Революции происходят тогда, когда государство не в состоянии обеспечить развитие общества естественным путём. Об этом 3 ноября заявил доктор исторических наук, доцент МГУ им. М. В. Ломоносова Фёдор Гайда в ходе публичного обсуждения столетия революций 1917 года в пресс-центре ИА REGNUM.

Дарья Антонова ИА REGNUM
Фёдор Гайда

«Главным виновником, как и, по сути, в любой революции, является власть. Если власть не справилась, если власть не в состоянии была обеспечить эволюционное развитие, начинается революция», — заявил Гайда.

По его словам, в России власть к 1917 году обеспечить эволюционное развитие не смогла. В результате произошла катастрофа, в результате появилась новая власть. Несмотря ни на что, эта новая власть в новых обстоятельствах, в ситуации жёсткого цейтнота и международной изоляции, оказалась способна «перезапустить» развитие общества, хоть и не смогла построить новую систему в том виде, в каком она была задумана изначально большевиками.

Тем не менее драма революционного процесса всегда состоит именно в том, что никто никогда заранее не знает, сможет ли новое государство вывести общество из того кризиса, который привёл к революции — сможет ли новая власть победить «революцию как катастрофу».

В свою очередь, доктор исторических наук, профессор Московского педагогического университета им. Ленина Всеволод Воронин подчеркнул, что революция не неизбежна, и прежняя власть всегда в состоянии выработать прогрессивную альтернативу тому курсу, которую выдвигает оппозиция.

Дарья Антонова ИА REGNUM
Всеволод Воронин

«Хочется обратить внимание на то, что, действительно, царская самодержавная власть могла создать некую альтернативу революционному развитию событий последовательным проведением реформ во второй половине XIX века, и когда надо — возможно, прибегая и к определённым контрреформам», — указал он.

«У правительства, находящегося у власти, всегда есть возможность отклонить те варианты повестки дня, которые предлагает существующая в обществе оппозиция и сформулировать свою повестку дня: мы не будем делать то, что предлагаете нам вы, но вместо этого мы сделаем по другому. У нас есть свой вариант преобразования, свой вариант развития. Он будет менее радикальным, он будет более умеренным, постепенным, но по этому пути мы твёрдо намерены идти дальше», — заявил Воронин.

Однако царская власть действовала наперекор этой логике.

Приход Николая II ознаменовался тем, что последний русский император заимствовал отцовскую охранительную программу, сформулировал её в своей речи перед земскими деятелями в январе 1895 года, и указал, что выборные представители общества к какому-либо участию в законодательных делах недопустимы.

Несмотря на это, затем русский царь постоянно сдавал одну позицию за другой. Мало того, что таким образом монарх демонстрировал собственную слабость, но и при этом никогда не формулировал никакой альтернативы идеям оппозиции и шёл на уступки только под давлением обстоятельств — то есть в самое неудачное для реформ время.

В этой связи Воронин напомнил идею российского политического философа и правоведа Бориса Чичерина, который указывал, что политические реформы следует проводить в мирное время, когда они способны укреплять власть, а не подрывать, как во время потрясений.

«Нового предложено не было: царь не давал Конституцию, но и не предлагал свою позитивную программу, не говорил, что будем строить что-то другое. Затем он последовательно сдаёт свои позиции под напором массового недовольства, оказавшись перед лицом консолидированного революционного и либерально-оппозиционного лагеря. И мы видим немало таких отступлений последнего царя на протяжении его истории», — констатировал Воронин.