***

Кристофер Леонард. Koch Industries: «Капитализм для своих», или Как строилась власть корпораций в Америке. М.: Интеллектуальная Литература, 2021

Кристофер Леонард. Koch Industries: «Капитализм для своих», или Как строилась власть корпораций в Америке. М.: Интеллектуальная Литература, 2021

Власть крупных корпораций в мировой капиталистической системе кажется нам очевидной. Достаточно зайти в ближайший книжный магазин, чтобы найти россыпь разоблачений тайных заговоров, почему-то известных массе заурядных конспирологов. Затем идут авторы, видящие в массовой конспирологии часть другого, ещё более зловещего заговора, и так далее. Реальность же оказывается одновременно и прозаичней, и сложнее.

Маркс указывал, что капитал получает большую часть дохода от «производства средств производства» — проще говоря, от функционирования обширной экономической системы, на которой держится видимая нами, будто вершина айсберга над толщей воды, потребительская сфера. Мы привыкли к критике банков, IT-компаний или монополистских торговых площадок. Но ещё большие деньги делаются в сферах энергетики, химикатов, целлюлозы, кормов для скота — в том, с чем сталкиваются преимущественно другие компании и правительства, а не рядовые граждане. Только крупные трудовые или политические скандалы могут высветить реальное влияние этих «спящих гигантов».

Именно этому посвящено крупное расследование журналиста из США Кристофера Леонарда «Koch Industries: «Капитализм для своих», или Как строилась власть корпораций в Америке». Семейная компания Кохов начинала в 1940-х годах с нефтепереработки, но впоследствии разрослась до огромного конгломерата (границы которого установить трудно из-за непрозрачной структуры дочерних и формально независимых организаций). Koch Industries стала «выжившим», успешно подстраивавшимся к изменению экономической и политической конъюнктуры Соединённых Штатов, а с течением времени — способным изменять конъюнктуру под себя. На её примере автор показывает, как «изнутри» выглядело развитие американского капитализма в ХХ веке, со всеми его противоречиями и проблемами.

Борис Кустодиев. Купец в шубе. 1920

Леонард избегает односторонней критики, отдавая должное талантам и прозорливости руководства Koch Industries, стабильно придерживавшегося либертарианской доктрины. Пушкин, как известно, сомневался в совместимости гения и злодейства; на деле это противопоставление не совсем корректно. Капитал стремится к прибыли и эффективности, что не всегда противоречит безопасности, мотивации или карьерному росту сотрудников, а также долгосрочным стратегиям развития. Проблема в том, что корпорации неизбежно отождествляют ограниченные частные интересы со всеобщим благом. Кохи, подобно многим другим предпринимателям-визионерам, претендуют на установление универсальных правил не только для бизнеса, но и для общества в целом и для личной жизни каждого человека. Вмешательство государства или профсоюзов кажется им тиранией, кумовством, абсолютным злом. Леонард подчёркивает, что капиталисты в каком-то смысле пытаются улучшить и жизнь рабочих — но не видят фундаментального противоречия этого благородного порыва со своей философией. Естественно, неудачи списываются на (всегда) недостаточную свободу рынка, плохое усвоение идеологии или противодействие заговора злых сил.

То же можно сказать про излишне самоуверенных государственных технократов или боссов крупных, обросших бюрократией профсоюзов. Кохи не считали, что их борьба с объединениями рабочих в 1970-х годах была злонамеренной. Некоторые профсоюзы добились такой власти, что действительно тормозили производство (по сути, отдавая приоритет перераспределению и свободному времени). Однако победа капитала привела к перекосам уже с его стороны: самые умелые работники ушли, а на оставшихся давили так, что им приходилось воровать нефть ради повышения показателей. Исполнение мечты о научной организации труда Фредерика Тейлора с помощью информационных систем, фиксирующих каждое движение, вылилось в стабильный рост производственных травм, потерей конечностей, смертей (при стагнации зарплаты и урезании жизненно необходимых социальных гарантий!). Менеджеры сознательно нарушали закон, сбрасывая вредные отходы на поля; даже в рамках стратегического планирования приоритет отдавался сверхприбыльным инвестициям, а не обновлению дряхлеющей инфраструктуры, что приводило к авариям.

Следует отметить, что схожей логикой (и не без схожих деструктивных последствий) руководствовался Генри Форд — чей подход в смягчённом и более уравновешенном виде лёг в основу «Нового курса» Рузвельта. В эпоху Koch Industries этот частно-государственный консенсус принял извращённую форму. Леонард доказывает, что «неолиберальная» политика отнюдь не просто освобождала рынки; она оставляла и где-то даже ужесточала регулирование, но меняла его в интересах олигополий и монополий, создавая «капитализм для своих» или, по выражению Ноама Хомского, «социализм для богатых, капитализм для бедных». Кохи активно пользовались государственными субсидиями и привилегиями, при этом обходя законы и обращая их во вред. Яркий пример — крах энергетики (и бюджета) Калифорнии в начале 2000-х. Koch Industries сперва пролоббировала либерализацию энергетической сферы, а когда власти установили минимум регулирования в интересах жителей бедных и отдалённых районов, корпорация нашла незаконную схему, позволявшую ей создавать искусственный дефицит электроэнергии и вынуждавшую государство покупать её по заоблачным ценам. Естественно, в эксцессах поначалу обвиняли правительство и «глупое» ограничение рынка. Кохов спас своевременный выход из авантюры, а также мощная команда юристов. Когда схема вскрылась, другой корпорации, Enron, пришлось объявить о банкротстве. Показательно, что простое ужесточение законов и закрытие известных «лазеек» быстро нормализовало ситуацию в штате.

Джон Лэври. Судебное заседание. 1916

Корпорации использовали государство, но не собирались с ним сотрудничать. Леонард приводит одну из статей экономиста Мюррея Ротбарда, партнёра Кохов, в которой целью снижения налогов и регулирования объявлялось совсем не стимулирование экономического роста, а непосредственный крах государства — «угнетателя» и «грабителя». Важно отметить, что Koch Industries при этом не собиралась брать на себя ответственность за создаваемые её стремлением к прибыли риски. С 1990-х годов корпорация прекрасно освоила (а где-то и создала) спекулятивные схемы, подробно описанные Марианой Маццукато: купля и перепродажа более мелких компаний, с получением на их имя (или на имя подставных организаций-посредников) кредитов и распродажей ценного имущества. Сложная структура Koch Industries должна была гарантировать, что, если с отдельной фирмой что-то пойдёт не так, все обязательства рухнут вместе с ней, а не будут повешены на Кохов. Владение реальными заводами и трубопроводами давало корпорации бесценную инсайдерскую информацию для спекуляций фьючерсами и деривативами на бирже (в худшем случае, в отличие от рядовых спекулянтов, Koch Industries могли реально поставить нефть или конкретные товары, выполнив контракты). Многие покупки стали обосновываться не выгодой от производства, а возможностью получить первичную информацию о сфере, дающую преимущество при торговле ценными бумагами.

Интересно, что частью идеологии Кохов было представление, будто наёмные работники — на самом деле мелкие предприниматели, несущие полную ответственность и свободно управляющие своим подразделением (или своей частью производства). Однако зарплаты в корпорации оставались относительно небольшими, как и бонусы за успехи (при том, что треть самых отстающих регулярно увольняли). Перед работниками маячила длинная карьерная лестница, характерная для большой компании, на которой вполне реально было занять даже самые высокие места (Кохи поддерживали иллюзию меритократии, хотя с какого-то момента стали проталкивать наиболее лояльных, зачарованных идеологией сотрудников). Пожалуй, такая схема должна была вызвать сильную ротацию кадров — и наиболее прозорливые работники действительно уходили, тем обеспечивая себе резкий рост доходов. Однако к 2000-м годам американская экономика в целом переняла коховскую нестабильность: рабочих постоянно увольняли даже в благополучные годы; всяким долгоиграющим контрактам, обязательствам, профсоюзам максимально противились. В условиях растущей долговой нагрузки домохозяйств и необходимости оплачивать медицинскую страховку, пенсионные накопления и прочее из своего кармана, риск безработицы перевешивал желание достойно зарабатывать.

Бен Шан. Безработные. 1938

Рыночная власть Koch Industries не могла рано или поздно не перейти в политическое измерение. Кохи подошли к этому вопросу педантично и на протяжении десятилетий вливали миллионы долларов в широкую систему формально независимых некоммерческих организаций, интеллектуальных центров, образовательных курсов, исследовательских грантов, СМИ, гражданских клубов и объединений. Стратегия начала давать плоды в 1990-е годы. Корпорация нарастила финансирование лоббистских усилий (в особенности на уровне штатов), которые теперь поддерживались широким фронтом как бы случайных научных и гражданских организаций. Леонард описывает, насколько увеличилось участие Кохов в политике с тех пор. В частности, они десятилетиями успешно «заворачивали» законопроекты в области экологии и климата, альтернативных источников энергии, налоговые реформы (в частности, «налог на корректировку границ», BAT, за счёт которого команда Трампа планировала вынудить бизнес вернуть производство обратно в США), отчасти — и социальные программы. К примеру, в 2010 году политическая машина Кохов заставила 627 законодателей и кандидатов от штатов и федеральных органов власти подписать обязательство выступать против любых законов по климату. В 2014 году эти политики заняли большинство мест в Конгрессе. Президенту оказалось сложно даже просто нанять в команду новых людей, которые не были бы связаны с Koch Industries. Упомянутый BAT удалось отменить уже на уровне прямых связей с Трампом и его администрацией, до широких публичных обсуждений.

История Koch Industries должна напомнить нам об «ошибке выжившего»: конечно, большинство других корпораций рушились, не достигнув подобных высот. Логично предположить, что Кохи однажды совершат фатальную ошибку и станут очередной жертвой накопившихся внутренних противоречий и проблем. Возможно, сыграет свою роль и внешняя напряжённость: активное вмешательство в политику уже вызвало повышенное внимание западной общественности, в том числе вылившееся в книгу Леонарда. Корпорация и раньше пыталась оградиться от внешнего мира, но теперь её офисы превратились в настоящие осаждённые крепости, а руководство до предела повысило личную безопасность. Вместе с тем Koch Industries демонстрирует логику капитала как такового — в том редком случае, когда ему удаётся выживать достаточно долго, чтобы осуществить задуманное. Авторитаризм бизнес-гуру, если государство и общество не удерживают его в заданных рамках, становится угрозой стране и миру.

Оноре Домье. Гаргантюа. 1831

Нобелевские лауреаты Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло показали, что капитал оставляет на своём пути не только эффективные компании, но и множество «отбракованных» или разрушенных жизней, депрессивных городов (если не регионов), социальных и экологических проблем. Их груз ложится на плечи государства и общественности — и потому бизнесмены могут до поры до времени не задумываться о всех последствиях, о полной картине.

Капитализм — игра с огнём. Если уж мы решили использовать его преимущества (также продемонстрированные в книге), то нам потребуются внимательность и чёткие ограничения. Ни в коем случае нельзя пускать дело на самотёк. Да, пламя с удовольствием прорвёт все преграды, охватит леса, поля, дома, людей. Более того, сделает это быстро и «эффективно». Естественная, в чём-то оправданная склонность легко превратится в катастрофу, в великое зло. Кохи раз за разом ломали противодействие — с их точки зрения порочное, а на деле необходимое. Чем дальше, тем больше проблем для общества это создавало. Сложно понять, как может удержаться гипотетическая система, в которой Koch Industries достигает полной власти — при (это важно) минимуме ответственности и полной уверенности в правоте своего бизнес-гуру.

Сама публикация истории Кохов даёт надежду, что до крайностей не дойдёт. Но что происходит за пределами США и одной-единственной суперкорпорации? Какой степени влияния достигают их менее успешные, но многочленные конкуренты? А главное, найдут ли государства и общества адекватный угрозе ответ? Соединённые Штаты всё-таки вынесли на повестку дня экологию; вероятно, это отражает успех другой группы лоббистов. Система держится, но Леонард подробно показывает, что она всё острее нуждается в переосмыслении и как минимум балансировке.