«На цепь»: Как интернет пытается взять власть и бизнес под контроль
Джон Кин. Демократия и декаданс медиа. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015
Среди ставших обыденными вещей интернет (шире — современные коммуникации) вызывает, пожалуй, самые непримиримые споры. Одни эксперты считают его провозвестником эры свободы и прямой демократии, новой, «цифровой» экономики. Недавно, в XIX веке, такие надежды когда-то возлагали на печатный станок, «призванный» уничтожить монархию и церкви. Другие — указывают на влияние крупных корпораций, перестраивающих интернет под свои коммерческие нужды, противоречащие массовому творчеству; на мощь государств (особенно Китая), ограничивающих сетевую свободу; наконец, на негативные психологические эффекты использования интернета. Легко сказать, что правы оба: но что это значит на самом деле?
Интернет давно «слился» с реальностью, стал её продолжением (а не совсем отдельной сферой, принадлежащей IT-специалистам). Значит, присущие реальности противоречия оказались перенесены в «виртуальный мир». Поэтому важно понять, где заканчивается лишь отражение извечных проблем, и где начинается собственно новизна интернета. А затем — узнать, не даёт ли эта новизна новых путей решения старых противоречий? Эти задачи поставил перед собой австралийский профессор политологии Джон Кин в книге «Демократия и декаданс медиа».
Кин утверждает, что новые технологии привели к обострению старых противоречий капитализма. Это проявляется даже на уровне доступа к интернету: хотя мобильные телефоны в Южной Африке стали доступнее, чем чистая питьевая вода, в мире до сих пор остаются миллиарды людей, для которых современные коммуникации — непозволительная роскошь. Исследования показывают, что неравенство в доступе и способах применения интернета поразительно даже среди молодёжи в богатых странах; здесь сохраняются и классовые, и национальные, и половые, и даже физические различия.
Стоит отметить, что интенсивность использования телефона или интернет-сервисов у большей части человечества не так высока, как может показаться. Люди всё ещё имеют «время для размышлений» и спокойного чтения.
Тем не менее, эпоха «коммуникационного изобилия» стирает границы частной жизни, приватности — а значит, многие вещи, прежде скрытые от общественности, регулярно становятся предметом обсуждения. Это относится не только к рядовым гражданам (на что обычно обращают внимание в первую очередь), но и к чиновникам, политикам, государству. Тайное становится явным, обыденное — проблематичным. Хотя многие структуры всё ещё остаются закрытыми, а их действия и решения — тайными, сама эта закрытость и тайность перестают быть нормой.
Читайте также: Политика и власть в мире новых технологий: пришло ли время коммунизма?
Конечно, манипуляции информацией становятся частью жизни; но не стоит считать людей совсем глупыми и беспомощными. Регулярные разоблачения, столкновение различной информации и точек зрения, заставляют современного человека с подозрением относиться к СМИ и ко власти. Люди начинают видеть за «объективной» информацией чью-то точку зрения и определённый контекст.
Традиционная иллюзия, будто частная жизнь есть нечто оторванное от окружающей действительности, политики, крупных властных интересов — развеивается. Благодаря социальным сетям каждый наш шаг становится публичным, воздействующим на общество и получающим от него отклик. Контекстная реклама обращает наше внимание на то, как корпорации пытаются влиять на наши действия и решения, ранее казавшиеся «частными», сугубо личными.
Интернет, зачастую через сознательные усилия пользователей, аккумулирует огромные базы данных, сохраняющих память в том числе и о политических событиях. Многие системы, в том числе и господствующие сегодня властные отношения, перестают казаться вечными и «естественными» — люди получают доступ к их истории.
Капитализм давно перешёл на стадию империализма, господства наднационального финансового капитала. Теперь международной стала и коммуникация, доступная рядовым гражданам. Человек может быстро узнать о том, что происходит не только в другом регионе, но и в другой стране; верно и обратное: локальные события перестают быть локальными, они могут получить поддержку не только в масштабах страны, но и во всём мире. Демократия получает шанс прорвать национальные рамки (о чём мечтали ещё классики ХХ века, вроде Томаса Манна) и выйти на мировой уровень. Возможно, мы доживём до момента, когда извечный национально-демократический вопрос о том, кто имеет право голосовать в данном государстве, отпадёт сам собой.
По словам Кина, старый неосуществимый на деле идеал «информированного гражданина», в любой ситуации находящего единственное разумное решение (продвигавшийся в основном сторонниками ограничения избирательного права образовательным или имущественным цензом; ныне — адептами «технократии»), по факту заменяется идеей «сознательных граждан». Такие граждане осознают, что знают не всё; им открывается также ограниченность их правителей, крупного бизнеса, официальных экспертов и необходимость широкого общественного контроля за их деятельностью. Сталкиваясь с несправедливостью не только в своём непосредственном опыте, но и в опыте миллионов других людей по всему миру, они могут выйти на качественно иной уровень сознательности.
В связи с этим Кин говорит о начавшемся оформлении нового типа демократии — «мониторной». Перспективы прямой демократии, непосредственного участия широких народных масс в принятии решений, всё ещё остаются туманными. Вместо этого развитие политики в интернете пошло по пути гражданского контроля. Рядом с официальными выборными и государственными структурами стали появляться гражданские инициативы, некоммерческие организации и стихийные группы, стремящиеся взять под контроль ту или иную сферу экономики, общественной жизни или государства: организации экологов, гражданских журналистов (вроде OhmyNews), солдатских матерей, наблюдателей за выборами; сервисы типа I Paid a Bribe («Я заплатил взятку»), контроля за качеством продуктов, СМС-активизма и так далее.
Сюда можно отнести и конкретных «лидеров общественного мнения» — блогеров, известных в интернете личностей, никем не избранных, но от того не менее (а даже и более) зависящих от общественной поддержки, от наличия большого числа горячих сторонников.
«Мониторная» демократия не претендует на захват власти. Ей не хватает и степени организации, и активной массовой поддержки, и классового сознания, чтобы выступить против капиталистической системы как таковой. Тем не менее, «мониторная» демократия (совместно с жаждущими новых разоблачений СМИ) уже стала фактором мировой политической жизни.
В частности, Кин разбирает подобный опыт Китая — страны, которая обычно считается крайне авторитарной и закрытой. На деле китайские власти стараются использовать сетевую коммуникацию граждан как механизм мониторинга и раннего предупреждения назревших в том или ином регионе проблем. Так, ставшие «вирусными» в социальных сетях сообщения по поводу коррупции или несправедливости, допущенной местным чиновником, отслеживаются и даже иногда получают огласку в государственных СМИ. Лидеров стихийного протеста зачастую не репрессируют, а пытаются интегрировать в систему, прислушаться к ним и наладить их сотрудничество с властью.
Миллионы китайцев записываются в своеобразные «дружинники», которые должны не только «доносить» о распространении каких-либо антиправительственных идей, но и вступать с «диссидентами» в дискуссию. Как однажды сказал замдиректора по пропаганде в провинции Юньнань: «Всегда, когда мнение опирается исключительно на одну сторону, мы будем представлять некоторые иные точки зрения, чтобы общество могло самостоятельно вынести суждение».
Читайте также: Китайские интеллектуалы против Запада: как победить капитализм?
Всё это, конечно, можно отнести к манипуляциям общественным мнением и пропаганде. Однако эти меры показывают и то, насколько серьёзно китайские правители относятся к тому, что Кин называет «мониторной» демократией — даже в её предельно неоформленном, стихийном виде.
Профессор предостерегает от того, чтобы считать рост «мониторной» демократии неизбежным следствием развития коммуникаций. Это — лишь одна из возможностей, тенденций, находящаяся в процессе оформления и развития. Так и развитие книгопечатания не привело автоматически к массовому распространению знания и уравниванию людей: на первых этапах грамотой владели лишь немногочисленные богатые городские жители, и книги лишь упрочили их власть над остальным народом. Требуется сознательное усилие, чтобы от развития коммуникаций выиграли «низы», а не «верхи».
Если «мониторная» демократия действительно будет развиваться, то она неизбежно будет обострять противоречия капитализма. Стоит вспомнить, что одним из главных (и вызвавшим самое отчаянное противодействие!) требованием коммунистов в 1917 году был рабочий контроль. Бизнес скорее был готов пойти на повышение зарплат и улучшение условий труда, чем на раскрытие всей своей «подноготной», то есть самой системы эксплуатации, коррупции, обмана рядовых граждан. Органы гражданского контроля рано или поздно должны натолкнуться на такое же отчаянное сопротивление сегодняшним структур, государственных и частных. Тогда вопрос о власти и изменении системы встанет сам собой. Иными словами, стремление к мониторингу и контролю может оказаться ростком нового мира в старом, и тогда задача помочь ему взрасти станет одной из актуальнейших политических задач.