Народный артист России Олег Газманов рассказал главному редактору ИА Регнум Марине Ахмедовой о том, в чём главные отличия русской песни, о вине общества перед погибшими офицерами, а также почему молодёжь в стране хочет слушать патриотические песни, но не всегда может это делать. — Олег Михайлович, в конце ноября вы побывали на круглом столе в Государственной думе, где обсуждался вопрос о включении патриотических песен в школьную программу. Там вы говорили, что радиостанции со скрипом пропускают патриотические песни. Звучит невероятно. Неужели на самом деле так? Не пускают даже ваши песни? — К сожалению, это так. Я говорил, что существуют двойные стандарты. Мы хотим, чтобы дети думали о стране и слушали патриотические песни. Но они сейчас могут их услышать только в школе. А после уроков они возьмут смартфон, зайдут на Apple Music или на YouTube (замедление его работы ни к чему не приведёт, у всех стоит VPN, все знают, как туда зайти), а все эти музыкальные платформы накручивают те песни, которые им нужны, чтобы слушала наша молодёжь. А где им слушать тогда патриотическую музыку? Сейчас у нас растёт другая молодежь. Ребята хотят быть со своей страной. А слушать патриотические песни им негде. Вы можете представить, чтобы какой-нибудь «Муз-ТВ», где сплошной гламур и развлекаловка, крутил «Офицеров» или Ярослава Дронова? Это же неправильно. У нас должна быть площадка, где эти песни могут показывать. У нас идёт СВО. У нас люди гибнут. У нас на фронт идут молодые ребята, чтобы война не пришла в наш дом, чтобы мы выжили. Чем мы их поддерживаем? Они понимают, что вся страна за них? Что всё для фронта, всё для победы? Да, многие, включая бизнесменов, отдают свои деньги и помогают фронту. Но что делают все наши медиа? Моральная поддержка оказывается в таких малых количествах, что это просто смешно. — А почему так происходит? — Вы меня об этом спрашиваете? Более того, посмотрите, что у нас происходит в СМИ. Я с удивлением читаю, что про меня пишут. Я побывал в Госдуме. Вообще я редко хожу на такие круглые столы. Пару раз сходил на подобные мероприятия, на них было много разговоров и много пиара, но ничего не произошло. А в этот раз мне понравилось. Были интересные идеи, мы даже обменялись телефонами, чтобы попытаться что-то сделать. Причём моя речь на этом круглом столе была полностью опубликована. И что же я потом прочёл про себя? Telegram-канал «Кровавая барыня»… — Который ведёт Ксения Собчак. — Да, там выпустили публикацию с заголовком: «Газманов жалуется, что молодёжь не хочет слушать патриотические песни». Я такого никогда не говорил и ни на кого не жаловался. Наоборот, я говорил, что молодёжь хочет слушать, но слушать негде. Такие заголовки дискредитируют тех, кто выступал на этом круглом столе, а также дезинформируют общество. Они навязывают людям свой взгляд, совершенно не совпадающий с моим. Я даже хочу направить им письмо, чтобы они дали реальную информацию. Причём публикацию таких больших СМИ подхватывают более мелкие издания, создавая таким образом волну лжи. Я для таких журналистов придумал небольшое стихотворение: «В век победы пиара над разумом Кто над пропастью будет стоять во ржи? Приближаются дети, такие разные Не дайте пропасть им в пропасти лжи». — А вы думаете, они озаботятся судьбой детей? — Конечно, не озаботятся. Другое дело, что наша здравомыслящая часть общества, его большинство, должны прямо сказать, что внутри нас существует пятая колонна, которая откровенно нам вредит. — И всё-таки: почему наши медиа не пропускают патриотические песни? У нас же война идёт. — Наверное, часть музыкальных редакторов на телевидении и радио действуют по старинке. Они думают, если раньше было вот так, то так будет и дальше. Хотя запрос у общества — совсем другой. Народ быстрее реагирует на это. Сейчас снимаются новогодние огоньки. У меня спрашивают: «Что ты будешь петь»? Я хочу спеть новую песню «Русский мир». Они: «Ну, зачем так остро?». Я говорю: «Я хочу спеть для тех, кто за «ленточкой», а не только для тех, кто за праздничным столом сидит». — Я хоть и не за «ленточкой» в данный момент, но я бы тоже хотела послушать «Русский мир». — Вот именно. Но они говорят: «Давайте не будем, кабы чего не вышло». Они не понимают, что нас хотят уничтожить как страну? Не конкурировать с нами, а просто выкосить население и оставить эту территорию для другого народа. Может быть, если они это поймут, придёт ощущение, что надо по-другому действовать. Только представьте. Идёт Великая Отечественная война. Возникают гениальные песни. Например, «Вставай, страна огромная». Песни, с которыми наши отцы, деды и прадеды вставали из окопов и шли на танки. А в это время власть говорит: «Давайте не будем их крутить по радио. Давайте мазурку играть». — Эта песня была написана, когда вся страна встала в смертельной схватке и война касалась всех. А сейчас у нас в основном выгребает приграничье, в то время как Москва ночью сотрясается от тусовок. Нет единого порыва и нет духа, который бы мог такую песню написать. — Конечно. Но тогда была и политическая воля, которая направила такие песни в медиапространство того времени (газеты и радио). Дети и взрослые пропитывались этим духом «Всё для фронта, всё для победы». А когда этого нет, музыкальные каналы сами по себе не будут крутить патриотические песни. Очень хорошо, что в наших крупных городах спокойная обстановка. Но мы всё равно должны ощущать, что всё должно быть для фронта и для победы. Пока этого не видно. Не думаю, что я один так рассуждаю. Многие со мной согласятся. — А если нет этого общего духа, могут ли сейчас быть написаны такие песни? — Могут. Они есть. У меня есть проект «Родники». Я его придумал 17 лет назад, чтобы такие песни появились. Это целая система, когда люди сами присылают песни. За первый год нам прислали около 20 тысяч песен, 90% из которых были для фронта и для победы. Люди хотят именно такого. Но эти песни не проходят. — Эти действительно стоящие песни? — Я считаю, что стоящие. Мы уже проводили два фестиваля. В прошлом году — в Ставрополе, в этом году — в Нижнем Новгороде. Посмотрите видео этих концертов. Там люди вставали и плакали, встречая «малоизвестных артистов, которые исполняют малоизвестные песни». Почему для них это были хиты? Потому что они соответствовали тому, что люди хотят услышать. Но в большом объёме этого нет. — Если вам позвонит генеральный директор радиостанции и попросит назвать пять песен и пять исполнителей на патриотическую тематику, чтобы запустить их в эфир на постоянной основе, вы бы смогли их назвать? — Я бы 300 исполнителей назвал. Я считаю, что из 30 тысяч произведений 300–500 песен имеют право стать стопроцентными хитами. Исполнители, музыка, слова — всё есть. Не считая того, что нам присылают ребята, которые сочиняют в окопах. У нас есть специальная рубрика — «Песни с фронта». Кстати, я познакомился с одним из таких фронтовых поэтов и буду писать песню на его стихи. Он служит во фронтовой разведке. Он написал такие пронзительные стихи, которые можно придумать только за «ленточкой». И таких, как он, много. Проект «Родники» — это то, что позволит пробиться этому творчеству. Эти родники уже превращаются в реку, а нас всё никак заметить не могут. — Сейчас существуют соцсети, через которые произведения сами пробивают себе дорогу. Этого недостаточно, чтобы вас заметили? — Соцсети есть, но не в таких больших количествах. Мы должны широким фронтом идти. Моя платформа как раз и объединяет таких людей, это помогает. Но этого мало. Нужно, чтобы всё общество было пронизано этой идеей. Тогда нам будет легче всем. — Вы хотите сказать, если мы включим людям такие песни, у них поднимется дух? — Да. Всё взаимосвязано. Мы же видим, что происходило с Украиной за 30 лет. Там детям давали музыку, писали в учебниках, что Россия — враг. И получилось запрограммировать мозги в этом направлении. Если мы не будем заниматься этим вопросом, у нас может случиться то же самое. Государство должно поставить цель — продвигать то, что нужно стране. А всё остальное и так продвинется. К сожалению, пока мы занимаемся вооружением и экономикой, наших детей тоже программируют в другом направлении. С этим надо что-то делать. — А почему вы тогда говорите, что молодёжь хотела бы слушать патриотические песни? — Мы видим, что на нашей платформе «Родники» пишут люди. У нас нет возрастных ограничений. И стар, и млад сочиняют именно для страны. Более того, патриотизм — это не когда у тебя в каждой песне сто раз написано слово «Россия». Патриотизм — это то, что ты хотел бы сказать в своих стихах. Ты хочешь поднять культурный уровень народа? Или тебе нужен дешёвый хайп? Подумай, не стыдно ли будет спеть эту песню женщинам и детям? Подумай, что почувствует иностранец, когда её услышит. Он поймет, что это наша музыка? Народ присылает нам песни, которые соответствуют нашим многовековым нравственным традициям. — Что именно отличает русскую песню от остальных? — Мелодическая линия и ритм. Это знает любой музыкант. Когда музыканты начинают заниматься современной музыкой, они все хлопают на вторую долю. Это не наш ритм. У нас все хлопают на первую долю. У испанцев и итальянцев одновременно хлопают на первую и на вторую долю. В Африке и вообще на юге всё больше на вторую долю. У англосаксов вся рок-музыка замешана на вторую долю. А вот «Катюшу» невозможно спеть, хлопая на вторую долю. То есть у нас есть определённая гармония и мелодические линии. У нас страна огромная и многонациональная. У нас и песни такие — мелодические и очень широкие, которые не зависят от чёткого ритма. Кстати, посмотрите, к чему тянется наша молодежь. У нас появилась Татьяна Куртукова с композицией «Матушка земля, белая березонька». Это же был взрывной успех, её в караоке вовсю поют. Можно выделить тех же Шамана и Джанго. Возьмём даже меня. «Офицеров» я сочинил еще в 1991 году, но она до сих пор более чем актуальна. Но когда я написал песню «Русский мир», меня тут же заблокировали на YouTube. Вычистили весь мой канал с песнями и концертами на миллионы прослушиваний. Где тогда слушать такую музыку? Слава Богу, что появились RuTube и VK, но они развиваются не так быстро, как хотелось бы. — Я хочу подытожить то, что вы сказали. Получается, эти хлопки у нас более прямолинейные? — Нет, так нельзя говорить. Я имел в виду, что они физиологически соответствуют нашей сущности. А сущность у нас прекрасная. Россия — великая страна с самыми красивыми женщинами. Любой иностранец, приезжая сюда, поражается концентрации красивых женщин в нашей стране. А красивые женщины — это катализатор творческого процесса у мужчин (смеётся). — А в чём состоит наша русская сущность? Вы как поэт должны чувствовать это лучше других. — Это нравственные критерии. Например, про любовь можно петь по-разному: можно пошло и цинично, а можно — красиво. «Даже в зеркале разбитом, над осколками склонясь, в отражениях забытых вновь увидишь ты меня. Единственная моя…» Я так чувствую любовь. А когда про любовь поётся в современных интерпретациях, это не наше. Да и не любовь это вовсе. — А вы не сожалеете, что написали песню «Русский мир» и лишились большого канала в YouTube? — Знаете, я вообще кавалер всех западных санкций. На меня их наложили даже Новая Зеландия, Австралия и Канада, а я на них наложил (смеётся). Мне не важно, что меня не пускают в Вильнюс и Париж. Главное, что меня пускают в Томск и в Омск. Наши города — это самое важное для меня. Конечно, мне обидно, что миллионы моих подписчиков меня там больше не увидят. Но я перешёл на другие средства продвижения своей музыки. И, опять же, обидно, что мы не развивали свои платформы. Жаль, что мои ребята из «Родников», которые пишут такие красивые песни и так здорово поют, не имеют такого широкого доступа к аудитории. Слава Богу, телеканал «Звезда» показал наш фестиваль «Родники-дети». Нам такое количество заявок пришло, что мы детей отдельно сделали. Ребята сами пишут песни за нашу победу. Вот такое состояние общества сейчас. — Конечно, глупо спрашивать, о чём песня «Русский мир». Но, может быть, вы могли бы выделить её суть? — Я поэт и работаю с образами. Чем поэзия отличается от прозы? Прозу нужно обговаривать и объяснять, а поэзия — это концентрированная проза. И когда я пишу: «Я русский, я татарин, я чеченец, я башкир. Я всей страны народ, и мы все вместе Русский мир», как это можно объяснить? Это о нашей стране. О людях, которые здесь живут. Я этих людей люблю искренне. Я хочу, чтобы мы собирались вместе под мирным небом, чтобы мы были такими сильными, что нас никто тронуть не посмеет. Вот об этом песня. Я много песен написал о любви. У меня лирики больше, чем про «Эскадроны» и «Есаулов». Но сейчас мне не пишется про любовь. Пишется про наших парней, которые там воюют. Вообще, у меня в этом году какой-то прорыв. Много новых песен: «Соотечественники», «Танки». Но они очень слабо расходятся из-за того, что закрыли каналы для меня. Поэтому ищите меня на наших платформах — там всё это есть. — А что вас сподвигает на то, чтобы писать такие песни? Какие-то случаи или герои СВО, о которых вы узнаёте? — Я постоянно думаю о том, что мы сейчас сидим и пьём кофе, а там ребята гибнут, поэтому хочется им как-то помочь. Не люблю об этом говорить, но я финансово помогаю фронту, даю концерты в госпиталях. В частности, несколько раз был в Военно-медицинской академии имени Кирова в Санкт-Петербурге, куда привозят самых «тяжёлых». Говоришь с парнем, который обгорел в танке, спрашиваешь: «Как ты будешь жить дальше?» А он отвечает: «Сейчас меня починят, протез поставят, я опять пойду к своим братьям». Вот такие у них мысли. И как их бросишь? Конечно, хочется для них писать. У каждого должен быть свой фронт. У меня — такой. Мои песни? кроме меня? никто не напишет. Я этим и занимаюсь. — Я понимаю, почему вы это говорите. Потому что кто-то вас упрекает, что вы недостаточно ездите в госпитали. Но мне кажется, что в госпиталь может съездить любой волонтер, а песню написать, которую ребята будут слушать, может не каждый. — Повторюсь, по госпиталям я тоже езжу. Когда приезжаю в разные города, по возможности их посещаю. — Когда я готовилась к интервью, переслушала «Офицеров»: «Вновь уходят ребята, растворяясь в закатах, позвала их Россия, как бывало не раз. И опять вы уходите, может, прямо на небо. И откуда-то сверху прощаете нас». Мне стало грустно, потому что это касается и наших ребят. Вы придумали эту песню в 1991 году. Это предвосхищение? Или русский мужчина всегда такой? — Когда я писал песню «Офицеры», я не написал «Товарищи офицеры». Я написал «Господа офицеры», потому что это уважительное отношение к мужчине, который защищает Родину, свою семью, детей, любимых. Этим пронизана вся наша страна, какой бы политической формации она ни была. Это русские воины — не по национальности, а по духу. Это гимн мужчинам, которые защищают страну. Вообще, я её сначала написал по-другому, потом переделал. Это была интересная история. Когда были события у Белого дома, я был так возбуждён этим, что кое-что изменил в тексте. Записал песню в таком виде, но у меня было ощущение, что сделал что-то неправильно. А потом мне позвонил звукорежиссер и сказал: «На пленке был брак. В одном месте трещит, давай перезапишем». Я говорю: «Подожди, я подумаю». Сел и написал как раз строчки, которые вы процитировали. О том, что всегда, во все времена офицеры уходили отсюда на небо. Мы их не сохранили. Ни одно государство не возместит офицерам то, что они теряют — жизнь. И мы перед ними виноваты. Но они за это прощают нас. — Вы действительно думаете, что мы перед ними виноваты? — В каком-то смысле да, потому что мы живы. Вы спросили о предвосхищении. У меня в 1991 году нечто такое было: «Господа офицеры, как сберечь вашу веру? На разрытых могилах ваши души хрипят». Посмотрите, как сейчас рушат памятники советскому солдату в Прибалтике и на Украине, который спасал их от фашизма. — А ваши слова «Что ж мы, братцы, наделали» я сейчас воспринимаю как относящиеся к развалу Советского Союза. Бессмысленно говорить, что это было бескровно. Несколько миллионов человек тогда погибли — после развала СССР. — Не несколько миллионов, а значительно больше. Потери трудно посчитать, но они сравнимы с большой войной. Сколько людей умерли от нищеты и безысходности? И то, что наши ребята гибнут сейчас, — последствия того, что мы тогда наделали. — Я думаю, сейчас каждый солдат и командир на фронте воспринимает эту песню как написанную именно про него. Это и отличает вечное произведение от сиюминутного. — Мне неловко говорить о своих песнях, но, наверное, у меня такая счастливая судьба, когда я попадаю в резонанс с тем, что происходит в обществе. Я ведь почти девять лет назад написал песню «Вперёд, Россия»: «Так было в России с далёких времен. Чем выше давление, тем крепче бетон. И если опасность державе грозит, Становится Родина, как монолит». Несмотря на то, что в наших медиа нет таких песен в должной мере, наша Родина с приближением опасности всё равно становится как монолит. Хотелось бы, чтобы мы быстрее стали монолитом, справились со всем и перешли к мирной жизни. — Я говорю это к тому, что такие песни за деньги не пишутся. — Я бы сам денег дал, чтобы мне кто-то написал еще одних «Офицеров» (смеётся). А как их написать за деньги? Никак. — А что подталкивает к тому, чтобы написать такую песню? Как она рождается? — Это мой образ жизни. Я живу тремя моментами: стихи, музыка и выход на сцену. Не я пишу песни, а песни меня пишут. Я по-другому не могу. — Всё-таки: почему именно эта тематика? Ведь современные вам артисты пели про любовь и цветы. — И пусть продолжают петь про любовь и цветы. Каждый должен выражать то, что у него внутри. С другой стороны, когда начинаешь писать не то, что у тебя на душе, а чувствуешь, что общество начинает быстро-быстро перестраиваться, это тоже хорошо. Из большого количества разных песен всё равно появляются те, которые становятся хитами. Более того, есть артисты, которые писали разные песни в разных направлениях. Вдруг у него будет успех именно на патриотическую тему. Всё-таки искусство выражает определенный заказ народа. И всё равно найдутся актёры, поэты и композиторы, которые будут творить именно в этом ключе. — А почему у вас в душе всегда была тема войны, солдат? — Не знаю. У меня больше 400 песен, и только менее 20% из них стали хитами. Повторюсь, большинство песен у меня не на военную тематику. Просто сейчас время такое. Я старые песни вытаскиваю, которые уже давно сочинил и предвосхитил время, — тот же «Бессмертный полк». Это дань уважения нашей армии. Такие песни сейчас нужнее. — Сколько лет было вашему папе, когда он ушёл на войну? — Меньше 18. Он приписал себе пару лет, чтобы взяли на фронт. Мама на два года старше отца. Пошла на войну почти сразу же. Отец прошёл всю войну и дошёл до Берлина. Мама закончила войну на Халхин-Голе. Они познакомились уже после войны. — Родители не любили рассказывать о войне? — Не любили. Я с 1951 года жил в полуразрушенном Калининграде и помню, как в моё время отмечали 9 мая. Почти все родители, которые отводили детей в школу, были в военной форме и пели фронтовые песни. И так радовались, когда видели своих однополчан! Это незабываемо. Они друг другу рассказывали, кто где служил. Но детям ничего не рассказывали. Они воспринимали войну как кровавую и тяжёлую работу. — Во время войны они тоже были молодежью. Но сильно отличались от молодёжи нынешней. — Дело в том, что Советский Союз на тот момент был именно монолитом. Я думаю, власти во главе со Сталиным уже тогда понимали, что будет война, и готовились к ней. Я обожаю песни, написанные с 1920 по 1941 год. Они были такими красивыми. А композиторы какие: Дунаевский, Шостакович… Гениальные песни были. Они пропитаны таким жизнелюбием, оптимизмом и верой. Ведь за период после революции до войны страна совершенно изменилась. Темпы роста были значительно выше, чем в лучшие годы в Китае. Общество не думало о том, как бы разбогатеть. У них было ощущение, что мы все вместе идём строить заводы для всей страны. Такого сейчас нет. — Сейчас нет монолита? — И монолита нет, и духа нет, и счастья в глазах нет. Послушайте песни того времени: «Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река». Посмотрите фильмы того времени. Лица другие. Да, люди недоедали и плохо одевались, но были счастливее. Потому что у нас было всё, как в христианском вероучении: равенство, братство, счастье. И социальные лифты тоже были. Если ты умел хорошо работать, ты больше зарабатывал. — Почему я хочу остановиться на монолите: мы говорили, когда по приграничным регионам прилетает, а Москва веселится, духу сложнее появиться. Что с этим делать? — Взять и жёстко закончить войну безоговорочной победой. Если мы сейчас не сделаем всё, что намечено, Запад снова накачает там всё оружием, и наши внуки это будут разгребать. — Вы сказали, что ваши родители приходили в школу в форме. И раньше по улицам ходили офицеры в парадной военной форме, это было очень красиво. Я понимаю, почему этого начали стыдиться после распада СССР. Но почему сейчас стесняются? — Я делаю всё, чтобы людей в погонах и медалях уважали. Но давайте скажем честно, что у нас ещё много проблем и в армии, и в экономике, и в шоу-бизнесе. Нужно очиститься. Надеюсь, нынешнее военное положение уберёт эту шелуху. — Вы бы хотели, чтобы по улицам снова ходили офицеры в военной форме? — Конечно. Я потому и написал песню «Офицеры», когда понял, что в стране происходит что-то не то. Тогда люди возмущались: «Вот, армия поедает все наши запасы, поэтому мы так бедно живем. Зачем нам столько ракет?» Мы стали резать ракеты, а на Западе их накапливали. Хорошо, что наш президент смог восстановить армию так, чтобы мы могли защищаться. Мы тогда на краю пропасти стояли. Если бы не он, была бы катастрофа. — Вы сейчас о 2022-м? — Нет. Я про времена, когда Путин пришёл к власти после Ельцина. — В 2022 году вы сразу поддержали СВО. Почему? — Я был убеждён, что мы были правы. Куда уж Западу было сильнее наращивать свою военную мощь на наших границах, цинично говоря, что это якобы только для защиты от Ирана. У нас перед носом стоит ракетная установка, которая легко могла бы повернуться в любую сторону. Только идиоты не понимают, что Запад воюет с нами не для того, чтобы мы пиво баварское пили, а чтобы зачистить территорию. Им нужны наша вода, недра и поля. Маски сорваны. В этом виноват не народ Америки. Все народы хотят трудиться, жить хорошо, зарабатывать деньги. Но в истории человечества всегда появляются такие напряжённые моменты, когда всё идёт на разрыв. — Когда вы публично выразили свою поддержку СВО, от вас кто-то отвернулся? — Наверное. — Вы этого не заметили? — Заметил. Против меня сразу же началась травля, она продолжается до сих пор. Все эти ЦИПСО объединяются с каналами Собчак и несут про меня наглую ложь. Травля и угрозы в адрес моей семьи — с этим я живу давно. — Эта публикация «Кровавой барыни», о которой вы говорили в начале, — это тоже форма травли? — Конечно. — Это происходит потому, что редакторы канала несогласны с тем, что вы поддерживаете СВО? — Они не с СВО несогласны. Они против страны. Они выступают против большинства. — Вы хотите сказать, что они не могут публично выступить против страны, поэтому покусывают, искажая информацию? — Да. И делают это настолько изощрённо, что мы даже не заметили, как они выдали совершенно противоположную информацию о том, что я сказал. Они действуют прямо по Бжезинскому: «Мы сделаем так, что ваши герои будут смешными». И мы это видим. «Зоя Космодемьянская — ненормальная», «Маресьев ползёт-ползёт, шишку съест»… Это всё разрабатывается, это не просто так. Всё делается очень толково и даже талантливо. — А мы можем что-то противопоставить? — Мы должны это всё раскрывать. Показывать народу, как это делается. Есть же схема: там сказали, мы не опровергли, разнесли по более мелким каналам. И даже здравомыслящих людей засасывает поток лжи. Они думают: «Наверное, это правда». Чего про меня только не писали! Там столько написано, что это и смешно, и страшно. И кто-то верит. — Вы до сих пор к этому не привыкли? — Привык, но меня это возмущает. Почему нельзя в зародыше загасить всё это и объединённо ответить? — А как это сделать? Вы хотите написать им письмо, но они его просто проигнорируют. А в суд подавать не за что. — Я считаю, если ложь доказана, нужно вводить гигантские штрафы за клевету. Государство должно защищать тех, кто поддерживает наших воинов и нашу страну. Если нас травят, дайте им по шапке. Неужели нет способов? — Они же так хитроумно действуют, к ним не подкопаешься. — Подкопаешься. — А как? Они же просто перекрутили информацию. — Что значит «просто перекрутили информацию?» Это наносит вред моей репутации. Все же думают, что я действительно жалуюсь на детей. Или пишут: «Газманов строит из себя патриота, но не помогает фронту». Я помогаю фронту. Докажите, что не помогаю. Есть много всего, что можно квалифицировать как клевету. Нужно создать такую атмосферу в обществе, чтобы они и пискнуть не смели. Почему у нас до сих пор работает «Ельцин-центр»? Все говорят, что он откровенно вредит государству, но не могут его закрыть. Значит, в нашем законодательстве есть пробелы, через которые это всё просачивается. Пусть Госдума их устраняет. Нужно же понять, что напряжение в обществе возрастает. Народ злится, смотрит на власть. Почему власть молчит? Если проблемы не решать, народ начнёт их решать сам. — А о каком народе вы говорите, если у Собчак — миллион подписчиков? Они читают, им это нравится. — Во-первых, количество подписчиков можно накрутить. Во-вторых, большинство этих подписчиков не читают каналы круглые сутки. Они работают, занимаются спортом и думают о стране. — Мне кажется, ситуация решится, если блогеры будут нести такую же ответственность, как и СМИ. — Может быть. Я не знаю. — Я хотела спросить о вашей новой песне «Танки». Вы её написали после того, как посетили Военно-медицинскую академию? — Из-за академии в том числе. Я дал там концерт и потом прошёл с гитарой по палатам для тех, кто не может ходить. Там увидел мужчину с протезом, который сказал: «А вы не помните, как мы вас в своё время прокатили на танке?» И я вспомнил, что это было во время годовщины победы на Курской дуге. Там частным образом сделали имитацию танкового боя. У меня была масса впечатлений. Современный танк, я это всё снимал. И я понял, что это был один из танкистов, с которыми мы потом фотографировались. Я у него спрашиваю: «Что ты будешь делать?» Он говорит: «Жду протеза, вернусь к своим ребятам, мы им отомстим, мы у них всё отобьём». У него был такой боевой дух, что просто описать невозможно. В нас просыпается ген победителя, который был в нас всегда. Я понял, что нужна позитивная и мощная песня про танкистов. И сочинил её. Я даже не могу объяснить, как это придумал. Время пришло. — А как быть с войнами, которые мы проиграли? — Их было немного. А если мы что-то проигрывали, то мы потом всё возвращали с прибытком. — Вы в своих стихах говорите, что мы их накажем. Вы правда в это верите? Это реально? — Накажем. Но не народ, а тех, кто продвигал идею разрушить памятники нашим воинам. Это же кощунственно. Любая религия это запрещает. Нормальные люди так не делают, остаются ненормальные. Это моё состояние, которое отвечает состоянию большинства людей в стране. А для этого нужно решить все задачи СВО. — И по поводу «Ельцин-центра». Я знаю, что вы не раз его критиковали. Но ведь вы когда-то поддерживали Ельцина. — Это фейк, который идёт за мной десятки лет. Дело было так. В то время был тур «Голосуй или проиграешь». Ко мне пришли, принесли коробку с долларами и сказали: «Поезжай в этот тур, мы заплатим». Я говорю: «У меня свой тур». Зачем мне было кого-то поддерживать за деньги? У меня подряд было восемь концертов в «Олимпийском» и девять концертов в СКК по 18 тысяч человек на концерт. В регионах не было стадиона, который бы я не собрал. Но от меня требовали прервать программу и ехать в тур. Я этого не хотел. Я сказал: «Ребята, я в политику не лезу. Из моих слушателей кто-то поддерживает Ельцина, а кто-то нет. Они же ко мне потом на концерты не придут. Зачем мне вносить раздрай в мою аудиторию?» Но все почему-то написали, что я поехал в тур в поддержку Ельцина. — Давно написали? — Очень давно. Кто-то сказал, кто-то подхватил. Вот так фейки распространяются. Потому что вовремя эту ложь не пресекли. Да, были скандалы, когда на концерте где-то в толпе были плакаты «Поддержим Ельцина», но я не мог это проконтролировать. Повторюсь, ни в какой тур «Голосуй или проиграешь» я не ездил и не собирался. Поднимите документы и посмотрите, кто туда ездил, а кто нет. Я в политике публично поддерживал только одного человека — Путина. И я этого никогда не скрывал. — Вы не пытались публично опровергнуть фейк о поддержке Ельцина? — Я несколько раз, как сейчас, говорил, что этого не было. Но это не помогло. Открываешь интернет, а там написано: «Газманов был за Ельцина». Что ты с этим сделаешь? Сейчас такое пишут, что не отмоешься просто. — А почему вы хотите, чтобы «Ельцин-центр» закрылся? — Потому что там искажают нашу историю. Я часто бываю в Екатеринбурге и заходил туда. Там просто пропаганда того, что Ельцин якобы спас страну. Детишкам экскурсии проводят, мультики показывают. Всё было как раз наоборот. Это ложь и фейки. — У «Ельцин-центра» сейчас проблемы. — А почему только сейчас? — Потому что началась СВО, и ты можешь не бояться стать маргиналом из-за того, что критикуешь «Ельцин-центр». — Я всегда его критиковал, не считаясь с тем, что обо мне скажут. — Какие ваши песни мы услышим на Новый год? — Я очень рад, что у меня получился дуэт с Татьяной Куртуковой. Это было неожиданно. Огромное количество молодёжи и даже людей гламурного направления ее песню хорошо восприняли. Потому что аранжировки с этнической музыкой на современный лад очень круто сделаны. Кстати, в этом принял участие мой друг Александр Коновалов. Это назрело. И вот эта песня будет на Новый год. Еще снова будет песня «Белый-белый-белый снег». Я её написал в 1968 году! В том году, когда впервые стал зарабатывать как музыкант. Но она просто неубиваемая. Каждый год меня просят её спеть, хотя у меня семь-восемь песен на новогоднюю тематику, их крутят на различных радиостанциях. — Вы знаете, что есть в «Белом снеге», что заставляет слушать её снова и снова? — Она очень позитивная. Она в мажоре, редкая песня в такой тональности. — А сейчас вам хочется петь и сочинять позитивные песни? — У меня все песни позитивные. Даже баллады. — Наверное. Но когда я переслушала «Офицеров», мне хотелось плакать. — Она грустная, но светлая. «Русский мир» — тоже позитивная песня, «Вперёд, Россия», новая песня «Озёра синие» (мой дуэт) — тоже. Песня «Мама» — грустная, но светлая. В целом у меня всё позитивное, я по-другому не пишу. — А «Русский мир» мы всё-таки услышим в Новый год? Или раньше? — В какой-то из программ — да. Кстати, в прошлом году сразу после поздравления президента вышла песня «Вперёд, Россия». Это музыкальные редакторы решают или какие-то политические силы. Политика, может быть, есть в этом. Но я бы хотел, конечно, чтобы моя песня прозвучала красной нитью, потому что это объединяющая песня. Она сейчас нужна, я в этом уверен. — И последнее: поэтам свойственно предвосхищать. Что вы сейчас чувствуете? Какое настроение, ход жизни общества? В чём мы выражаемся? — Я не могу сейчас сформулировать это. Но в целом я уверен, что мы выстоим и всё будет хорошо. Как это будет? Напишем песню, я спою, а вы послушаете.