Санкт-Петербург, 16 июня, 2016, 09:55 — ИА Регнум. Тысячи человеческих жизней, которые Ленинград потерял в результате вражеской блокады, лежат на совести не только немецких войск, но и финской армии во главе с главнокомандующим Карлом Маннергеймом. Поэтому установка мемориальной доски этому деятелю в Санкт-Петербурге вызывает недоумение, особенно в связи с тем, что эту инициативу реализуют в преддверии 75-й годовщины начала Великой Отечественной войны. Такое мнение в беседе с корреспондентом ИА REGNUM высказал историк, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Владимир Барышников.

Адольф Гитлер прибыл в Финляндию на празднование 75-летия Маннергейма

Историк обратил особое внимание на то, что российские власти решили увековечить память Карла Маннергейма — «человека, который участвовал в нападении на Советский Союз» — именно накануне 22 июня, Дня памяти и скорби, когда отмечается трагическая для народов всего бывшего СССР дата начала Великой Отечественной войны.

Владимир Барышников напомнил, что задача как немецких, так и финских войск во время Великой Отечественной войны состояла в том, чтобы не просто окружить Ленинград, а именно завладеть им. Финское командование во главе с Маннергеймом выполняло все те цели, которые стояли перед ним по гитлеровскому плану «Барбаросса». При этом Маннергеймом даже уже была заготовлена речь по случаю взятия Ленинграда, которую ему так и не пришлось произнести.

«Когда началась блокада Ленинграда, Финляндия имела свой собственный сектор блокадного кольца, а значит, полностью отвечала за то, что происходило в городе. Тысячи человеческих жизней, которые наш город потерял в результате этой блокады лежат на совести и финской армии. Естественно, и Маннергейм тоже несет ответственность за то, что произошло. Странно получается, будто одна сторона больше виновна в блокаде Ленинграда, а другая меньше. В Германии считают, что финны участвовали в блокаде так же, как и они сами», — подчеркнул профессор СПбГУ.

По словам Барышникова, финны не ставили задачу просто вернуть утраченные в период Зимней войны 1939−1940 годов территории, речь шла о захвате Советского Союза. При этом, когда финскими войсками была захвачена большая часть Карелии, там стали не просто переводить на финский язык названия карельских городов, но переименовывать их. Это говорило о том, что их хотели присоединить к Финляндии.

«В самой Карелии проводилась ярко-выраженная расовая политика, аналогичная той, которая проповедовалась у нацистов. При этом если у нацистов концлагеря подчинялись Генриху Гиммлеру, то в Финляндии — непосредственно ведомству Маннергейма. На нем ответственность за всё то, что происходило на территории Карелии», — уверен историк.

По словам Барышникова, учитывая вышеизложенные факты, «кажется совершенно нелепым, что в столь трагические для нашего народа дни вдруг ставится вопрос о необходимости установки мемориальной доски достаточно неоднозначной фигуре Маннергейма».

«Трудно себе представить, как можно поставить мемориальную доску человеку, командовавшему армией, которая пыталась взять Ленинград, а потом душила его в блокаде. Для защитников Ленинграда, что финские войска, что немецкие, все равно были врагами», — недоумевает Барышников.

В связи с этим историк напомнил, что в Петербурге похожая ситуация уже имела место быть, когда в Эрмитаже открывалась выставка, посвященная Карлу Маннергейму: её открытие приурочили к моменту, когда в городе отмечался очередной юбилей снятия блокады Ленинграда, а закрытие — ко Дню Победы.

По словам Владимира Барышникова, Маннергейм преподносится чуть ли не как «спаситель Ленинграда», поскольку со стороны Карельского перешейка не велись интенсивные обстрелы нашего города из дальнобойных орудий. Однако, во-первых, в Финляндии их просто не было, заметил историк, а во-вторых, 22 июня 1941 года именно с финской территории немецкие самолеты нанесли первые удары по районам Ленинграда, и именно на Карельском перешейке в районе Парголово был сбит первый немецкий самолёт, и первый не немецкий пилот был взят в плен 23 июня.

«Тогда надо поставить и Герману Герингу памятник, он же был рейхсмаршалом авиации, и Ленинград не был стерт с лица земли немецкой авиацией. Если так считать, тогда мы сбрасываем со счетов всю нашу систему противовоздушной обороны, при том, что она была настолько совершенной, что радары видели самолеты уже в момент их взлета. И это не заслуга Геринга, а защитников нашего города», — отметил Барышников.

О дружбе России с финнами имеет смысл говорить, вспоминая не Маннергейма, а слова экс-президента Финляндии Урхо Калева Кекконена о том, что «не в интересах Финляндии быть форпостом Запада на границе с Советским Союзом», которые он произнес в 1943 году на открытой лекции в Стокгольме, отметил Владимир Барышников. По его словам, это является довольно смелым поступком для будущего президента страны, который позднее разумно говорил и о том, что «врагов Финляндии нужно искать как можно дальше от своих границ, а друзей — как можно ближе».