«Командир хаоса». Бег, война и смерть Владлена Татарского
Погиб Макс Фомин. Владлен Татарский. Убит на встрече с читателями в кафе на Университетской набережной Санкт-Петербурга. Вместе с ним пострадали 33 человека.
Тот случай, когда хочется что-то сказать, а в русской литературе уже всё сказано. Всё уже написано до нас. И про то, как прийти умирать на Васильевский остров, и про то, как упасть на асфальт его линий, покрытый апрельской моросью, переходящей в снежок.
«На Васильевский остров я приду умирать»
Лирический герой этого стихотворения Иосифа Бродского наверняка представляется читателям глубоко рефлексирующим рафинированным питерским интеллигентом, худым и нервическим, с чахоточно-бледным лицом, круглыми очками с диоптриями и всклокоченными волосами вокруг залысины.
А оказалось, что Бродский написал это о жовиальном пацане из Макеевки, который прошёл тюрьму и войну и, может быть, никогда этих строчек даже не слышал. Хотя откуда этот снобизм? Татарский любил удивлять начитанностью и, несомненно, был человеком книжным. Да и репост знаменитого ролика, где автор читает свои «рискованные» стихи «На независимость Украины», на канале Владлена был еще в 2018 г.
Первый памятник Бродскому в Питере появился во дворике филфака СПбГУ по адресу: Университетская набережная, дом 11. Если двигаться вниз по набережной, то дальше там будет обелиск «Румянцева победам», посвященный первой екатерининской войне за Новороссию, а еще дальше, на Университетской набережной, 25, будет место, где погиб Максим.
Исполнительница теракта на Васильевском острове задержана и во всём созналась. Зовут ее Дарья Трепова. Фамилия бомбистки в сочетании с местом преступления не могли не вызвать исторических аллюзий и рефлексий.
Теракт произошел напротив Благовещенского моста. Если перейти по нему Неву, свернуть налево, пройти по Конногвардейскому бульвару и Адмиралтейскому проспекту до угла с Гороховой, то вы придете к дому, где террористка Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Федора Трепова.
А если пройти еще дальше, до Гостиного двора, то мы окажемся там же, где 24 февраля 2022 года в 20:05 оказалась Трепова Дарья Евгеньевна, которая согласно решению суда «принимала участие в массовом одновременном пребывании и передвижении граждан в количестве не более 300 человек, которое повлекло нарушение общественного порядка». Иными словами, участвовала в митинге против СВО, за что получила 10 суток ареста.
Если же от места, где она год спустя убила Владлена Татарского, прогуляться в другую сторону, то на доме № 24 по 11-й линии Васильевского острова мы можем увидеть мемориальную табличку. Здесь на 3-м этаже «в 1882 г. помещалась подпольная динамитная мастерская партии «Народная воля». Через год после убийства императора петербургским сыщикам удалось предотвратить очередной теракт, жертвой которого должен был стать их шеф Георгий Судейкин. Организация была разгромлена, но год спустя террористы до полковника добрались.
Как известно, покушавшуюся на Трепова террористку Засулич присяжные оправдали, чему способствовал и председатель суда Анатолий Кони. В мемуарах он описал общественную атмосферу, в которой зарождался терроризм в России.
Кони писал о том, что общество оказалось психологически неготовым к тяжелой войне с Турцией (1877–1878 гг.). Многомесячная кровавая осада Плевны сменила патриотические восторги первых недель войны на ропот и уныние. Мирный договор, подписанный под давлением Запада, не оправдал общественных ожиданий. Оказалось, что и армия была не готова и испытывала нужду в самом необходимом. Стали вскрываться масштабные злоупотребления.
А далее, пишет Кони, «к печальной истине стала примешиваться клевета, и ее презренное шипенье стало сливаться с ропотом правдивого неудовольствия. Явился скептицизм, к которому так склонно наше общество».
В такой атмосфере из восторженных юношей и девушек, мечтавших облагодетельствовать простой народ, выросли убийцы и террористы. Причинами этого перерождения были как объективные недостатки политической системы, так и нравственная деградация, описанная Достоевским. Те из народовольцев, кому не повезло дожить до воплощения их революционных мечтаний, произошедшим были глубоко разочарованы. Стрелявшая в Трепова Засулич умерла в холодном и голодном Петрограде, пережив страшную зиму 1918–1919 гг.
«Поле оркской славы»
Владлена Татарского называют то блогером, то военкором, то публицистом. Думаю, что он бы предпочёл, чтобы его называли писателем. И он, несомненно, был им, причем писателем-постмодернистом.
Названия его книг «Бег» и «Война» прямо отсылают к Михаилу Булгакову и Алексею Балабанову, (если не Льву Толстому), а псевдоним на их обложке — к отцу русского постмодерна Виктору Пелевину. Последний занимал в творчестве Максима особое место.
Как мы все с вами хорошо знаем, дегуманизация ополченцев, да и жителей Донбасса вообще, — один из классических приёмов украинской пропаганды. Причём началась эта пропаганда задолго до войны. Ополченцы Донбасса — это маргиналы, криминальные элементы, алкоголики, наркоманы, практически бомжи и в конце концов просто орки.
Одним словом, это… герои «Войны» и «Бега» Владлена Татарского.
«Да, орки мы, — отвечает Татарский, — с раскосыми и жадными… Всё как положено. Только не надо думать, что одни мы: «Укропы обольщаются, что орки — это ополчение. Нет! Они точно такие же!»
Владлен был апологетом постоянных беспокоящих ударов по противнику, которые должны наносить небольшие мобильные «инициативные группы», выделяющиеся из инертной массы бойцов и командиров. Мысль об «орках» пришла ему после скоротечной боевой вылазки на террикон, расположенный недалеко от позиций его подразделения. Это был район знаменитого Донецкого аэропорта, бои за который прославили полевого командира Арсена Моторолу Павлова (взорванного вражескими диверсантами в лифте девятиэтажки, где он жил) и породили украинский миф о «киборгах».
«Из головы не выходит вид с террикона на ДАП и окрестности. Где-то я уже это видел… Да, да… или нет — читал! ДА, ТОЧНО… читал! ДА, это ж «С. Н. А. Ф. Ф.» Пелевина!!!
Да это же поле ОРКСКОЙ СЛАВЫ, УРКСКАЯ ГОРДЫНКА, БОЛЬШОЙ ЦИРК, КУРГАН ПРЕДКОВ, СЕРДЦЕ УРКАИНЫ…
С этой книгой я познакомился еще в лагере», — пишет Татарский в книге «Война».
Если кто не знал: Максим Фомин на момент начала Русской весны находился в местах заключения за вооруженное ограбление банка. Он родился в Макеевке, с детства мечтал о подвигах и воинской славе, работал на шахте, попробовал себя в мелком бизнесе… а потом стал налётчиком.
По нынешним временам, если бы я привел здесь еще несколько цитат из книг Владлена, то можно было бы и под статью о дискредитации попасть. Что же тогда отличает их от стандартного русофобского нарратива?
Во-первых, любовь. Он не отделял себя от людей, среди которых вырос, вместе с которыми он воевал за Россию, которую любил больше жизни.
Во-вторых, правда. Он говорил о войне то, что видел и пережил. Очень важный мотив размышлений Татарского — готовность смотреть в глаза самой тяжелой и неприглядной правде, чтобы уберечься от саморазрушительного разочарования.
«Если вы находитесь в плену каких-то возвышенных идеалов, то вам не стоит читать эту книгу, — писал Владлен в «Беге». — Часто наше идеалистическое представление о мире мешает нам адекватно оценивать реальность. Через время окажется, что то, во что и кому верили — очень далеко от идеала. Мы чувствуем себя разочарованными и обманутыми. На самом деле мир полон красок, в том числе не только светлых, и всё это нужно принять как данность».
Именно этой неудобной, откровенно шокирующей правдой о себе и других книги Татарского радикально отличаются от всех прочих высказываний о нашей войне. Читайте их. Это будет главная память об этом таком непростом, но таком талантливом человеке.
«Всё как мы любим»
Из всего творческого наследия Татарского либеральные издания предпочитают цитату, произнесенную при выходе из Георгиевского зала Кремля по завершении церемонии возвращения земель Новороссии в состав России:
«Всех победим, всех убьем, всех, кого надо, ограбим, все будет, как мы любим!»
Вряд ли кто-то скажет, что это действительно те самые слова, которым прилично звучать в таком месте и в такое время. Зато это так похоже на изречение, приписываемое Чингисхану:
«Самая большая радость для мужчины — это побеждать врагов. Гнать их перед собой, отнимать у них имущество, видеть, как плачут их близкие, ездить на их лошадях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен».
Правда, люди нашего поколения скорее ассоциировали их с репликой героя Шварценеггера из фильма про Конона-варвара, мужика, который с огромным мечом и топором сражался с тоталитарной сектой во главе с рептилоидами.
Как это сочетается с христианством? Наверное, никак.
Думаю, что такие слова наверняка произносили наши далекие-далекие предки, оказавшись на императорской церемонии в Константинополе, который они называли Царьградом. Со своими топорами и круглыми расписными щитами они мало напоминали стереотипных христиан. Разве что были готовы умереть за Христа.
Если кому-то такое сравнение кажется натянутым, то вот вам еще одна цитата из «Бега» Татарского. Донбасс, Горловка, четырнадцатый год, топоры викингов:
«Однажды нас построили по тревоге и сказали, что сегодня будет прорыв укров. Как я говорил выше, оружие было не у всех. Но начальство нашло выход и нам выдали… топоры!
Инструкция была такая: когда враг прорвётся, надо спрятаться в кустах и неожиданно, в смешанном стиле викингов и ниндзя, нападать на «нациков». Бить в шею, между бронником и каской. «Не бойтесь! Они вас сами боятся!» — такая была мотивирующая установка.
Получил свой топор и я. Оглянувшись, увидел, что вся эта идея вообще никого не удивила. Все весело начали готовиться к бою».
Напомню, что первыми христианскими святыми Киева были как раз два викинга. Настоящих, не ряженых. Говорят, что князь Владимир задумался о крещении, впечатленный их мужеством и стойкостью в вере.
Оба они были христианами и дорожили своей новой верой. Когда язычники-киевляне попытались одного из них принести в жертву своим богам, отец с сыном, вошедшие в историю под христианскими именами Федор и Иоанн, спина к спине приняли в своем тереме бой против толпы. Справиться с ними смогли, только обрушив стены убежища. Как выглядит толпа киевлян-язычников, мы с вами знаем не из летописей, а из недавних выпусков новостей.
Знаю, что многих коробило то, как Максим исполнял заповедь любви к нашим врагам. В этом вопросе он очень жестко и решительно разошёлся с Игорем Димитриевым — человеком, который открыл Татарского как автора для широкой публики, а самому Максиму открыл его собственный оригинальный талант.
Но суть христианства в том, что только Христос, который умер за всех нас, может судить, кому из разбойников, из распинавших его солдат, гонителей его учеников, продажных женщин, коррумпированных налоговых чиновников и ревнителей божественных заповедей быть в аду, а кому — в раю.
Товарищ Владлена, лучший в России автор военно-политической публицистики Евгений Норин, как всегда, нашел самые точные слова: «Он был очень такой лихой парень, во всех смыслах».
Такие люди «длинной воли» в этом степном краю сотни лет тяжко трудились и легко убивали врагов и друг друга.
Они сражались с турками и татарами, периодически угоняя у них и друг у друга овец и лошадей, осваивали дикие прерии Новороссии, бежали сюда от помещиков и властей, добывали уголь в ее недрах, проносились по ней огненным вихрем гражданской войны, снова добывали уголь, били немца, опять опускались в шахты, «грабили дилижансы» (как называл это сам Владлен) в 1990-х, рвались к власти в 2000-х и сколачивали добровольческие отряды в 2014-м.
Вот как об этом писал он сам в «Беге»:
«Когда цивилизация начала проникать в эти степи, то здесь уже жили казаки. Это были те казаки, которые не хотели никому подчиняться. Занимались они грабежом караванов и охотой. Иногда их называли «харцызы» — «разбойники» с тюркского. На месте таких баз «незаконных вооруженных формирований» появлялись целые города, например, Харцызск. Не знаю, есть ещё город в мире, название которого переводилось бы как Бандитск?»
Сам он говорил, что «природа преступника — природа деградировавшего Воина». И весь его жизненный путь на протяжении пресловутых 9 лет был восхождением воина из падшего состояния.
«Командир Хаоса»
Сам Максим очень много и вдумчиво читал. Библию, которую в протестантском духе знал на зубок и мог цитировать по случаю. Мемуары советских военачальников, на которых буквально вырос. И труды военных теоретиков, с которыми он соизмерял личный боевой опыт и опыт его друзей и соратников по оружию.
Те, кто внимательно читал канал Татарского, знают, что одним из самых цитируемых им авторов был Евгений Месснер: одессит, русский офицер, коллаборант, военный теоретик, главный труд которого называется «Всемирная мятежевойна». Мало кто знает, что на Месснера подсадил Макса я.
Однозначный ли персонаж Месснер? Нет.
Был ли Месснер русским патриотом — несомненно. Заслуживают ли его труды самого пристального изучения? Однозначно! Осуждаем ли мы (и Владлен, в частности) его участие во Второй мировой на стороне врага? Безусловно. Жизнь и война как ее экстремальная форма устроены именно так. Помните? Мир полон красок, и не только светлых.
Татарский очень любил повторять одну цитату этого выдающегося одессита:
«Офицер стал командиром хаоса, ибо вместо борьбы армии против армии война стала столкновением воинов и партизан, рыцарей и подпольщиков. Война стала борьбой стратегии, дипломатии, политики в государствах, в партиях, борьбой промышленностей, торговли, финансов, социальных проблем и всевозможных идеологий. Глядя на этот «лик современной войны», нельзя не предсказать, что «мятеж — имя Третьей Всемирной». Командиры хаоса должны готовиться к такой именно войне».
Именно таким «командиром хаоса» был Владлен Татарский.
Пробиваясь через заскорузлых военных экспертов, которыми обложилось Министерство обороны, он проповедовал «сетецентричные» методы ведения войны. Задолго до СВО он был апологетом самого широкого использования беспилотников, включая гражданские дроны. Особое внимание Владлен уделял важности информационного противостояния. Полумиллионная аудитория его основного телеграм-канала — наглядное доказательство, что в этом он был профессионалом.
На этом информационном фронте всемирной мятежевойны и пал Владлен Татарский, став жертвой тщательно спланированной спецоперации, разработанной профессионалами, хорошо знающими правила и законы хаотической войны. Родина оценила это, наградив павшего орденом Мужества посмертно.
На донбасском фронте в это время шли решающие бои за Артемовск.
Вечером того же дня, когда в Петербурге был убит Максим Фомин, Евгений Пригожин сообщил: «Мы водрузили российский флаг с надписью «Владлену Татарскому добрая память» и флаг ЧВК «Вагнер» на городской администрации Бахмута. Юридически Бахмут взят».
Все это уже было в русской литературе, напоминает Митя Ольшанский: «Я убит и не знаю — наш ли Ржев наконец?» Наш». Да, Владлен, он наш, спи спокойно.
Упокой, Господи, душу раба Твоего Максима, и прости ему прегрешения вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное!