«Сейчас Россия и Украина впереди всей планеты»

Координационный центр помощи Новороссии (КЦПН), возглавляемый Александром Любимовым и его коллегами, можно назвать ветераном волонтерского движения. С 2014 года центр смог сохранить аудиторию первой волны интереса к волонтерству и непрерывно выполняет задачи поддержки сначала ополченцев Донбасса, а затем и регулярных частей российской армии всем необходимым.

Однако с определенного момента главной специализацией КЦПН стала беспилотная авиация. Причем, в отличие от большинства, здесь сделали ставку на подготовку инструкторского корпуса и операторов БПЛА непосредственно в войсках. Поставили фундаментально: центр разработал программы обучения, совместно с Михайловской артиллерийской академией выпустил серию учебников, сотрудничает с российскими производителями дронов и активно занимается внедрением в войска не только коптеров, но и больших «птиц» самолетного типа.

Но, кроме того, объединившиеся вокруг КЦПН люди пытаются осмыслить крупную проблему применения беспилотников в войне, особенности их использования в военном искусстве, создания новых боевых соединений, способных давать прогнозируемый результат. По мнению Любимова, сейчас Россия и Украина впереди всего мира в боевом применении БПЛА, однако только в России всерьез думают о будущем. Только пока — на уровне гражданского общества, более быстрого и гибкого, чем армейские структуры. Одним из проявлений этой гибкости стала организация ежегодных слетов операторов боевых беспилотников «Дронница», проводимых в Великом Новгороде.

О том, как частное сочетается с государственным, в чём российские особенности применения беспилотников и что ждет эту отрасль в будущем, Александр Любимов во время слета рассказал в интервью ИА Регнум:

— Со стороны заметно, что большинство проектов, связанных с внедрением БПЛА в военную сферу, стоит на общественной инициативе. Как она сочетается с армейскими уставами? Как по прошествии всего времени наработанные методики и опыт ложатся на систему, которая в принципе меняется очень тяжело?

— Всё очень просто. У нас армейские уставы не меняются, вот и всё.

— То есть армия это терпит от безысходности? «Потому что надо»?

— Да, от безысходности, это реальность. Просто существует реальность фронтовая, где люди знают, что им надо. А есть реальность нормативная, где боевые уставы написаны фундаментально, на опыте Второй мировой войны. Мне кажется, что помимо многих персональных интересов, принципиально всю военную систему пугает масштаб необходимых военных изменений. Не то чтобы кто-то должен был покинуть свой пост. Просто нужно признать, что война теперь выглядит по-другому. Признать, что ключевым оружием будет не танк. Я не утверждаю, что это дрон. Но, наверное, не танк. Да, он останется, но это будет не то место в системе, что в 1943 году.

Сам масштаб необходимых преобразований в смысле переписывания уставов, учебных курсов, кучи нормативных документов — да миллиарда всего — заставляет армию цепенеть и просто ничего в этом смысле не делать. В 1942 году примерно в такой же ситуации вышел временный полевой устав Красной армии, где был в какой-то степени осмыслен боевой опыт первого года войны. Но тогда было такое время, что система не могла себе позволить закрывать глаза на очевидное несоответствие реальности и действительности.

Пока что можно делать вид, что какой-нибудь малый квадрокоптер — это летающий бинокль, и от этого ничего не меняется. Меняется.

Мы находится в той же стадии изменения военной науки и военного искусства, как во времена моторизации. В первую очередь изобретения танковых дивизий и переосмысления всей структуры армии в связи с этим. Переход от армии, состоящей из пехоты, артиллерии, кавалерии, организованной одним образом, к армии полностью моторизованной, это была революция тогда. Примерно такая же революция имеет место быть сейчас, но пока что на нее закрывают глаза.

— Но ведь появление танковых дивизий и переосмысление стратегии ведения боевых действий стало возможным в результате осмысления итогов Первой мировой войны. Тогда попробовали танки, как сейчас попробовали дроны, а создали новую концепцию позже. Может быть, мы тоже подождем?

— Нет, мы не подождем. В любом случае СВО гипотетически — лишь первый раунд конфликта большего масштаба. Прямо сейчас налицо позиционный тупик, и мы думаем о том, как и какими средствами армия могла бы этот позиционный тупик преодолеть. Пока у нас обе стороны толкаются, и за большой успех выдается взятие деревни.

По большому счету это то же самое, что в Первую мировую, с поправкой на современные средства передвижения. Ура-ура, мы продвинулись на сто-восемьсот-тысячу метров и заняли первую траншею. Мы сейчас в позиционном тупике. По итогам Первой мировой структуры, состоящие из танков, артдивизий прорыва, тактической авиации, дали возможность перевести большую войну в маневренную форму. Такие изобретения, как правильное использование беспилотников, будут решающими для перехода от позиционного бодания в маневренную фазу.

— Чтобы появились танковые дивизии, была инициатива сверху, создавались производственные мощности, соответствующей прочности металл, разные варианты шасси, шли испытания. В сфере беспилотья этим занимаются только волонтерские организации, и она идет только снизу? Или всё движется на другой уровень с участием государства?

— Мы видим возможности, где можем что-то делать сами. Сейчас утверждать, что правильно делать так-то и так-то — безыдейно. Мир устроен определенным образом, и мы исходим из реального. Для нас реально — распространить правильные, на наш взгляд, идеи среди как можно большего количества людей. Стучаться в двери Министерства обороны бессмысленно, они всегда закрыты. Когда мне люди такое рекомендуют, то это попытка посоветовать суицид. А я хочу эффективности. Поэтому мы сами думаем, сами делаем, сами эти знания распространяем, и как показывает наша практика, это лучший способ захода и влияния на структуры, поскольку официальные запросы и письма точно и гарантированно не работают.

— На выставке «Дронницы» представлено немного образцов. Скажите, те люди, кто занимается разработкой БПЛА, идут по уже созданным схемам или это оригинальный процесс? То, что происходит в России, это выдумывание велосипеда или обобщение мирового опыта?

— Все мировое беспилотье в большом масштабе, на наш взгляд, находится в стадии зарождения. Мы все — и наши враги, и мы, — не знаем правильных ответов. Опять же, перед Первой мировой была просто авиация, воздухоплавательные отряды. А по ее итогам появилась авиация: бомбардировочная, истребительная, разведывательная, штурмовая, аэростаты всякие. Так вот, мы находимся на этапе перехода воздухоплавательных отрядов к разным типам всякой беспилотной авиации. Во всём мире пока не сформулированы работоспособные схемы. Поэтому интеллектуальное осмысление мы стремимся сделать нашим приоритетом. Лучше закупать сами аппараты в Китае, но применять их правильно.

— То есть делать спецификацию под задачу?

— Нет. Сделать нашей, русской, специализацией не столько производство, сколько умение использовать. КЦПН не занимается разработкой и производством. Мы занимаемся обучением, и в это плотно упираемся: делать «человека умеющего».

И мало того, что человека, у нас есть опыт обучения расчетов. Мы понимаем, что на большие «птички», где не один оператор, а несколько разных, нужно сразу учить расчет. Чтобы командир, пилот, оператор полезной нагрузки, водитель — все они учились как единое целое, с известной долей взаимозаменяемости и понимания их роли вообще. В идеале, помимо расчета, надо учить еще и того, кто ему будет ставить задачи. Командира роты, а еще лучше — начальника разведки, поскольку упомянутое отсутствие уставов и наставлений, строго говоря, ведет к тому, что никто не умеет правильно, однообразно и прогнозируемо ставить задачи, принимать решения и добиваться выполнения.

Если у тебя нет инструмента в виде роты БПЛА, обладающей определенной численностью и боевыми характеристиками, то ты не можешь на что-то твердо рассчитывать. Любое применение вероятностно. Можно рассуждать, что есть несколько коптеров, которые, может, долетят, а может, и нет. Что-то сбросят или нет. А когда есть определенное количество машин, которые за понятное время могут осуществить конкретный набор боевых задач, то общевойсковой командир может осуществлять прогнозирование, планирование и расчет.

Именно во внедрении в максимальное количество голов этой модели мы сейчас и видим нашу главную задачу.

— Инициатива создания учебников для артиллеристов, в том числе по взаимодействию артиллерии с беспилотной разведкой, совместно с преподавателями Михайловской артиллерийской академии, отсюда вытекает?

— Не только. Они очень опытные, профессиональные люди. У них было многое написано. Просто мы издаем книги несколько быстрее, чем военные структуры. У меня на принятие решения уходит пять минут, на подготовку книги к печати — считанные недели. Дальше мы ее издаем и распространяем бесплатно в войсках на народные деньги, потому что мы благотворительная организация. Вот скорость и эффективность, поэтому мы так действуем.

Кучу народу, включая офицеров, мы учили использовать коптеры. Для одной армии мы договорились, что под закупку больших машин проведем обучение. Хотя в основном был не офицерский состав, а солдаты и сержанты. По весне, и это никакой не секрет, во всех военных училищах в этом году были ускоренные выпуски пятого курса. Поэтому вместе с Михайловской академией постарались приложить максимальные усилия для того, чтобы курсанты-пятикурсники ушли на фронт, обладая нашим уровнем умений и навыков.

— Как оцениваете уровень своих воспитанников?

— Высоко, и постоянно получаем обратную связь. И нам она нужна не для того, чтобы услышать «о, вау, мы столько интересного от вас получили». Они говорят, что им чего-то не хватает, просят прислать коптер, потому что на месте нет ни одного, или его сбили и так далее. Мы стараемся не отправлять материальные средства тем, кого мы не учили. Но зато мы их отправляем тем, кого мы учили, и восполняем потери. Есть, например, опытные и удачливые операторы с массой боевых наград, обученные нами еще год назад, которым по три-четыре раза возмещали птичек. Причем не столько потерянных, сколько изношенных. Опытные операторы всё-таки не особо теряют дроны.

— Когда вы начинали готовить инструкторский корпус, звучало такое утверждение, что лучше готовить того, кто что-то умеет делать, скажем, свадебного фотографа. А можно ли сделать из оператора боевого дрона свадебного фотографа, когда война закончится? Другими словами, применимы ли будут военные технологии и навыки в гражданских целях?

— Вполне даже можно. Военный оператор должен обладать всеми навыками фотографа, плюс еще очень многим. Свадебному фотографу всё-таки не нужно летать в условиях применения против него средств РЭБ и его не пытаются убить. У меня здесь будет скорее философское замечание. Рассуждать о том, что «это закончится», неправильно. Даже 9 мая 1945 года ничего не закончилось, немедленно началась другая война. Холодная, где, может быть, боевые действия не велись с такой интенсивностью, но они подразумевались.

Соответственно, рассуждать, что куча народу, приобретя профессию боевых операторов, внезапно окажется не у дел, не совсем корректно. Оператор коптера — не сильно замысловатый навык. Вот оператор большой птички — это уже прямо профессия. Поэтому наша логика такая: когда-то давно умение писать тоже было профессией. А сейчас это навык, которым обладают худо-бедно все. Умение летать на коптерах будет навыком у 90% населения, но беспилотье как профессия (то есть умение летать на куче разных птиц) всё-таки требует принципиально другого уровня. Так что я не вижу ни перспектив конверсии, ни необходимости в ней.

— Так или иначе гражданское применение развивается и будет расти.

— Она развивается, и в ближайшие времена случится утверждение нацпроекта. Мы увидим значительные деньги, которые польются в отрасль. Это как раз тот самый случай, когда решение о её создании принято. Какой она будет — другой вопрос. А вот в её создании я уверен.

— Но всё-таки не отстаем ли мы в гражданском сегменте беспилотья, ведь отрасль идет не от коммерческой основы, а от решения, спущенного сверху. Есть очевидный перекос в военную сторону. Так ли это должно быть?

— Надо отчетливо понимать, что сейчас Россия и Украина впереди планеты всей в боевом использовании беспилотников. Война заставляет развиваться, поскольку иначе последствия будут очевидны. Следовательно, западные страны, «старшие братья» Украины, поставляющие туда всякое разное, в том числе беспилотное, могут пока питать иллюзии, что они знают и умеют что-то важное. На самом деле это скорее ВСУ могли бы их научить, «как правильно». Но, скорее всего, и к счастью, всушников никто слушать не будет: чему могут научить дикари?

Пока мы идем параллельными курсами, только у России есть свое производство и будет еще больше, а Украина своего производства в разумных количествах не получит. Но главное, мы имеем «точку сборки», понимание, что мы умеем делать лучше всех, и вокруг него выстраивается основная идея развития беспилотья.