Сергей Ильченко: Россия, Молдова, Приднестровье... Откроется ли новая глава?
Москва, 22 мая, 2012, 00:07 — ИА Регнум. Указ
К Приднестровью, где постоянно проживает порядка ста пятидесяти тысяч граждан России (часть из них имеет двойное гражданство, России и Молдавии, часть - только российское) и отчасти к остальной Молдавии (напомню, что Россия признает Приднестровье частью Молдавии) можно отнести и указания обеспечивать всестороннюю защиту прав, свобод и законных интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом, принять меры к расширению заграничных консульских учреждений Российской Федерации и к увеличению бюджетных ассигнований федерального бюджета на соответствующие проекты по линии Правительственной комиссии по делам соотечественников за рубежом и некоммерческой организации "Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом"; а также расширять российское культурное присутствие за рубежом, укреплять позиции русского языка в мире, развивать сеть российских центров науки и культуры.
Собственно говоря, во всем этом нет ничего нового. С момента распада СССР все перечисленные в Указе позиции были актуальны: что-то делалось, что-то удавалось, что-то нет. В итоге, ситуация пришла к равновесному положению, которое в последние годы остается довольно стабильным. Что же касается оценки этого положения, то, разумеется, все могло бы обстоять и гораздо хуже: к примеру, замена истекшего загранпаспорта (напомню, что россиянам, постоянно проживающим за границей, внутреннего паспорта не полагается, и "загранник", по сути, их единственный документ) могла бы занимать не полгода, включая примерно неделю "чистого" стояния в очередях, как сегодня, а, скажем, втрое или вчетверо больше времени... Хотя, с другой стороны, всё могло бы быть и получше - например, три месяца и три дня. Конечно, молдавский загранпаспорт можно поменять даже за день, а по дешевому тарифу - за месяц, потратив менее часа времени в паспортном столе, где вы будете ожидать приема в помещении, а не под открытым небом, стиснутые плотной и нервной толпой, как это практикуется в российских консульствах. Но я не хочу проводить прямых сравнений. В конце концов, Россия - большая страна, граждан у неё слишком много, бланков паспортов - мало, а консульств - ещё меньше... Словом, по сравнению с нынешней ситуацией, даже три месяца ожидания и три дня стояния на свежем воздухе были бы впечатляющим результатом заботы со стороны великой Родины.
Такие оценки можно приложить буквально ко всем аспектам российской деятельности на молдавском направлении: кое-что сделано, но хотелось бы большего. Это, в свою очередь, порождает вопрос: а стоит ли ждать большего в связи с кадровыми перестановками в Кремле? И чего вообще можно ожидать в Молдавии? И в Приднестровье?
Обоснованные сомнения
Понятно, что смена первого лица в государстве повлечет за собой кадровые перестановки. Собственно говоря, они уже пошли: за две недели до окончания полномочий президент Медведев отправил в отставку нескольких чиновников, ответственных за провалы российской политики в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье, Киргизии и Прибалтике. О новых назначенцах пока мало что известно, но есть ли основания полагать, что они - кем бы они ни были - будут лучше старых?
Разумеется, единичный провал, и даже несколько провалов подряд могут быть следствием неудачного кадрового решения. Такое случается. Но речь идет не об исключении, а о правиле: российская политика в СНГ в последние годы состояла почти исключительно из одних только провалов. Дело дошло до того, что поддержка того или иного политика Кремлем стала признаком его грядущего краха. При этом, во всех без исключения странах СНГ имеются большие массы граждан ориентированные именно на сближение с Россией, и есть многочисленные российские диаспоры - то есть общий фон для России вполне благоприятен! Такие постоянные сбои уже невозможно списать на единичные кадровые ошибки. Очевидно, речь идет о системной болезни всей российской внешней политики.
Здесь, впрочем, тоже нет ничего нового. Давно известно, что Россия необязательна и крайне непоследовательна по отношению к друзьям и союзникам, и что в ее внешней политике почти отсутствует стратегическое планирование. Российская политика подвержена влияниям со стороны бизнес-интересов контролирующих её чиновников: ярким, но отнюдь не единичным случаем такого рода стала нашумевшая южноосетинская эпопея. И хотя в Молдавии и Приднестровье все это не приняло явный характер, и не полезло из-под крышки на глаза публике, суть происходящего здесь была точно такой же.
Речь, таким образом, идет о системном сбое. Никакие перестановки в рамках сложившегося кадрового резерва и существующих в чиновничьей среде отношений ничего здесь не изменят. А каких-либо принципиальных, системных изменений из текста указа не просматривается.
Российские структуры, действующие на молдавско-приднестровском направлении, по незнанию, либо по иным причинам зачастую просто игнорируют реальную ситуацию в регионе. К примеру, перед каждыми выборами Россия снова и снова пытается найти в Молдавии "пророссийские политические силы" - которых там нет, и никогда не было - и всякий раз становится жертвой банальной разводки. Это повторяется с такой регулярностью, что напоминает уже скверный анекдот. Характерно, что такого рода "друзья" России и не стремятся победить. Победа могла бы поставить их перед необходимостью выполнять взятые на себя обязательства, а проигрыш позволяет попросту списать освоенные средства. Российский анализ ситуации в Молдавии и Приднестровье уже много лет мечется в тесной клетке парадигм, порожденных недобросовестными историками. Формально в Молдавии идет борьба между "про-" и "анти-" российскими проектами. На деле же, противоборствующие команды в равной степени заинтересованы в поддержании противостояний в треугольнике Бухарест-Кишинев-Тирасполь. Они подпитывают друг друга информационными поводами и успешно доят спонсоров: одни - московских, другие - бухарестских. О реалистичных проектах развития Молдавии и объективном подходе к её истории - очень непростой и неоднозначной - становится уже неприлично даже упоминать вслух. Эта порочная модель порождает вечный конфликт и вечный бег по кругу без какого-либо результата.
Молдавские реалии: немного истории
Молдавский государственный проект изначально носил искусственный, а точнее - ситуативный характер. Государственные границы современной Республики Молдавия повторяют административные границы бывшей МССР и не имеют какого-либо исторического обоснования. Этноним "молдаване" в современных условиях выглядит спорным: напомню, что большая часть территории нынешней РМ была отвоевана Россией у Турции в 1812 году. Это было закреплено Бухарестским мирным договором и не вызвало каких-либо протестов ни со стороны правителей княжества Молдавия, которое находилось в вассальной зависимости от Османской Империи, ни со стороны местного населения. Позднее, в 1859 году, Молдавия наряду с Валахией, при активном и продолжительном по времени содействии России, образовала современную Румынию. Территорию Бессарабской губернии и новообразованной Румынии населял один народ, говорящий на одном языке, хотя и с диалектическими различиями. В рамках единого государства он стал именоваться "румынами". Спорить о том, было ли такое название самым удачным с научной, исторической или еще какой-либо точки зрения бессмысленно: оно привилось и закрепилось.
В дореволюционных описаниях Бессарабии общность народа, населяющего берега Прута, даже не обсуждалась, воспринимаясь как очевидный факт. Игры вокруг "отдельной молдавской нации" начались позднее, претерпели несколько стадий и окончательно сложились уже как набор доводов для оставления Бессарабии-МССР, в составе СССР. К тому времени Румыния была "братской" и "социалистической", и, в рамках советских идеологических доктрин, имела право на национальную целостность. Но отношения с "братьями" складывались не очень гладко, марксизм к тому времени стал вариантом светской религии, в практических вопросах верх одерживали охранительные и имперские идеи. Раздавать территории, хотя бы и ради "братства народов", уже не хотелось.
Эти игры и породили два мифа, противостоящих друг другу сегодня: миф о "советских оккупантах", отторгнувших в 1940 году Бессарабию от матери-Родины и миф о злобных румынах, которых хлебом не корми, дай только поиздеваться над молдаванами. Оба мифа полны как передержек, иной раз даже изящных, так и грубого вранья. Оба включают в себя и реальные факты, придающие им привлекательность, как изюмины - булке. Они взаимосвязаны, питают друг друга негативной энергией, и не просуществовали бы один без другого долгое время. Если же говорить о нормальных отношениях, как человеческих, так и межгосударственных, то оба они крайне вредны и контрпродуктивны.
Надо признать, что разделение "мы молдаване, а не румыны" достаточно сильно закреплено в общественном сознании современной Молдавии. Это естественно, поскольку общественное сознание - штука инертная. Оно до сих пор процентов на 80 остается прежним, советским. Граница проходит по возрасту и уровню образования: более образованные и молодые молдаване осознают себя румынами, старшее поколение и менее образованные слои населения считают себя именно молдаванами. Граница эта очень зыбкая, подвижная - и, в принципе, не носящая очень уж антагонистического характера. Если, конечно, не возбуждать противостояние искусственно.
Начиная с середины 70-х в Молдавии мало-помалу стал складываться образованный слой молдаван, осознавших, именно в силу уровня образования, свое родство с Румынией. Это породило определенное тяготение в сторону Бухареста. Нечто подобное, хотя и в меньших масштабах, происходило и в сопредельных с Румынией областях Украины, где компактно проживает румынское население. А поскольку такие, не санкционированные начальством устремления, в СССР, мягко говоря, не поощрялись, да и отношения с "братской Румынией" складывались непросто - все это натыкалось на административное противодействие. Копился груз обид и комплексов, из которых впоследствии и вырос молдавский воинствующий национализм. По мере ослабления СССР, прироста поверхностно образованного молдавского населения, в основном - выходцев из сел в первом поколении, со всеми ментальными особенностями этого типажа, и ослабления административного давления в годы "перестройки и гласности" молдавский национализм приобрел свой нынешний вид.
В это же время на левом берегу Днестра, в будущем Приднестровье, шли несколько иные процессы. Приднестровье, жившее при Советской власти на 22 года больше, и входившее до 1940 года в состав упраздненной затем Молдавской Автономной ССР в составе Украины, стало, по сути "промзоной" МССР. На его территории находилось 80% промышленных предприятий республики. Это, в свою очередь, означало больший процент немолдавского населения, в особенности - образованного: подготовить достаточное число технических кадров высокой квалификации в короткие сроки было невозможно, и их приглашали из соседних республик, что в СССР было делом обычным. Кроме того, здесь было меньше гуманитарной интеллигенции, включенной в языковую и культурную проблематику, и пополнявшей ряды молдавских националистов - она тяготела к Кишиневу. Добавим к этому привычную рознь номенклатуры ЦК КПМ из Кишинева и директоров крупных предприятий на Левобережье, большая часть которых была в союзном подчинении, а также борьбу за приватизацию бывшей социалистической собственности, развернувшуюся в ходе распада СССР - и движущие силы войны в Приднестровье станут видны, как на ладони.
Независимость свалилась на Молдавию скорее как катастрофа, чем как подарок судьбы. Ни кишиневские партийные элиты, ни тираспольский и рыбницкий директорат - никто из них не помышлял о строительстве независимого государства. С экономической точки зрения все обстояло просто ужасно: МССР, глубоко интегрированная в общесоюзные хозяйственные механизмы, не была готова жить самостоятельно. Идея сдачи МССР в Румынию, которой, по крайней мере, не грозил распад и полная перекройка всего хозяйственного комплекса, была экономически обоснована, и, в сложившейся ситуации - разумна. Но новую власть подвели жадность, самонадеянность и воспаленные национальные комплексы. Столкнувшись с психологической неготовностью немолдавского населения к новой для него роли национального меньшинства, с ростом гагаузского национального самосознания, с испугом союзного директората, не увидевшего своего места в подобном проекте, бывшие партийные - а ныне "демократические" элиты сделали ставку на грубую силу - и нарвались на вооруженный отпор. Что было дальше - известно всем: позорная гагаузская волунтариада, кровь и война в Приднестровье. Россия, ставшая правопреемницей СССР, без особой охоты взяла на себя ответственность за расквартированную в Приднестровье 14 армию. Сдать её Молдавии уже не было возможности, а Приднестровью - нельзя, по причине его непризнанности. Это создало бы прецедент, который попросту взорвал бы всё постсоветское пространство, где в то время пытались утвердить свою независимость до 70 никем не признаваемых государственных образований. В том числе - и на территории России.
Молдавские реалии: современное состояние дел
В настоящее время и Молдавия, и Приднестровье пребывают в состоянии безнадежной стагнации. За прошедшие два десятилетия промышленность и сельское хозяйство на обоих берегах Днестра пришли в страшный упадок. Немногие все еще работающие предприятия испытывают постоянные проблемы со сбытом, и загружены лишь частично, причем, несмотря на краткосрочные приливы, их загрузка имеет тенденцию к дальнейшему снижению. Обе страны, по сути, живут на переводы от гастарбайтеров.
Старение население, массовая безработица, не отражаемая в официальной статистике и упадок производства - все это, вместе взятое, порождает тощий бюджет, и, как следствие - эрозию социальной сферы и городской инфраструктуры. Особенно тяжелая ситуация сложилась в Приднестровье, где дефицит бюджета в прошлом году достигал двух третей. Непризнанная республика выживает только за счет помощи из России, как явной - в форме гуманитарных траншей, и так и скрытой - в виде неплатежей за потребленный газ. И в Молдавии, и в непризнанной ПМР идет сокращение социальной сферы. Однако экономия, достигаемая таким способом, тоже не решает проблему кардинально.
Ни в Приднестровье, ни в Молдавии не удалось создать экономический комплекс, способный, хотя бы отчасти, обеспечить минимальные потребности страны за счет внутреннего производства. Обе экономики, никак не связанные друг с другом, живут "с вывернутыми кишками", когда все производство и потребление зависит от внешних факторов, а собственных циклов просто нет. Это делает их уязвимыми для любых внешних потрясений, и исключает стратегическое планирование. Все возможности маневра сводятся к формированию большей или меньшей зависимости от России, ЕС, Румынии и других партнеров, причем партнерство это во всех случаях совершенно неравноправное.
Не лучше обстоят дела и с настроениями в обществе. Стабильное государство всегда основано на консенсусе: необходимость его существования должна быть признаваема большей частью населения. Если этого нет, и разные группы общества видят свое будущее в разных государствах - неизбежен распад. Подобные примеры мы не раз наблюдали в нашей новейшей истории.
Между тем, ни в Молдавии, ни в Приднестровье государственного самосознания на уровне общества не существует. Идея о независимости ПМР мало-помалу была вытеснена из сознания приднестровцев хитроумным лозунгом "Единства с Россией", реализуемым лишь в виде дотационного существования Приднестровья за счет российского бюджета. Подмена была сознательно проведена администрацией президента Смирнова. В сложных условиях внешнего давления и экономических блокад его команда оказалась не в состоянии совместить собственное обогащение и хотя бы минимальную экономическую дееспособность Приднестровья, что было единственным шансом на будущее признание. Поставленный перед выбором, Смирнов предпочел первое - второму. Впрочем, вечное пребывание Приднестровья на дотации России, вероятно, устроило бы и новую администрацию Евгения Шевчука. Непонятно только, зачем это нужно России, во всяком случае - её законным структурам?
В Молдавии же произошло следующее: натолкнувшись на неготовность национальных меньшинств и значительной части молдавского населения к быстрой интеграции в Румынию, и доведя дело до вооруженного противостояния, молдавские элиты были вынуждены резко сдать назад. И если в начале 90-х независимость Молдавии представлялась им краткосрочным, в пределах 3-5, от силы - 10 лет, переходным этапом, то теперь они вынуждены перестраиваться, пытаясь превратить краткосрочный проект в долгосрочный. Получается это у них, прямо скажем, очень плохо. Причина все та же: ни один из вариантов развития не набирает в молдавском обществе стабильной поддержки большинства. Равновесие сил порождает стагнацию, а та, в свою очередь, выдвигает в первые ряды политиков, для которых такая ситуация - естественная среда обитания, и кто желал бы, чтобы она длилась вечно.
Сегодня абсолютное большинство населения Молдавии, независимо от этнической принадлежности, озабочено только экономическими проблемами. Оно тоскует о временах СССР, видя в них чуть ли не "Золотой век" и слабо представляет себе будущее страны и себя в нём. Под обещания лучшей жизни ему можно сбыть все что угодно. Этим и пользуются политические махинаторы, успешно сбывающие разным группам населения три основных идеологических продукта: унионизм, молдовенизм и русскоущербность. Такая триада обеспечивает вполне стабильный уровень противостояния в обществе - и надежно консервирует нынешнее положение дел.
Три источника и три составных части молдавского тупика
Все три перечисленных пропагандистских конструкции рассчитаны на вполне определенный тип потребителя: слабо, или поверхностно образованного; экономически не успешного и потому недовольного своим нынешним положением; обиженного на всех, и, в виде компенсации, агрессивного - до того момента, пор, пока не нарвется на реальный отпор. Унионизм апеллирует к культурной и языковой общности с соседней Румынией - и предлагает в качестве бонуса преимущества проживания в стране-члене ЕС. На практике это означает несколько большие возможности для полулегального трудоустройства в ЕС на самых черных работах, однако для большинства жителей Молдавии и это чрезвычайно привлекательно. В качестве врагов, препятствующих объединению с "матерью-Родиной", выступают "агенты Кремля", и его "пятая колонна", в лице "потомков оккупантов". В качестве идеологического обоснования - ужасы сталинизма, приравненного к фашизму, и обиды, нанесенные оккупацией (1940 года), депортацией, коллективизацией и русификацией. Не дремлют также тираспольские сепаратисты и оккупационная российская армия.
Молдовенизм отрицает всякую общность с Румынией: по этой версии, современные молдаване являются прямыми наследниками жителей молдавского княжества, счастливо избежавшими насильственной румынизации под защитой России, пережившими румынские зверства в период оккупации 1918-40 годов и освобожденные сначала в 1940 году, и затем, еще раз, в 1944 - от румынских фашистов. Сохранение нынешней молдавской государственности представляется молдовенистами как единственная защита от румын, по-прежнему фашиствующих и по-прежнему мечтающих о порабощении и ассимиляции молдаван. С этой целью Румыния раздает всем желающим свое гражданство, но гордые молдаване его, конечно, не берут. Сохранить Молдавию можно единственным способом - всячески отдаляясь от Румынии и сближаясь с Россией. Понятно, что в числе главных врагов тут выступают Румыния и румыны, в том числе и граждане Молдавии, получившие или желающие получить гражданство Румынии. Врагами являются также ЕС и США. В качестве бонуса предлагается возможность работать в России, на практике - в основном на российских стройках. Дружба с Россией должна также привести к воссоединению страны путем возвращения Приднестровья - впрочем, какой от этого прок рядовому гражданину, обычно не уточняется. Отношение к тираспольским сепаратистам варьирует от терпимого до сдержанно-отрицательного.
Идеология русскоущербности предназначена по понятной причине для граждан немолдавской национальности. В основе её, кроме всех положений молдовенизма, перечисленных выше, лежат тезисы о том, что "нетитульное" население Молдавии лишено политического представительства, не допущено к работе в государственных органах и вообще подвергается всяческой дискриминации. Конечно, обладая полным набором гражданских прав это дискриминируемое население вполне могло бы и само постоять за себя, объединившись и сформулировав общие интересы. Но такая мысль идеологами русскоущербности не рассматривается - в противном случае ни о какой ущербности речь бы и не шла. Все свои надежды они возлагают на вмешательство России, к которой апеллируют постоянно: там закрыли русскую школу, тут - не предоставили информацию на русском языке - словом, поводов для недовольства и жалоб хватает. Мысль об изучении молдавского/румынского языка, хотя бы на начальном уровне, в этой среде также непопулярна.
Приднестровский вариант этой идеологемы вообще не различает Румынию и Молдавию "находящуюся под властью румын". Он предполагает, что единственным спасением от "румынской агрессии" (рассуждать о "молдавской агрессии" в Приднестровской Молдавской Республике как-то не с руки) является постоянное присутствие российских миротворцев в Зоне Безопасности, а в перспективе - "единство с Россией". В какой форме - не совсем ясно, но непременно единство.
Идеологи всех трех групп стремятся максимально изолировать их друг от друга, исключив всякую возможность диалога. Поскольку все три идеологемы основаны на искажениях и передержках, и весьма далеки от реальности, то им это, в целом, удается: любая попытка общения превращается в поток взаимных обличений во лжи.
Что же дальше? Возможные сценарии.
Ситуация в Молдавии и в Приднестровье может развиваться по нескольким направлениям. Наиболее вероятным из них, и единственно возможным при отсутствии вмешательства извне, является продолжение стагнации в рамках сложившегося равновесия сил, с дальнейшим отъездом активного и молодого населения и деградацией оставшихся. Это может продолжаться ещё довольно долго. До тех пор, пока к Молдавии не проявят серьезный интерес внешние игроки.
Сегодня серьезного интереса к Молдавии нет ни у кого. Румыния не рассматривает всерьез варианты присоединения Бессарабии: Молдавия за годы независимости растеряла потенциал и накопила груз проблем, так что её присоединение потребовало бы больших финансовых вложений. Кроме того, оно чревато дипломатическими осложнениями, и вообще, по большому счету, никому в Бухаресте сейчас не нужно. Тема "воссоединения" в Румынии - всего лишь одна из дежурных идеологем, которую политики извлекают на свет когда нужно увести внимание избирателей от неудобных практических вопросов. Что же, это не ново: воспаленный патриотизм - лучший грим для экономических язв. Такую же роль играет в Кишиневе и тема возвращения Приднестровья: Молдавия также не готова к "реинтеграции", как Румыния - к "воссоединению". В итоге, и Бухарест по отношению к Кишиневу, и Кишинев по отношению к Тирасполю занимают весьма сходные позиции: они заинтересованы в сближении, в выработке и укреплении механизмов влияния, по возможности - в потеплении отношений. Но, в основном, это задел на будущее, лишь изредка - инструмент решения тактических задач, и не более. Ни о каком изменении статус-кво в обозримой перспективе ни одна из сторон и не помышляет.
Украина тоже не видит ни в Молдавии, ни в Приднестровье существенных интересов для себя. Киеву уже удалось организовать демаркацию границы, недавно восстановлено железнодорожное сообщение через Приднестровье. Эти вопросы не были для Украины жизненно важными, но представляли хоть какой-то интерес. Они решены. Других интересов в регионе у Украины пока нет.
Международные структуры по большей части просто обозначают своё присутствие. Что касается их действий, то они скорее направлены на сохранение сложившегося положения, чем на его изменение.
Россия, без особой охоты втянувшаяся в конфликт на Днестре, проводила и проводит в отношении Молдавии весьма вялую политику, характеристика которой уже была дана выше. По сути, она просто идет на поводу у антирумынских мифотворцев. Их интересы в поддержании противостояния поняты. Но вот какой интерес России разыгрывать в Молдавии партию против Румынии? Подобная политика играет на руку лишь сторонникам вечного конфликта. Более того, даже изолировав Молдавию от всякого румынского влияния - что невозможно, но, допустим, что это удалось - Россия не решит главной проблемы: проблемы того, кто в расколотом молдавском обществе обладает достаточным влиянием, чтобы быть её стратегическим партнером? Какая сила, партия, политическая фигура? Ничего подходящего сегодня в Молдавии просто нет!
С учетом всех перечисленных факторов, вывод ситуации в Молдавии из тупика возможен только на основе диалога с конструктивно настроенными, умеренными и реалистично мыслящими политиками в Румынии. Только опираясь на такой диалог, организованный, по возможности, через голову Кишинева, и можно вывести Молдавии из тупика нескончаемого противостояния. В этом случае, Молдавия могла бы стать площадкой для российско-румынского сотрудничества и шаг за шагом, постепенно, обрести хотя бы минимальную экономическую устойчивость.
Несколько сложнее ситуация с Приднестровьем, которое за 20 лет непризнанной независимости стало, по сути, международным анклавом, населенным гражданами Молдавии, России и Украины - причем, во всех случаях, счет идет на десятки и сотни тысяч человек. Очевидно, что для достижения устойчивого урегулирования этот факт должен быть принят во внимание и отражен в статусе ПМР. Очевидно и то, что полноценное и полномасштабное урегулирование - в любой вообразимой форме - возможно лишь после стабилизации ситуации в Молдавии.
Все это, безусловно, потребует от России значительного обновления и переосмысления всех оценок ситуации в регионе; серьезной ревизии списка тех, с кем имеет смысл вести диалог, и тем более - кого имеет смысл поддерживать. Однако в Указе Путина столь радикальных новаций пока не просматривается. Это вовсе не означает, что внешняя политика России на молдо-приднестровском направлении не будет подвергнута обновлению и апргейду до состояния эффективности. Напротив, хотелось бы верить, что именно так все и произойдет. Но никаких видимых признаков наступления таких перемен пока, увы, нет.