В последнее время мы всё чаще слышим, что коллективный Запад развязал против России беспрецедентную гибридную войну. Об этом заявляет и президент Российской Федерации Владимир Путин, и министр иностранных дел Сергей Лавров, и секретарь Совета безопасности Российской Федерации Николай Патрушев.

Иван Шилов ИА Регнум

Важнейшей составляющей гибридной войны является информационная война, предназначенная для подавления и подчинения воли противника. В информационных войнах противника обычно физически не уничтожают — его превращают в раба, послушного исполнителя своей воли, внушая, что это и есть истинная цель его существования. Выработавших свой ресурс пособников (агентуру спецслужб, «добровольных помощников», которых немецкие нацисты называли «хиви»), как правило, утилизируют.

Современные информационные войны представляют собой особый вид вооруженного конфликта, в котором столкновение сторон происходит в форме информационных операций, сопровождающихся применением информационного оружия — особого класса технологий, предназначенных для поражения психики человека, в том числе через скрытое управление его высшей нервной деятельностью. Отсюда следует, что информационные войны бывают только в отношениях между государствами — в сфере международных отношений и внешней политики, и никогда — в политике внутренней (исключение составляют гражданские войны и цветные революции). При этом цель любой информационной войны полностью совпадает с целью войны классической — это обеспечение военного поражения противника.

В свою очередь, информационные операции представляют собой оперативные комбинации спецслужб на каналах открытых телекоммуникационных сетей. Это операции разведок, представляющие собой сплав четырех групп методов:

1) классических методов оперативной и агентурной деятельности;

2) оперативно-технических методов;

3) оперативно-разыскных методов;

4) технологий информационно-психологического воздействия на индивидуальное и массовое сознание граждан, технологий скрытого управления сознанием и поведением человека и каналов доведения управляющего информационного воздействия до целевых аудиторий.

Причем на новейшие методы и технологии информационного воздействия на практике приходится не более 20% от всего объема операций. Таким образом, по своей сути «информационные операции» только называются информационными, однако по своим методам они продолжают оставаться классическими разведывательными операциями, которые могут закончиться и физическим устранением (ликвидацией) объекта разведывательного интереса — в том случае, если он не поддается управляющему воздействию и не желает добровольно подчиниться. В современном мире информационные операции остаются полем боя рыцарей плаща и кинжала, способных «достать» своего противника в сердце или в печень стилетом, сильнодействующим ядом или постом в телеграм-канале.

Тактика современных информационных операций, при всей своей кажущейся сложности и непостижимости, на самом деле чрезвычайно проста: «зацепить» объект воздействия (как правило, им выступает лицо, облеченное высшей государственной властью), вывести его на эмоции и заставить под влиянием этих эмоций метаться в поисках выхода или спасения. Если жертва начинает метаться, ее ловят на обязательно совершаемых ею ошибках и еще сильнее сжимают удавку на шее. Если жертва впадает в ярость и начинает яростно отрицать свою причастность к приписываемым ей действиям, поступкам или фактам, попутно оправдываясь, ее последовательно ловят на лжи, припирая к стенке или загоняя в угол, из которого выход может быть открыт только на условиях «загонщика». По этой схеме сегодня построены все без исключения информационные операции американской разведки, включая проводимые «под чужим флагом».

Этому же принципу стремятся следовать и российские специалисты информационных операций, создав на этой платформе собственную тактику проведения информационных операций и контропераций — так называемую тактику «работы в условиях неожиданных вводных». Эта тактика появилась у российских специалистов всего около 6–8 месяцев назад и уже прошла успешную апробацию «в полевых условиях» (в прямом соприкосновении с противником); она в определенных условиях превосходит американскую (хотя и родственна ей по базовым принципам и приемам ведения информационной войны) и позволяет переигрывать разведки США на их же собственном поле. Сама же тактика «неожиданных вводных» заключается в том, что противник не должен уметь предугадать, с какого именно направления придет очередной информационный удар и каким он будет; каждый новый удар должен быть для него полной неожиданностью и всегда заставать врасплох; ни один новый удар не должен быть похож на предыдущий, и всё это вместе должно всё время держать противника в напряжении и растерянности (или непрерывного изумления).

Российский опыт ведения информационных войн сегодня весьма разнообразен и непрерывно пополняется новыми приемами, методами, технологиями воздействия на противника, доказавшими свою эффективность в реальных боевых условиях — в первую очередь в специальной военной операции на Украине. Сегодня ни для кого не секрет, что СВО стала для российских разработок в сфере информационных операций и стимулом для разработки новых форм и методов, и уникальным испытательным полигоном для отработки этих методов на практике. Всё это вместе в совокупности должно было обеспечить исторический «эволюционный взрыв», технологическую революцию, новый этап в «покорении» глубинной «темной», не управляемой сознанием психики человека.

Тем удивительнее осознавать, что этого так и не произошло: напротив, начало СВО было связано не с прогрессом технологий информационного воздействия, а их архаизацией. Считая, что СВО продлится считаные дни или недели (вспомним «Киев за три дня»), тонкие и сложно устроенные, как швейцарский часовой механизм, операции разведок в один миг оказались на периферии; их место заняла специальная пропаганда, дающая результат «в моменте» — здесь и сейчас, немедленно, и фейки. Видимо, западные генералы информационных войск считали, что пока разведки спланируют и запустят свою оперативную комбинацию или игру, СВО кончится, поэтому нужны инструменты, которые стороны «успеют» применить по противнику. То есть в начале СВО произошла деградация форм и методов ведения информационных войн — да так, что на горизонте реально замаячил новый каменный век.

Следуя заданному новым каменным веком тренду на деградацию, в информационное пространство ринулись фейки — примитивные, слепленные буквально на коленке, но продавливающие любую оборону своей массовостью. В самих фейках тоже наблюдалась деградация — видно было, что ради количества пожертвовали качеством. Но это на первом этапе СВО сработало: все российские специалисты, хоть краем уха слышавшие об информационной войне, массово бросились «ловить и разоблачать» украинские фейки, радостно отчитываясь друг перед другом и перед своим начальством о «разоблаченных вбросах». Туда же ринулись и те немногие, кто знал, что такое информационные операции: рассказывать о фейках на федеральных каналах и в «телегах» оказалось проще, чем участвовать в сшибке спецслужб, перехватывая их информационные операции. Увидев это, разведки США с довольным видом «выдохнули» и безнаказанно провели провокацию в Буче, развернув вокруг нее в информационном пространстве целую многоходовую оперативную игру. В нужный момент противостоять этой игре оказалось некому.

Однако к концу 2022 года, когда стало понятно, что СВО — надолго, информационные операции снова начали возвращаться в лоно соперничества великих держав. Именно по законам ведения оперативных игр «оживилась» история с подрывами «Северных потоков», в которой ЦРУ вбрасывала управляющую информацию (и дезинформацию) через авторитетного и почти всеми уважаемого Хёрша, которым манипулировали втемную. Голландская разведка, о существовании которой ранее не слышали даже голландцы, неожиданно ловит как минимум одного российского разведчика-нелегала при попытке устроиться на работу в Международный уголовный суд. Интервью предателя и перебежчика Глеба Каракулова, сфабрикованное экстремистом Ходорковским, становится каналом передачи указаний возможным сообщникам Каракулова, до сих пор служащим в ведомстве, из которого он сбежал. В целях террора (и реального, и информационного) активно используются карательные формирования, создаваемые СБУ из граждан России, вставших на путь измены Родине.

Даже крушение 4 февраля транспортного самолета российских ВКС ИЛ-76, перевозивших украинских пленных, предназначенных для обмена, расценивается как информационный повод, которым сначала пытаются напугать Россию (типа вот она — успешная диверсионная операция на российской территории), а потом пугаются сами (когда выясняется, что на самолете было 65 украинских пленных, предназначенных для обмена). В ответ Россия организовывает приезд Такера Карлсона в Москву, продемонстрировав всему миру великолепный пример использования в своих целях информационно-коммуникационной структуры нашего главного геополитического противника — США.

Но этого всё равно недостаточно.

Пройдя через все испытания 2022 года, когда настоящим ночным кошмаром стали нескончаемые потоки фейков, которые просто не успевали ловить, теряя контроль над ситуацией, и 2023 года, в котором в тренде оказались телефонный терроризм, поджоги военкоматов и попытки перенесения боевых действий на российскую территорию (с целью демонстрирования беспомощности власти), в новый 2024 год мы вошли, всё так же имея перед собой очень серьезного и очень системно организованного противника, имеющего собственную систему центров психологических операций, организованную в подвижную сетевую структуру, и систему подготовки кадров.

Только продуманный и системный подход позволит нам в 2024 году переломить ситуацию на информационном фронте.

Автор — доктор политических наук, профессор кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО МИД России