«Ты что, наш «Байрактар» сбил?!» Как Киев переживает вторую военную весну
Новый май в Киеве во вторую военную весну прекрасен, каким он был почти всегда, и наполнил городской воздух кружащей голову смесью ароматов цветущей липы, жасмина, каштанов, сирени, магнолии. Пышное кружево из цветов и яркой весенней зелени преобразило угрюмый, грязный пейзаж — никакого традиционного набега коммунальных служб не было, и как-то не предвидится.
Мэр-боксер Виталий Кличко еще до войны умудрился превратить город в помойку, а теперь и вовсе никто не спешит латать дырки в асфальте, красить отбойники и вообще делать какой-то крупный ремонт. Но «это другое».
Тягостное ощущение мутного будущего, общее и для городских властей, и для людей в очереди у рыбного прилавка, не могут выровнять даже теплый воздух и нарядная зелень. Строить большие планы и вкладываться в долгосрочные проекты нет никакого смысла.
Да, каждый день из телевизора рассказывают, что «мы победим», и многие верят. Но планов все равно не строят. Соседка Наташа с мужем, решив затеять ремонт, наняли бригаду строителей, чем вызвали всеобщее недоумение: ну вы, блин, оптимисты. В той самой очереди один мужичок «доставал» другого, мол, пошей уже мне костюмы, что ты тянешь? А второй — видимо, хозяин ателье, отнекивался: «Пошить я пошью, но это ж надо людей на работу брать. Ты свои костюмы заберешь, а мне с людьми что дальше делать?»
В такой же тягучей неопределенности плавают, наверное, все, стараясь максимально заполнить хотя бы какой-то радостью текущий день, который прожили — и слава богу. Киев, переживший уже не 18 переворотов, которые помнил Михаил Булгаков, а гораздо больше, по привычке затаился и ждёт.
Кому мать родна
Вечер пятницы в украинской столице теперь больше не День освобождения Киева.
Пробки стоят в противоположном направлении — в центр. Рестораны и кафе набиты битком. Народ курит кальяны, выпивает, кушает, как будто нет ничего в мире плохого и опасного. Толпы молодежи бродят повсюду, по своей молодежной традиции галдя и смеясь. А вот ехать куда-то за город, где на лесных полянках уже наливается земляника и почти можно купаться в Десне, наоборот, никто не спешит. Дома оно как-то спокойней.
Здесь как будто кусочек надежного мира, в котором ничего не может случиться — особенно если не читать лишний раз новостей.
Наверное, поэтому дневные воздушные тревоги киевлян особо не беспокоят, даже дети продолжают беситься на площадках под присмотром недвижимых мамаш со смартфонами и «айкосами». Ночью — другое дело, последние крупные «бабахи» подняли с постели даже железного оптимиста Наташу.
докладывает обстановку товарищ с другого берега Днепра. Но он никуда не бегает — в принципе никогда. Его жена жалуется, что этот рисковый парень с интересным прошлым с прошлого февраля постоянно неприлично весел. Он в своей стихии.
Витя, что называется, прирожденный военный: инструктор по стрельбе, мастер по рукопашному бою, фанат конспирации, постоянно изучающий быстро меняющийся цифровой мир и новые способы слежки за человеком. Но идти воевать непонятно за что Витя категорически отказался, а четверо детей надежно прикрывают его от повесток. Так что весь свой опыт и недюжинные способности к правильному прогнозированию дефицитов открыли перед бывшим разбойником и грабителем (а ныне образцовым членом общества) прекрасные возможности.
Пока все ныли, что нет света, Витя уже спекулировал — по троекратной цене — предусмотрительно закупленными бензогенераторами и окопными свечами, отлитыми самостоятельно из парафина, загодя запасенного целыми ящиками. И это только одна из позиций, резко повысивших уровень благосостояния Витиной семьи.
«Ну а шо делать, если вокруг одни идиоты? — разводит он руками, благостно улыбаясь. — Когда всё началось, я среди соседей опрос провел. Так оказалось, что стволы только у меня и еще одного мужика двухстволка.
Спрос на услуги охраны — то, чем Витя занимается в основное время, только вырос. Ведь сбежавшие кто куда «богатые буратины» переживают за свои дома и дачи. А все побочные доходы Виктор предусмотрительно «превращает в золото». «Мало ли, вдруг надо будет тикать, а с этим удобнее», — говорит он.
А вот недавно процветавший бизнесмен Серёга, наоборот, грустит. До войны у него нормально работала сеть магазинов, небольшая кофейня как хобби, что-то сдавалось в аренду. Сейчас с последней точки выручка (причем по выходным) может быть примерно в 5 тысяч гривен, а по будням чаще не хватает даже отбить зарплату последнего оставшегося продавца. Точнее, уже не оставшегося.
Мужчина некрасиво покинул нанимателя, на прощание написав на Серёгу донос как на пособника русского мира. «Вызвали на беседу, хорошо, что хоть знакомые ребята. Ну пообщались. Они сказали кто. Прикинь, Денька, пятнадцать лет у меня человек проработал, бесплатно в квартире жил. И как так?» — сетует бывший весельчак и оптимист.
Все Серёгины должники сказали, что денег не вернут, продаж нет, поэтому из ближайших планов у бизнесмена — возделывание картошки, посаженной на родительской даче. «Двадцать долбаных соток». Дома тоже не очень приятно, поскольку над районом постоянно что-то летает и периодически взрывается.
Недавно «коварная» русская ракета угодила точно в магазин ювелирных украшений. Все оценили и очень завидовали пожарным, приехавшим на тушение. А на шиномонтаже, рассказывает Серёга, подошел вдребезги пьяный активист и начал рассказывать, как недавно «шмалял из окна по вражескому дрону».
Тот залип, потом посмотрел заголовки новостей у меня в телефоне и ушел уже почти трезвый», — невесело смеётся Серега. Он «ни за кого». Он хочет вернуться назад во времени, туда, где были заработки и «движуха».
В ожидании света
Пожалуй, вернуться хотя бы в 2021 год хотело бы большинство. А еще лучше — в 2013-й, домайданный и теплый. Даже глубинная, бытовая социология неспособна рассказать пытливым исследователям, «как оно на самом деле». Но зато способна показать, что никакого яростного стремления постоять за судьбы родины в людях не наблюдается. Кто-то считает, что «русские напали первыми» и из-за них же — куча лишних проблем и враз закончившееся подобие нормальной жизни. При этом свои ура-патриоты тоже достали всех до печенок.
Тетки в госучреждении, скучая в приемные часы ввиду резко упавшего потока граждан, судачат о новостях: «Глянь, музыку они в маршрутках запретили. Вот им заняться больше нечем». «Они», идейные активисты — где-то отдельно от общества и идейно, и зримо.
Вход в Мариинский парк теперь запрещен, там не погуляешь с детьми и собакой. Как и весь правительственный квартал, закрытый для машин и пешеходов. Бесконечный надрыв «пэрэмог» — «побед», которым фонтанируют СМИ и Telegram-каналы — как волна от башен-излучателей из книги Стругацких «Обитаемый остров».
В эфире только настрой на войну до победного конца. Но если в Киеве мобилизация почти не чувствуется и можно просто воспринимать это как фон, то все «коренные киевляне в первом поколении», традиционно разъезжавшиеся на выходные по родным сёлам, в курсе, как там гребут мужиков без разбору. И у каждого есть знакомые, у которых кто-то погиб.
Очевидно, отсюда и проистекает это желание не вникать, не тратить жизненные силы на постоянный негатив, а отключиться от всего и просто радоваться солнцу, погоде и возможности скушать гамбургер.
В «Макдональдсе», кстати, просто не протолкнуться. Возвращение «Мака» все единодушно восприняли как добрый знак: эти точно что-то знают, раз не боятся. Ведь и первыми, кто сбежал из Киева перед началом боевых действий, были американцы из посольства, а над ними тогда все смеялись. И обслуживают здесь строго по-украински, не делая никаких исключений. Эдакий столп эталонного патриотизма, твердый символ поддержки «всего цивилизованного мира».
А вот покупатели, наоборот, почти все русскоязычные. Место убывших за кордоны киевлян, с рождения говоривших по-русски, заполнила масса беженцев с юго-востока.
Это те, кто еще до войны сюда приехал. Новые как бы в знак протеста переходят, хотят провести черту между своими и чужими, отгородиться от нападающих», — говорит Маша, человек с двумя высшими образованиями и трагедией в виде квартиры на Борщаговке. Местный люмпен-пролетариат её всегда бесил, хотя одновременно давал прекрасный материал для изучения глубинного общества.
А оно, это общество, верно себе.
Если Серёга, в доску свой парень, православный и общественно активный, скатился в желание «просто жить» ввиду тяжелых обстоятельств, то рядовой киевлянин с этим желанием жил всегда.
По-булгаковски «тихие, медленные и без всякой американизации», связанные кровными узами с дедовскими сотками во всех близлежащих областях. «Не лезьте к нам, сами тут справимся, ни в чем не хотим участвовать», — вот истинный девиз настоящего украинского общества, даже если оно говорит по-русски и живет в Киеве. Так что эмоциональное выключение — это пакет программ, установленный еще до рождения и распаковавшийся в нужный момент.
Никакие проблемы мовы, исторических обид и голодоморов, коварных планов соседних государств этих людей на самом деле не колышат. Они в них вовлечены по необходимости и по принуждению, легко и без сожаления забыв бы обо Всем Этом, если бы только отвязались.
Кстати, Витя, протусивший с семьей пару самых громких месяцев 2022 года в селе под Киевом, провоцировал местных дядек, с которыми от скуки стоял на блокпосту. Мол, а что б вы сказали, если бы Россия ударила по Верховной раде, кабмину и администрации президента? «Оце друге діло, то було б добре» [«Это другое дело, это было бы хорошо»], — тщательно подумав, ответили мужички.
Блокпост тот быстро превратился в шашлычную, а нынче дядьки заняты на пашне и огородах, утратив возникший было боевой пыл. Так же, подчиняясь общему ритму, по Борщаговке гуляют собачники, в парке бегуны и велосипедисты, народ спешит купить бухло до девяти вечера, если в АТБ, и до десяти в «Сильпо». Позже действует возмутительный запрет. Все ждут. Ждут, как с глубоким знанием дела сто лет назад подметил все тот же опытный Булгаков, когда снова жизнь будет вся в белом цвете, «тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой не холодный, не жесткий, крупный ласковый снег…». Может, и дождутся, кто знает.