Русская школа и анонимные манипуляторы МЭШ: мрак цифрового будущего

Функционеры отечественного образования собрались в одной из деревень подмосковной Истры, чтобы поговорить о будущем, которое уготовано российским детям. Место, где произошёл слёт под названием пленарное совещание руководителей органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, довольно характерное — Корпоративный университет «Сбербанка», глава которого Герман Греф известен своим интересом к цифровизации и её пропаганде.

Мало выступлений Грефа последнее время обходят тематику цифрового будущего, вспомним хотя бы его недавний диалог с мэром Москвы Сергеем Собяниным на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ-2019), представлявший, по сути, не что иное, как презентацию для широкой публики успехов в данной сфере. И обоснование, зачем занимаются этим на государственном уровне и вкладывают немалые деньги. Чтобы закрепить посыл, столичный мэр 28 июня продублировал содержание диалога в личном блоге. Насколько увлечены Греф и его компания искусственным разумом и цифровой сферой показывает создание в «Сбербанке» в 2019 году отдельной Лаборатории нейронаук и поведения человека.

Чиновники съехались в форпост цифровизации, чтобы говорить о будущем образования. Одним из ключевых федеральных проектов нацпроекта «Образование» является «Цифровая образовательная среда». ЦОС предполагает внедрение целевой модели цифровой образовательной среды, создание для учеников цифрового образовательного профиля и индивидуального плана обучения на базе федеральной информационно-сервисной платформы цифровой образовательной среды. Это базовые цели проекта, на реализацию которых предусмотрено 79,8 млрд рублей. А всего в рамках национального проекта «Образование» готовятся потратить 784,5 млрд рублей.

«Вся наша работа до 2024 года и дальше будет связана с реализацией нацпроекта «Образование». Для нас это самое важное», — сказала на совещании министр просвещения РФ Ольга Васильева.

Цели федерального проекта довольно расплывчаты, и поэтому его апологеты должны были бы уделить время и внимание возражениям, которые высказывают критики цифровой реформы образования. Но пояснений, что модель цифровой образовательной среды не станет репликой базы «Контингент», в которой хотели собрать данные об учениках и которую, как известно, не допустил президент, пока не звучит. Нет прозрачной информации, какие сведения об учащихся будут включены в цифровой образовательный профиль, а какие не будут тронуты, не понятен круг лиц, в распоряжении которых окажутся данные. Всё это, разумеется, питает сомнения людей, предполагающих худший сценарий развития событий.

Вот как оценила цифровую реформу образования кандидат исторических наук, доцент МГИМО Ольга Четверикова, комментируя для ИА REGNUM ситуацию в передовом сегменте — «Московской электронной школе» (МЭШ):

По её словам, вместо учителей в школах вскоре будут наставники, а вместо директоров — менеджеры. Исходя из личных данных, детей будут делить на группы, которые напоминают касты.

Казалось, руководители образования должны были ясно и аргументированно возразить деятелю науки. Например, убедить, что индивидуальные планы обучения разделят детей не по успеваемости, и это не приведёт к последующему классовому разделению. Но функционеры, напротив, лишь подтверждают прогнозы Четвериковой, просто делают вид, что в изменениях нет ничего плохого.

Министр Васильева на совещании заявила о том, что особое внимание будет уделено при реализации нацпроекта шефству и наставничеству.

«В различные формы наставничества должны быть вовлечены не менее 70% наших детей к 2024 году», — отметила она.

Чем они займутся? Пока традиционное образование ещё не разрушено, а обучением детей занимаются педагоги, а не машины, наставники могут найти применение, к примеру, в воспитании, которое вскоре найдёт себе место в школах. Об этом рассказала и министр. Васильева напомнила, что во все времена в России воспитание детей имело первостепенное значение. Однако был период, когда этот аспект ушёл на второй план и «ничего хорошего из этого, мягко говоря, не вышло». По её мнению, подход к вопросам воспитания напрямую связан с будущим страны, ведь он формирует такие институты, как семья и общество.

«Сегодня школы задают воспитательный проект согласно заданным ФГОСам (Федеральным государственным образовательным стандартам — ИА REGNUM ). Однако непонимание педагогами и директорами ФГОСов может привести к негативному эффекту», — отметила министр просвещения РФ.

Непонимание есть не только отдельных методик, но и в целом необходимости воспитания школьников не их родителями, а посторонними людьми. Воспитание, которое было когда-то в России, являлось внутрисемейным делом, если не считать церковное образование или беспризорников. И если формированием отношения ребёнка к окружающему его миру будут заниматься не отец или мать, а другие лица, то главный вопрос — в чьих интересах они действуют? Не превратятся ли дети, подвергшиеся столь основательной обработке, в послушных невольников компаний, бесправных и подавленных? И слова о возрождении традиций звучат лукаво: не под этими ли лозунгами в действительности и разрушают традиции семьи и общества?

Президент Российской академии образования (РАО) Юрий Зинченкоподтвердил, что присутствие учителя в рамках цифрового образования будет сокращено.

«Уменьшается присутствие учителя. Это не плохо и не хорошо. Это надо иметь в виду и находить компенсаторные механизмы, когда включение цифровой образовательной среды необходимо минимизировать при помощи определенных действий», — отметил Зинченко.

Справедливо будет сказать, что президент РАО поддерживает подготовительную работу в рамках цифрового образования, чего, к примеру, не сделала Москва, внедряя МЭШ вероломными методами. Зинченко назвал важной работу Роспотребнадзора по разработке СанПиНов для цифрового обучения. Дело в том, что действующие СанПиНы подробно не рассматривают использование цифрового оборудования в школах, следовательно, на практике возникает много «пробелов», напрямую бьющих по здоровью детей. Как быть, когда по гаджетам обучают слабовидящего ребёнка, когда экран бликует и мерцает, а формально исправен, чем заменить нехватку подвижности и живого общения? Возможно, с этим получится разобраться с новыми санитарными правилами.

Но главный вопрос к цифровой реформе образования всё же не в этом. Он сводится к безопасности личности, поскольку цифровой мир, в отличие от реального, — искусственная субстанция, у которой есть владельцы, операторы, где персональная информация может стать товаром и механизмом манипуляций. Не станут ли дети в результате фундаментальной реформы заложниками корпораций, скажем, крупного банка, владельцы которого увлекаются искусственным интеллектом и цифровизацией, или недобросовестного чиновника-коррупционера, который решит монетизировать новые возможности?