Калмыцким областным отделом здравоохранения, к ноябрю 1922 г. в Эркетеневском уезде из 1322 детей умерло 1090. Особенно высокой была смертность детей до трех лет, в некоторых районах она достигала 90−95%», — пишет в статье «Эвакуация голодающих детей Советской России за границу. 1921 год» доктор исторических наук Татьяна Смирнова.
Она также приводит заявление ответственного секретаря Деткомиссии ВЦИК, сделанное весной 1922 года: «Смертность детского населения достигла ужасающих размеров. Достаточно сказать, что детское население до трех лет почти все вымерло. <…> Можно без преувеличения сказать, что 30% детского населения Поволжья и Крыма вычеркнуто голодом и эпидемиями из списков живых».
Инициаторы Комитета помощи голодающим понимали, что спасти голодающих могли лишь иностранные организации и только иностранные государства. В мае и июне 1921 года Ленин распорядился о закупках продовольствия за рубежом, но его количества не хватало даже для питания рабочих, не говоря уже про детей и крестьянство. 26 июня 1921 года газета «Правда» напечатала статью о голоде в Поволжье, указывая о том, что он даже сильнее, чем жестокий голод 1891 года.
В июле (не позднее 9-го) был даже изобретен простой и неизбитый способ быстрой стабилизации положения в стране. Согласно замыслу предсовнаркома В. Ульянова (Ленина), надо было призвать в армию полмиллиона (или более) юношей из голодных губерний и расквартировать их на Украине, где ожидался неплохой урожай, а осенью поставить перед новобранцами задачу максимального изъятия у крестьян (в частности, посредством «особых реквизиций») излишков зерна.
«Если район, охваченный неурожаем и голодный, обнимает территорию с 25 миллионами населения, то не следует ли рядом мер самых революционных взять с этого именно района молодежь в армию в количестве около 500 тысяч штыков? (и даже, может быть, до 1 миллиона?). Цель: помочь населению до известной степени, ибо прокормим часть голодных, и, может быть, посылками домой хлеба поможем до известной степени голодным. Это первое. А второе: поместить эти ½ миллиона на Украине, чтобы они помогли усилению продработы, будучи сугубо заинтересованы в ней, особенно ясно сознавая и чувствуя несправедливость обжорства богатых крестьян на Украине», — писал вождь мирового пролетариата (Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Изд. 5. Т. 44. М., 1974. С. 67).
Тяжелое экономическое положение обострялось плохой организацией снабжения, транспортными проблемами, волокитой и хищениями, процветавшими на всех уровнях: от Снабупра Наркомпроса до столовых детских учреждений. Огромных размеров достигало воровство на транспорте. Так, например, из отправленных осенью 1921 г. в Чувашию 1000 пудов фасоли область получила около 400 пудов, а рыба и 2500 пудов картофеля бесследно исчезли полностью.
«Мы не дадим ни пенни парням из Москвы…»
«Поступившие от иностранных государств и зарубежных общественных организаций предложения взять на воспитание советских голодающих детей, на первый взгляд, представляются наиболее разумным и простым способом спасения миллионов детских жизней. Однако за границу было эвакуировано лишь около двух тысяч детей, в то время как предложения иностранных держав (США, Германии, Великобритании, Голландии, Чехословакии, Польши, Болгарии, Турции) в общей сложности составили несколько десятков тысяч. Что это? Равнодушие политиков, для которых собственные политические интересы оказались важнее жизни миллионов беспомощных детей? При поверхностном знакомстве с этой проблемой складывается именно такое впечатление. Однако в действительности причины неудачи в 1921 г. кампании по эвакуации советских детей из голодающих губерний за границу значительно глубже и сложнее», — пишет в своей статье «Эвакуация голодающих детей Советской России за границу. 1921 год» доктор исторических наук Татьяна Смирнова.
По историческим документам она выяснила, что согласие отправить голодающих детей на воспитание в семьи английских и германских рабочих не встретило никакой реакции со стороны правительств Англии и Германии. Деткомиссия ВЦИК в итоге была вынуждена обратиться за помощью в ЦК Объединенной Коммунистической партии Германии. В совместной радиограмме ЦК РКП (б) и Деткомиссии ВЦИК от 13 сентября 1921 г. говорилось:
«Дорогие товарищи!
С глубокой благодарностью принимая Ваше Товарищеское предложение помощи голодающим детям рабочих и крестьян Поволжья, Российская Коммунистическая партия настоящим извещает Вас что некоторое время тому назад нами было получено предложение Английских и Германских рабочих о принятии ими на свое обеспечение по 1000 детей. Это предложение нами было принято и в Радио от … [так в тексте — Т.С.] сентября с.г. предложено полномочным представителям Советской России в Лондоне и Берлине выяснить с соответствующими Правительствами как и на каких условиях они мыслят себе осуществление желания своих рабочих о эвакуации детей из России. На отправленное РАДИО пока ответа не получено, и мы были бы крайне благодарны, если бы Вы с своей стороны предприняли бы необходимые меры к ускорению выяснения затронутого вопроса».
Ответ ЦК Компартии Германии в фондах Деткомиссии ВЦИК и ЦК Помгол, к сожалению, не сохранился. Представление о его содержании можно составить лишь по сопроводительному письму Деткомиссии в заграничный отдел ЦК Помгол. В этом письме от 26 сентября 1921 г. говорится, что в ЦК Помгол «препровождается ответ ЦК Компартии Германии с указанием количества детей, которых можно подвести к Петроградскому порту». Тем не менее никаких данных о том, что советские дети действительно были эвакуированы в Германию или Англию, в материалах ЦК Помгол и Деткомиссии ВЦИК найти не удалось, — пишет Татьяна Смирнова. Вместе с тем она предположила, что инициатива английских и германских рабочих на тот момент не нашла поддержки правительств этих стран.
Ознакомившись с документами государственного архива, историк полагает, что косвенным подтверждением этого может служить пересланный Лондонским бюро Интернационального секретариата движения к Христианскому интернационалу в ЦК Помгол в феврале 1922 г. ответ британского правительства на просьбу Христианского интернационала принять в Англии голодающих детей из России. Ответ за подписью Гарольда Скота гласил: «На Вашу просьбу привести из России 250 голодающих детей сообщаю Вам, что я уполномочен секретарем государства выразить Вам свое сожаление, что в настоящую минуту он не в состоянии принять их в Англии». Таким образом, первые попытки Советской России эвакуировать детей голодающих губерний за границу оказались неудачными.
30 сентября 1921 года на заседании Лиги Наций в Женеве выступил Фритьоф Нансен. В нём он обвинил правительства стран — членов Лиги в желании решить проблему большевизма в России посредством голода и гибели 20 миллионов человек. Он отметил, что множественные и неоднократные просьбы о предоставлении 5 миллионов фунтов стерлингов (половина стоимости линкора) к правительствам европейских государств остались без ответа. И теперь, когда Лига Наций приняла резолюцию — эта резолюция говорит только том, что нужно что-то сделать для России, но отказывает в этом. Более того, представителем Королевства Югославия Спалайковичем была предложена резолюция, возлагающая всю ответственность за голод на Советское правительство. Комментируя, это он отметил: «Мы не дадим ни пенни парням из Москвы… из двух зол — голода и большевизма — я считаю последний худшим».
Никсон, «Кукиши» и ярость Ленина
Власти неохотно выпускали за границу не только детей, но и членов ЦК Помгол. Последние за свою инициативу помочь голодающим Поволжья расплатились тюрьмами и ссылками, последовавшими сразу же после того, как из-за зарубежья в Россию поступила первая помощь.
Нансен — знаменитый полярный путешественник, назначенный 15 августа Главноуполномоченным Международного Красного Креста по оказанию помощи России, примчался в Москву 24 августа в сопровождении секретаря и пяти советников. Вечером 24 августа Чичерин проинформировал Политбюро о цели визита важного гостя: «Мы, во-первых, должны заключить с ним соглашение о способе передачи помощи, получаемой филантропическим путем; во-вторых, он считает возможным получить для нас у различных правительств и организаций заем в 10 миллионов фунтов стерлингов под 6 процентов на 10 лет».
Слабо разбираясь в политической обстановке страны таинственных Советов, прямодушный Нансен («викинг», по определению Горького) хотел ввести в число своих сотрудников представителя общественного Комитета.
«Такое намерение вызвало у Ленина затяжной приступ ярости. Главе советского правительства почудилось, будто в результате общения Нансена с московской интеллигенцией распределение продовольственных поставок и выгодный кредит могли бы уплыть из рук большевиков в распоряжение нечаянно возрожденной общественности», — отмечает в статье «Год 1921-й: покарание голодом» Виктор Тополянский.
Долго копившийся ленинский гнев, по его словам, «прорвался наружу, как подкожный нарыв, в пятницу 26 августа», когда вождь ознакомился с резолюцией заседания Комитета от 23 августа, где, в частности, говорилось о том, что Плодотворная деятельность Комитета невозможна без работы делегации за границей.
Окончательно освирепев от «наглейшего предложения Нансена» и беспримерной дерзости «Кукишей», вождь мирового пролетариата возжаждал образцовой расправы.
26 августа Ленин в пространной записке Сталину потребовал поставить на Политбюро вопрос о немедленном роспуске Помгола и аресте или ссылке его лидеров, на том будто бы основании, что они «не желают работать». Он также потребовал, чтобы прессе было указано «на сотни ладов» «высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение двух месяцев» его членов.
Правительственное сообщение о ликвидации Комитета, опубликованное центральной прессой 30 августа, содержало докучную ложь о «группе так называемых общественных деятелей», якобы принимавших когда-то «активное участие в борьбе против советской власти», затем учредивших означенный Комитет, а теперь вдруг выдвинувших ультиматум: либо их делегацию выпустят за кордон, либо они прекратят работу. Поскольку сам Комитет стал «орудием» политической игры «заграничных белогвардейцев и вдохновляемых ими правительственных групп Европы», а большинство его членов попали в плен «политических расчетов, не имеющих ничего общего с интересами голодающих», советское руководство признало целесообразным эту организацию распустить.
26 сентября советское правительство обратилось к международному сообществу с просьбой о содействии в борьбе с голодом. «Российское правительство, — говорилось в ноте, — примет любую помощь, из каких бы источников она ни поступила, совершенно не связывая её с существующими политическими отношениями». В тот же день В. И. Ленин написал обращение к мировому пролетариату, а ещё ранее (13 июля) Максим Горький с ведома руководства страны призвал общественность Запада не допустить массовой гибели людей в России.
А на следующий день, когда первая партия продовольствия от ARA поступила в Россию и члены Помгола собрались для встречи с Каменевым, все общественники, за исключением двух человек, были арестованы ЧК. Через прессу их обвинили в контрреволюционных деяниях. Все ожидали смертной казни, но спасло вмешательство Нансена; выпущенные из тюрьмы были высланы: кто за границу, кто в отдалённые места России.
Цена голода
Внимательно следивший за ситуацией в Стране Советов последний российский посол во Франции В. А. Маклаков 6 сентября 1920 г. писал последнему российскому послу в США Б. А. Бахметеву: «По доходящим из России сведениям, там громадный недосев, громадный неурожай, полоса пожаров и т.п. Всякое правительство, которое бы опиралось на сочувствие и доверие страны, конечно, этого не выдержало бы. Но думать, что это непременно приведет к краху большевизма при той деморализации и депрессии русского общества, о которой единогласно свидетельствуют все данные, значило бы быть слишком поспешным в выводах. Голод на этот раз коснется не только городов, но и деревень целых губерний, у которых нет хлеба и которые кормить не будет никто. Россия будет вымирать от голода и болезней, но для того, чтобы кормить коммунистические центры или тех, на которых опирается большевистская власть в России, может быть, зерно и найдется».
И действительно, видя, что заботу о прокормлении голодающих советских граждан взяли на себя иностранные организации, Советское правительство обратило свои ресурсы на иные цели.
В книге Ричарда Пайпса «Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918−1924» говорится, что уже 25 августа, через три дня после подписания договора с Гувером, старый большевик и заместитель комиссара иностранных дел Максим Литвинов сообщал в Москву, что он продал в Англии драгоценностей на 20 млн золотых рублей, и что покупатель готов приобрести ещё на 20 млн фунтов стерлингов (100 млн долларов) — средства, превышающие пожертвования из-за границы голодающей России.
«В начале октября 1921 г. Троцкий давал строго секретные указания советскому агенту в Германии Виктору Троппу разместить заказы на винтовки и пулемёты на сумму 10 млн золотых рублей. Об этом стало известно осенью 1922 г., что вызвало сильное изумление в американских благотворительных кругах — сведения о том, что советское правительство сбывало собственные продукты за границу во время голода в собственной стране шокировало общественное мнение Запада. Советские власти объяснили это тем, что им нужны деньги для приобретения промышленного и сельскохозяйственного оборудования. Гувер выразил протест против «бесчеловечной политики правительства, отрывающего у голодающего народа продовольствие в обмен на импорт оборудования и сырья, ради успешной хозяйственной деятельности тех, кому посчастливится выжить», — пишет американский автор.
Но поскольку худшее было уже позади, большевистские власти пренебрегли мнением Запада. Сообщения об экспорте зерна из России сделали невозможным сбор средств в её пользу, и в июне 1923 г. иностранные общественники прекратили свою деятельность в России. (Ричард Пайпс. Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918−1924)
Между тем только от голода, по исчислениям Наркомздрава и ЦСУ, в течение 1921−1922 гг. умерли свыше пяти миллионов человек (от 5 053 .000 до 5 .200 000 советских граждан). Для сравнения: на всех фронтах Первой мировой войны в России были убиты 664 890 человек из 15 миллионов мобилизованных. Общие потери российской армии (убитыми и умершими от ран, болезней или отравления газами) с августа 1914 по декабрь 1917 г. включительно составили 1 661 804 человека. Таким образом, число погибших от повального голода втрое превысило величину безвозвратных потерь во время Первой мировой войны.
В советских источниках 1920-х — середины 1930-х годов голод оценивался как «последнее послание от царизма и Гражданской войны».
На пике холодной войны, когда обе стороны вели активную пропаганду друг против друга, вышла книга Роберта Конквеста «Террор Голодом», в которой автор заявляет о том, что «Страшный голод 1921 г. произошёл не потому, что кто-то принял решение уничтожить крестьян таким методом. По его словам, полагать, что он произошёл стихийно, тоже неверно. Погода была плохой, но уж не настолько, чтобы вызвать подобное бедствие. Главным фактором голода был метод советского правительства добывать хлеб с помощью реквизиции».
Эта идея находит поддержку среди некоторых публицистов и историков в СССР эпохи перестройки, постепенно трансформируясь к заявлениям о том, что «голод начала 1920-х гг. большевиками был инспирирован» и даже «большевики выдумали миф, что голод в начале 20-х годов был вызван засухой…»
Сложившиеся в 1920-е гг. представления о «стихийном бедствии в Поволжье» подверглись радикальному пересмотру лишь много лет спустя. Так, если в статье «Голод», напечатанной в первом издании Большой советской энциклопедии (1930, т. 17), отмечалось, что от голода 1921−1922 гг. пострадали 35 губерний, а погибли 5 миллионов человек из 40 миллионов голодавших, то автор аналогичной статьи, опубликованной во втором издании Большой советской энциклопедии (1952, т. 11), ограничился скупой информацией о вызванном засухой голоде, охватившем 35 губерний, но ни словом не обмолвился о жертвах голода.
Зато в статье на ту же тему, помещенной в третьем издании Большой советской энциклопедии (1972, т. 7), речь шла только о «катастрофической засухе» 1921 г., которая «не повлекла обычных тяжелых последствий» благодаря эффективным мерам советского государства.