Москва, 25 ноября, 2015, 13:54 — ИА Регнум. Слияние школ и детских садов в общие образовательные комплексы, «подушевое финансирование», сокращение центров дополнительного образования с частичным переносом занятий в школы, платные кружки и группы продленного дня, внедрение инклюзии с одновременной ликвидацией специализированных школ для детей-инвалидов, рост заработной платы учителей с внедрением обязательной 36-часовой рабочей недели — основные итоги московской реформы образования последних пяти лет. В комментариях корреспонденту ИА REGNUM педагоги и специалисты оценили, насколько полезными в действительности были эти преобразования.

Напомним, накануне в Москве прошла конференция «Сравнительная оценка состояния и прогноз развития региональных систем образования», на которой со стороны официальных властей было отмечено, что реформы последних лет принесли столичным школам исключительно положительный эффект: повысилось качество образование, старшеклассники получили возможность выбора профильных предметов, а московские школы занимают «топовые» позиции в российских рейтингах. Но так ли это на самом деле?

Как пояснил корреспонденту ИА REGNUM депутат Мосгордумы Антон Молев, оценку роста качества образования в столице дали исходя из показателей, которые «носят максимальный объективированный характер». «Такими показателями являются результаты, которые признаваемые и неоспоримы в рамках любых оценок, — это результат единого государственного экзамена и результаты признанных всероссийских олимпиад (в нескольких параметрах, которые обычно рассматриваются). В этих параметрах можно говорить, что московское образование по этим критериям держит достаточно высокий уровень. Более того, это не просто уровень, который выдерживается, это еще и определенный темп развития, который демонстрируется от года в год. Итоги, подведённые за 2014−15 годы, если смотреть по школьным учебным годам, а не по календарным, то более, чем впечатляющие. А если смотреть на систему в целом, то созданы все условия для того, чтобы на разных уровнях реализовывать высокое качество образования. Ресурсная база создана, и всем участникам этого процесса нужно будет работать над совершенствованием качеств», — заявил он.

Среди недостатков созданной системы Молев выделил конфликты, которые возникают в процессе укрупнения образовательных учреждений: «Есть определенные риски, которые надо учитывать. Они связаны с тем, что при организации и объединении комплексов вне всякого сомнения возникают различной природности конфликты, — это и слияние управленческое культуры, это создание крупных коллективов на базе разных образовательных учреждений, это трудности в управлении крупными комплексами и трудности в выстраивании отношении в современных реалиях. Эти риски сохраняются. Я надеюсь, что единственный важный путь — это не усиление конфликтной составляющей, а нахождения возможных компромиссов, путей взаимодействия».

Как, в свою очередь, корреспонденту ИА REGNUM заявила кандидат исторических наук, москвовед, педагог дополнительного образования ГБОУ ЦО «Технологии обучения» Ирина Канторович, реформы образования в Москве ангажированы, в первую очередь, в пользу чиновников и руководителей учебных заведений и не имеют отношения к повышению качества обучения.

«Назову только факты. Они настолько говорящие, что иначе как бесстыдством выводы столичных чиновниках о своих действиях не назовешь. С сентября 2014 года в московской школе «Технологии обучения», специализирующейся на обучении детей-инвалидов, объем услуг дополнительного образования был резко сокращен. Ученики, ранее имевшие возможность заниматься в секциях и кружках неограниченно по числу, теперь могут заниматься только в двух. А с сентября 2015 года все ученики, достигшие возраста 18 лет, были и вовсе лишены возможности получения дополнительного образования. При этом они учатся в 9, 10, 11 классах. Ранее, до реформы, все они получали полноценное дополнительное образование», — отметила педагог.

По словам Канторович, в Москве также широко распространена практика «незаконного принуждения учителей к неоплачиваемой отсидке в школе» 36 часов в неделю. «Директора связывают это нововведение с реформой. Например, директор московской «Курчатовской школы» так ответила на вопрос «На каком основании Вы ввели 36-часовую отсидку учителя в своей школе?»: «Сейчас так везде». «Курчатовская школа» — это комплекс, в реальности это пять школ. И мне известно еще не менее десятка таких школ, в которых учителей школьными локальными актами принуждают к рабскому неоплачиваемому труду.

— Полагаю, понять, в чью пользу в действительности проводятся реформы, очень легко. Надо просто вывесить список зарплатных выплат чиновников, директоров школ, заместителей директоров школ за последние три года. Ведь чиновники обязаны декларировать свои зарплаты», — подчеркнула она.

По словам члена Совета МПРО «Учитель» Всеволода Луховицкого, для оценки реформы образования в Москве следует сравнить то, что реальному происходит и то, насколько происходящее соответствует заявлению официальных властей. «Что произошло? Я беру с 2011 года. С одной стороны, в 2011−13 годах во многих школах, которые раньше финансировались плохо, был существенно увеличен бюджет. С другой стороны, с 2011 по 2015 годы установленные на ребенка нормативы подушевого финансирования не изменялись и не индексировались. То, что было хорошо в 2011 году, в конце 2015 уже вызывает вопрос. И самое главное, что нигде не было опубликовано внятных расчётов, а именно почему именно такая сумма определена для школьников и почему для детей-инвалидов определяется такой коэффициент, а не другой.

— Если сравнивать с другими регионами страны, например, с Московской областью, то там есть гораздо более прозрачная схема. Там видно, почему учащимся школ-интернатов дают такие расчеты, для детей с особенностями здоровья предлагаются другие расчеты, а для детей инвалидов — третьи и так далее. В Москве даны голые цифры, и нигде и никто не дал пока внятного объяснения, кто именно рассчитывал эти деньги и как эти расчёты соотносятся», — заявил он.

Он отметил, что сентября 2015−2016 учебных годов в профсоюз поступают жалобы от учителей о значительном сокращении заработных плат. «Вчера рассказывала учительница иностранного языка. В прошлом году получала 60 тысяч рублей, а в сентябре вдруг получила 35 тысяч — при этом количество часов не уменьшилось. Такие вещи происходят часто».

Еще одна составляющая негативных последствий реформ в Москве — это система объединения школ, считает Луховицкий. «Никакого анализа содержательного и серьезного результатов слияния нигде не приведено. Мы нигде не видим даже информации о том, сколько учителей ушли из школ после объединений, сколько детей ушли и стали искать другое образовательно учреждение, как поменялось количество непедагогического персонала, как чувствуют себя дети и родители в этих комплексах? Нам говорят о том, что стало всем очень хорошо. Точно так же я могу привести десятки примеров, когда родители это не приветствуют. Это можно узнать в результате серьезного независимого исследования, которого нет. Я строго объективно не могу сказать вам результат объединения плох или хорош. Единственное, могу сказать, что объединяли школы, не учитывая мнения объединяемых», — подчеркнул он.

Как, в свою очередь, корреспонденту ИА REGNUM заявил член комиссии ОП РФ по развитию науки и образования Азамат Тлисов, процесс объединения достаточно положительно сказался на образовательном процессе Москвы, однако нельзя сказать, что предложенная модель «сработала от и до».

«Мы должны четко понимать, что школьное сообщество неоднородно. Есть сильные школы, которые являются локомотивом, а есть откровенно отстающие. Идея объединения преследовала цель ускоренными темпами выправить ситуацию, за счет вливания более слабых школ в сильные школы с накопленным опытом. Надо отметить, что в некоторых случаях подобная модель оправдала себя, — пояснил он. — С другой стороны, нельзя говорить о том, что эта модель сработала от и до. Во-первых, иногда это были потери в кадровом потенциале. Во-вторых, слабый контингент ребят из слабых школ нельзя вывести на новый уровень в сжатые сроки»

Он отметил, что идея укрупнения школ является хорошим ходом, однако результат объединения будет иметь «отложенный эффект»: «Мне кажется то, что московские школы в большинстве своем после объединения смогли дать хороший результат, говорит о том, что модель в принципе эффективна: с какими-то оговорками, частными случаями, которые нужно обсуждать и проводить оптимизацию. Методически ситуацию удается улучшить, и подобная модель имеет право на жизнь, но она требует корректировок с учетом накапливаемого опыта».

Из негативных последствий реформ Тлисов выделил ликвидацию сети учреждений дополнительного образования (дворцов пионеров, дворцов творчества) и частичный перевод кружков в школы с обучением на коммерческой основе. «Эта проблема беспокоит и родителей, и педагогическое сообщество. Понятно, что сеть учреждений дополнительного образования мы должны сохранить как форму. Также важно, чтобы доступность этого дополнительного образования тоже осталась. В-третьих, важно, чтобы при федеральном законе об образовании, который позволяет школам различные модели дополнительного заработка, ученики могли получать услугу в рамках своих прав на дополнительное образование бесплатно. Если мы все дополнительное образования сместим только в школы, вряд ли это сможет решить все задачи, которые стоят перед дополнительным образованием как системой», — заявил он.

Он отметил, что школы не дают такой большой экстерриториальной консолидации, которую выполняли дома детского творчества в городах. «Они позволяли проводить более широкий срез молодежи, делать более укрупненные выборки по детям. Когда мы говорим о маленьких городах, где всего одно-два учебных заведения, то содержать центр дополнительного образования как дом детского творчества — это сложно, затратно, и здесь возможна оптимизация. Но нам важно чтобы оптимизируя инфраструктурно эти площадки, мы не потеряли качество и доступность для наших детей», — подчеркнул Тлисов.

Также неоднозначна ситуация с внедрением системы инклюзии, отметил глава комиссии. Специализированные школы уничтожаются, при этом учеников переводят в неприспособленные для потребностей инвалидов школы. Кроме того, некоторые диагнозы стребуют особого подхода к образованию, что не обеспечивается обычными школами.

«Мы столкнулись с тем, что первые этажи учебных заведений доступны, но расписание, которое формируется в школе, не всегда дает возможность учащемуся с определенными ограничениями получить доступ. Второй момент: инклюзивное обучение предполагает модель совместного обучения лишь для определённого числа диагнозов. И в этом плане инклюзивное обучение (и надо признать, об этом говорят специалисты, если не сказать кричат) не может быть единственной формой, которая решает все существующие проблемы.

— Третий момент: да, понятно, что в целях оптимизации расходования бюджета значительно комфортней региональным муниципалитетам дать возможность детям учиться на дому (как форму домашнего обучения), но вместе с тем мы должны понимать, что права ребенка на получение образования, как элемент социализации, именно на площадке школы — он очень важен. И в этом плане отказаться от класса и специализированных учебных заведений по крайней мере преждевременно. Этот вопрос требует широкого обсуждения с учетом тех вопросов, которые не только возникли, а на мой взгляд обострились от попытки отказаться полностью от специализированных учебных заведений», — резюмировал он.