Министр обороны Болгарии Тодор Тагарев заявил о том, что нужно переписать учебники истории. Министр сказал: «Поколение за поколением мы учили, что Россия — наш друг и освободитель, и мы должны быть благодарны ей за то, что она сделала. Хотя в истории мы часто находились по разным сторонам конфликта. Одно дело — преподавать историю. Другой момент — уметь выявлять эти информационные и пропагандистские кампании и находить способы противостоять этому. Для этого нам нужно научиться следить за пропагандой».

Иван Шилов ИА REGNUM

Вот уж точно. Русские освобождали болгар. Например, от турецкого ига. А потом болгары воевали против России. И в первую мировую. И во вторую. Вот это и есть одна простая историческая мысль. Из которой следует только одно. Никогда не освобождайте болгар. По крайней мере, болгарских политиков. Потому что потом они вас предадут. Как предали уже трижды. Третий раз уже после начала СВО, когда болгары поддержали США.

Люди часто помнят о своих благодетелях. Это нормально. Я не буду ничего плохого говорить о таком-то человеке, потому что один раз он хорошо ко мне отнесся. Однажды меня попросили участвовать в телевизионной передаче в Останкино. И моим оппонентом был Александр Невзоров (теперь иноагент). Перед съемкой мы вышли на лестницу покурить (тогда еще было можно). Невзоров курил трубку, но вдруг обнаружил, что забыл кисет с табаком в машине. И попросил меня угостить его несколькими сигаретами. Он покрошил табак из сигарет в трубку, закурил и сказал мне: «Я знаю, что мы будете меня критиковать. Но поскольку вы угостили меня табаком, то ничего плохого и обидного я про вас не скажу».

Потом я часто вспоминал эти слова, потому что среди моих старых знакомых многие получили определение «иноагент». С одним известным писателем и поэтом мы не только работали вместе, но и сильно выпивали, много общались. Но однажды я встретил его на выставке и обнаружил, что он будто не рад меня видеть. Он сухо поздоровался и отвернулся. Потом мне рассказали, что в одной из своих книг он использовал в том числе и мои черты для отрицательного персонажа.

Главное, я не мог понять, почему? Ведь мы же были друзьями! Теперь бы я сказал, что было в нем что-то очень болгарское. Вот так и можно… общаться по-братски с человеком, а потом вдруг менять свое отношение по политическим мотивам. И быстро воспитывать ненависть к тому, кто тебя хорошо знает, кто был пусть небольшой, но частью твоей судьбы.

Или другой случай — с главным редактором большой газеты. Однажды я с друзьями пришел в бар. А в это время показывали чемпионат мира по хоккею. И он случайно оказался в том же баре. Он обнял меня (мы были знакомы давно, да и спиртное его размягчило) и сказал: ты, Андрей, с одной стороны баррикады, а я с другой. И ты еще пожалеешь о том, что неправильно выбрал сторону, чисто по-человечески. А пока давай выпьем. Потом он получил Нобелевскую премию и тоже стал иноагентом. И костерит теперь российские власти за то, что они довели страну до…

Военная операция на Украине очень быстро расставила всех по своим местам. По местам по обе стороны баррикады. Тут влияние политики стало таким мощным, что люди, всю жизнь прожившие в России, заработавшие тут свою славу, вдруг решили, что нельзя больше оставаться на Родине, потому что Родина проиграет. И они останутся в дураках. Среди проигравших.

Мне один человек рассказал, в чем самый главный страх олигархов девяностых. Что случится что-то страшное, и они проснутся не в своих уже привычных дворцах, окруженные слугами и прихлебателями, а в двушке в Чертаново, без денег и без будущего. Как условный Киркоров после условной «голой вечеринки».

Я не знаком с болгарами. Думаю, что это обычные люди, со своим взглядом на мир. Но я теперь правильно понимаю, почему министр обороны Тодор Тагарев говорит эти вещи про то, что страна должна исторически переобуться. Потому что он тоже… как бы иноагент. Политика давит на него, и он не хочет проснуться в двушке на окраине Софии, без чинов, власти и денег.

Можно было бы объяснить Тагареву, что если бы русские войска не освободили Болгарию от турецкого ига, то страна вполне могла бы стать частью Турции, а значит, сейчас бы просто не мешала России, не вводила бы санкции и так далее. Возможно, он был бы savunma Bakanı (министром обороны) болгарской провинции Тагар-беем. Но хотя бы менее нетерпимым к русским. И, конечно же, не призывал бы переписать историю великой султанской провинции. Ведь ничего ужасного не произошло. Русские так и не пришли, Болгария осталась бы турецкой. И точно так же не было бы никакой Латвии, Эстонии и Литвы. Были бы они частью Германии. Правда, там не было бы латышей, литовцев и эстонцев. Даже в качестве воспоминаний. Немцам они не особо были нужны, только как слуги и крестьяне. Мне так кажется.

Впрочем, историю переписать нельзя. Но, как говорил Ключевский, «история — не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, но только наказывает за незнание уроков». Во времена СССР был проведен эксперимент, когда наши народы намеренно забыли уроки истории. Забыли, что Россия распространялась кровью и костьми русских солдат не из-за желания стать шестой частью света. А просто потому, что нам надо было унять воинственные народы на границах. И распространить свои торговые пути без грабительской дани. И поэтому История нас наказала. Мы создали огромный мир, а потом взяли и развалили его. И снова вернулись к тому же — к опасности на границах и проблемам с торговыми путями. И даже к тому, что часть нашей же русской интеллигенции (хорошо, скажем «российской») оказалась предателями — не к государственной власти, нет. К народу. Потому что политика оказалась сильнее этой привязанности. Ведь вернуться им теперь предстоит только одним путем — если страну оккупируют чужие силы. Или если произойдет государственный переворот в столице, когда само слово «патриотизм» или «патриоты» снова станут ругательными, как в 90-х. Когда выражение «я — русский» станут считать признанием в нацизме. Но случится ли такое? Сколько поколений сбежавших из России людей так и умерло за границей, никогда даже не побывав на Родине?

Большая Россия всё равно вернется. И в историю Болгарии тоже. Судьба ее такова. Не сразу, возможно, не за жизнь одного поколения. Так уже было однажды.