Борьба за «Войковскую»: новый поворот?
29 марта Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, выступая в Мосгордуме, призвал депутатов, а по сути потребовал от них, переименовать станцию московского метро «Войковская», названную в честь Петра Войкова — революционера и дипломата, в революционные годы члена президиума Уралсовета, павшего в 1927 году в Польше от рук наемных убийц в результате политического покушения.
Тяжба вокруг данного вопроса идет давно, и все попытки десоветизаторов — а переименование «Войковской», которого вместе с либералами добивается священноначалие РПЦ (не путать с простыми верующими), — это именно акт десоветизации, акт отрицания своей истории и борьбы с прошлым, оканчивались ничем. Последовательно подключалась все более и более «тяжелая артиллерия»: ушаты грязи на советское прошлое и его деятелей выливались с разных уровней, пока, наконец, зашедшие в тупик политики не решили спросить у москвичей. И выяснилось, что они — против переименования «Войковской», причем, несмотря на всю ту психологическую обработку и информационное промывание мозгов, которым подвергаются на протяжении уже двух с лишним десятилетий. Подробнее о результатах опроса, проведенного сайтом правительства Москвы «Активный гражданин», можно прочитать здесь.
Именно эти результаты и вызвали трудно скрываемое раздражение предстоятеля РПЦ, объявившего их «совершенно непрофессиональными» (видимо, как проводить опросы профессионально, лучше него не знает никто). Разумеется, патриарху очень хотелось бы, чтобы вопрос о переименовании станции содержал употребленные им в депутатском присутствии не вполне дипломатичные формулировки «убийца» и «террорист». Однако как-то не пристало напоминать столь высокому духовному лицу и главе Церкви о такой конституционной норме, как презумпция невиновности, и что назвать так Войкова может только суд, а каждый, кто употребляет эти звучные термины без соответствующего законного приговора, занимается, так сказать, «художественной самодеятельностью». И напрашивается встречный вопрос: что если бы сформулировать тему опроса таким образом, чтобы в нем по отношению к Войкову фигурировали иные характеристики, противоположные тем, что предложены патриархом: «герой, павший смертью храбрых на боевом посту» (что, кстати, полностью соответствует действительности)? Какой получился бы результат? 90% против переименования?
Вечно у нас с народом не везет — то власти, то теперь Церкви! Какой-то он «неправильный», не проникается всей «глубиной», которой исполнен каждый очередной «руководящий» замысел…
И не содержится ли некоей неумолимой иронии в том, что выступление в Московской думе прошло на фоне разразившегося скандала вокруг планируемого сноса памятников советской эпохи в той самой Польше, где Петр Войков и сложил свою голову за Отечество. Ведь, став социалистическим, оно же не перестало быть Отечеством, а большевики — государственной властью, несущей за него ответственность, правда? Правда или нет?
Что в сухом остатке?
Ряд соображений, которыми хотел бы поделиться, несмотря на то, что они далеко не всем понравятся.
Первое. Сам факт обращения патриарха к этой конфликтной теме, да еще в дни Великого поста, когда священноначалию надлежит, отрешившись от всего мирского, заниматься окормлением паствы, как нельзя лучше свидетельствует:
— о том, что агрессивная травля Войкова и «Войковской» — не случайное стечение обстоятельств, а конкретный проект, условием реализации которого является полномасштабная десоветизация, вытравливание из памяти народной героического советского периода;
— о том, что у реализации этого проекта имеются конкретные сроки, которые в настоящее время начинают «поджимать», вынуждая его заказчиков и исполнителей торопиться, разменивая на преодоление оказываемого им сопротивления все более и более крупные фигуры. От «записного аналитика» телеканала «Россия-1» Дмитрия Киселева до — куда уж выше! — и самого предстоятеля РПЦ;
— о том, что судьба «Войковской» в эпопее этого проекта — далеко не финальная стадия, а лишь рубеж. И что вопрос стоит о будущем России. Ведь мы знаем, помним и никогда не забываем, что условием масштабных «инвестиций» в нашу страну спутавшегося с ЦРУ белоэмигрантского отребья, в чьих интересах и развернута вся эта информационно-пропагандистская вакханалия, является разгром некрополя у Кремлевской стены. И окончательный «расчет» таким варварским способом с советским наследием, после чего и должны появиться искомые оккупантские «инвестиции». И что выступивший в Московской думе предстоятель РПЦ оказался в числе адресатов соответствующего обращения «Круглого стола «Российского дворянского собрания» от 18 марта 2013 года под говорящим названием «О репрессиях после большевистского переворота в России в XX веке». Семена упали на благодатную почву? Или находились в ней изначально, и данное обращение — уже всходы?
Короче говоря, у держателей и организаторов проекта возник и постоянно усиливается дефицит времени и нарастает нервозность, плавно переходящая в панику. Участие патриарха в решении такого вопроса — это «из пушки по воробьям». Оно лишь только подчеркивает растерянность и проблемы в их рядах. Следовательно, СОПРОТИВЛЕНИЕ ВЕСЬМА ЭФФЕКТИВНО И ДОЛЖНО БЫТЬ ПРОДОЛЖЕНО, а «борцам» с советским прошлым очень полезно будет оказаться в ситуации цугцванга. И в этом им нужно помочь. Ни шагу назад! Тогда и посмотрим, что будет происходить в этом лагере, которому в Московском патриархате по крайней мере симпатизируют, если не сказать поддерживают, многие — записной «наследник» митрополит Иларион, о. Дмитрий Смирнов и прочие присные.
Второе. Вольное или невольное вовлечение первого лица РПЦ в антисоветский проект:
— во-первых, противоречит его собственным, ранее сделанным, заявлениям, например следующему: «Единство народа неразрывно связано с единым пониманием его истории: с почитанием общих героев, с сохранением общих памятников, с общим торжеством в годовщины побед и с общей печалью в годовщины трагедий» (речь на XVIII Всемирном Русском Народном Соборе). Или следующему: «Я очень надеюсь, что выставка поможет нам понять всю красоту подвига нашего народа в 20-е, 30-е, 40-е годы. Она поможет нам увидеть и тяжелые страницы и понять: чтобы любить Отечество, не нужно исключать из исторической памяти ни один из периодов, но нужно воспринимать их здравым смыслом и незамутненным нравственным чувством, и тогда правда будет отделена от лжи, а добро — от зла» (выступление на открытии выставки в честь Дня народного единства). И становится непонятным, где истина, а где лукавство, и нужно ли говорить, что для духовного лидера такого уровня подобное недопустимо;
— во-вторых, такое вовлечение может рассматриваться переступанием тонкой грани, которая отделяет мирскую миссию РПЦ от политического участия, невозможного как по причине уже имеющегося пагубного исторического опыта, так и ввиду безальтернативности церковного духовного авторитета в переломные моменты истории, когда вопрос ставится о самом выживании страны и народа. Разменять тысячу лет духовного подвига во славу Отечества — от времен Владимира Крестителя и Александра Невского до Великой Отечественной войны и современных событий — на сомнительные дивиденды от далеко не бесспорных текущих, конъюнктурных политических акций нетрудно. Нужно только, занимаясь этим, прежде отдать себе полный отчет в том, что в этом случае иного духовного щита и молитвенного заступничества у страны в очередной критический момент может и не оказаться;
— в-третьих, мягко говоря, неубедительными выглядят претензии в адрес коммунистов, которые-де «разрушали храмы, а теперь мешают их строить». И коммунисты есть разные — одни другим рознь, даже в рядах самой КПРФ, не говоря уж о других организациях. И, самое главное, партии у нас — что КПРФ, что «Яблоко», что «правящие» якобы единороссы, не говоря уж о «болотном» ПАРНАСе, — ни на что осмысленное сограждан организовать не могут. Партийный принцип давно вышел в тираж. Недовольны в данном конкретном случае «несознательные» граждане, а партии всего лишь пытаются в предвыборных целях оседлать волну этого недовольства, если говорить о храмах шаговой доступности. Строить их, безусловно, нужно, но такое строительство должно сопровождаться соответствующей работой с людьми: проповедник и приказчик — разные амплуа, и претензии к партиям в данном случае выглядят попыткой «перевести стрелки» с собственных недоработок на некие чужие, «вражеские» козни;
— в-четвертых, на соотношение православных и сторонников советского надо еще посмотреть. По первым прикидкам, к сожалению, далеко не все последователи советских ценностей считают себя православными, зато абсолютное большинство верующих советские ценности разделяют (как не раз слышал в храме, «меня при советской власти ничему, что противоречит Уставу РПЦ, не учили»). Это ясно, как дважды два, иначе откуда было взяться почти 90% противников десоветизации при первом опросе центра АКСИО? Разумеется, в православной среде имеются «зоологические» антикоммунисты, но их, с одной стороны, исчезающее меньшинство, а с другой, следует признать, что меньшинство это влиятельно потому, что оно сосредоточено преимущественно в церковных верхах, а среди большей части клира и, тем более, паствы встречается эпизодически.
Третье. Есть нечто неумолимо соединяющее подобные внутренние «инициативы» священноначалия РПЦ с внешними. Иначе говоря, наделавшее много шума выступление патриарха Кирилла в Мосгордуме невидимыми нитями связано с куда более резонансным, но не менее неоднозначным событием, как гаванская встреча Его Святейшества с папой римским Франциском (12 февраля т.г.). Что это именно за нити? Они весьма старательно описаны здесь. Продвигая, как ему кажется, вожделенно антисоветскую идею наличия у определенного крыла РПЦ, в частности у митрополита Никодима (Ротова), чьим учеником является патриарх Кирилл, связей и партнеров-переговорщиков в Ватикане, автор рисует вполне достоверную картину того, какими именно способами, при помощи каких именно двойных стандартов формируется некое, мифологически недостижимое, но так манящее к себе кое-кого «всехристианское» экуменическое «единство». На политическом, а не богословском языке, на котором шел разговор в Мосгордуме, это именуется сдачей позиций. Если, конечно, называть вещи своими, а не чужими именами.
Ну, а депутатам столичного парламента, внезапно для самих себя оказавшимся на острие жесточайшей политической борьбы и на себе испытавшим всю тяжесть командно-административного пресса, хочется пожелать стойкости и мужества. Ибо заявить принципиальную позицию, а затем с нее отступить — тогда лучше было и не заявлять. Однако автору этих строк почему-то кажется, что они — сдюжат. Ибо ветер истории все более однозначно поворачивает прочь от безответственного идеологического и иного экспериментаторства.