Как спасают «заминированных» людей: фоторепортаж из Донецкой травматологии
В день, когда центр Донецка в очередной раз подвергся обстрелу и мой коллега из Венесуэлы Алехандро Кирк был ранен, мы оказались в Республиканском травматологическом центре в Донецке. Там Алехандро оказали необходимую помощь, провели компьютерную томографию. В целом оказали помощь на очень высоком уровне. Учитывая, что все время подвозили новых раненых, паники не было и работа была слаженной. Никто не жаловался на отсутствие медпрепаратов или какие-то неудобства. Лечение было оказано бесплатно.
Это уже был второй визит ИА REGNUM в травматологию Донецка. Первый был к профессору Григорию Викторовичу Лобанову, чтобы сделать фоторепортаж о работе учреждения. Лобанов — Лауреат государственной премии, полный кавалер Шахтерской славы, заведующий кафедрой травматологии, ортопедии и хирургии экстренных ситуаций. Сейчас он педагог, преподает и консультирует.
В начале двухтысячных профессору предлагали жить на испанском острове и возглавлять там отделение в госпитале за 300 тысяч евро в год, где в первый год они предоставляют переводчика, а потом нанимаешь его сам за свои средства. Если на третий год не организовал приход людей на свое имя, то договор расторгают. Профессор отказался и не уехал из родного Донецка, а продолжил трудиться в здании с увлекательнейшей историей.
«Большую роль в строительстве принял Ион Моисеевич Чижин. В свое время он первому главному хирургу профессору В. М. Богословскому дал в лицо за замечание пациенту, что он справляет нужду во время обхода. И добавил, чтоб Богословский вообще попробовал сходить в ведро у всех на виду. Профессор Чижин какое-то время работал в Ташкенте, по дороге обратно в Донбасс попал на фронт. На фронте у него также получился конфликт с коллегой, он ударил операционную сестру, потому что она не хотела вместе с ним оперировать во время бомбежки. Позже оказалось, что она любовница начальника фронта, Слава Богу закончилась война и он от трибунала ушел, вернувшись в Донецк.
Человек был известный, рационализатор, придумал первый кистевой протез. Он придумал и кровать, и стол для оперирования, а также сотни полезных изобретений, которыми пользуются и в настоящее время.
Богословский отправил его в Горловку, где Чижин придумал цинк-желатиновую повязку, которой пользуются до сих пор. По мнению врачей, это очень хорошая вещь для атрофических ран: диабетическая стопа, облитерирующий атеросклероз, чаще всего у мужчин. Как правило, язвы мало лечатся, а этой повязкой надо перевязывать очень редко и раны заживляются лучше.
Также Чижин написал письмо Сталину о травматизме и смертности на шахтах и необходимости строительства нового здания для них. Сталин вызвал Чижина к себе и после беседы посадил в камеру. Тем временем ночью вызвал к себе наркома здравоохранения, наркома шахтных дел и наркома внутренних дел. Те уверили, что нет такой летальности на шахтах. Нарком внутренних дел, зная, что Сталин словам не верит, собрал все достоверные документы и показал Сталину отдельно. Высокая смертность удивила верховного главнокомандующего, и он приказал кого расстрелять, кого посадить, а Чижина выпустить и построить в Донецке здание, которое сейчас занимает травматология. Точно такие здания были построены в Ленино-Кузнецке и Шанхае», — рассказал историю строительства здания в котором сейчас расположилась донецкая травматология, Григорий Лобанов.
«Раньше было так: придавило вагонеткой или отвалом стенки штрека завалило, и всё. Я получил третью Шахтерскую славу за то, что оперировал в шахте на глубине 800 метров. У нас в отделении на 8 коек лежало 3 шахтера. Переходные коридоры были сделаны на случай войны. Там можно оказывать помощь раненым. Когда знаешь как, но нечем, вот это проблема. Даже без света можно оперировать, но пальцем этого сделать нельзя. Нужно конец войны, а все остальное нормализуется. Под нами бомбоубежище на 800 коек, но оно сейчас затоплено. Раньше сюда даже поезд заходил. Зато здание красивое, Ренат Леонидович (Ахметов — прим. ред.) на него зубы точил, хотел гостиницу сделать», — говорит врач.
В больнице очень часто не бывает воды, случаются перебои со светом, не хватает абсолютно всего, что необходимо для бесперебойной работы больницы и оказания помощи пациентам.
«На Донбассе знаете сколько погибло? Никто не знает. Никто не говорит. И с той и с этой стороны. Обидно, это ж все славяне, православные. Люди кушали с одной тарелки, потом начали друг в друга шпулять. И убивают при всем при этом. Люди стали циничнее по одной простой причине — им кажется, что никому ничего не надо. Мало того, жизнь человеческая ничего не стоит. Может, другие, которые приезжают сюда, как-то по-другому воспринимают. Обидно, некрасиво все это и настолько тяжело, что просто…» — с горечью говорит Григорий Викторович.
«Мне один с Волновахи рассказывал хлопец: «Я только снял броник и сапоги с мертвого, так броник мне спас жизнь. Мне в спину как шпульнули. Хорошо, что у товарища гранатомет был. Он разметал их. А так, если б я не снял? Я бы уже покойник был. Знаешь, как это больно?» — рассказывает Лобанов.
«Много ампутаций. У меня ученик сделал 6 ампутаций за ночь, говорит, что там нечего было сохранять. Я понимаю, что это не 6, а 60 больных было. 6 ампутаций, это только те, которых он взялся спасать. Я вчера проснулся от того, что дом задрожал — в соседний двор прилетела 155-я. Я первым делом посмотрел, окна у нас целые или нет. Если бы к нам влетело, нас бы никого не осталось. Жена каждый день звонит и спрашивает, дошёл ли я до работы. Я вышел недавно на Ватутина, а кругом «Лепестки». Сейчас в основном идут минно-взрывные травмы. Я проводил анализ, и выяснилось, что больше страдают мирные жители», — рассказывает врач.
«Один хлопец упал на мину «Лепесток» оторвало ногу по бедро, ещё и плечом упал, и всё с одной стороны. Так его больше слух волновал. Нередко врачам приходится извлекать гранаты и мины непосредственно из раненых. Часто они застревают в животе, плече, под мышкой. Когда врачи извлекают боеприпас, они продолжают его раневой канал. Это единственный способ не взвести боеприпас. Врачи работают в бронежилете, каске, соблюдая все меры безопасности. Обидно, когда детвора гибнет, которую ты видел совсем молодой и которая сейчас уже взрослая умирает. Лучше бы я помер», — продолжает он.
Раньше пациенты находились в больнице до полного выздоровления, сейчас же концепция полностью изменилась — нужно освобождать места, всегда должны быть свободные места.
«Один у нас танкист был, 2 ранения в оба бедра. В одно мы гвоздь забили, а во втором оказался гной. Мы долго лечили, в результате ушёл на своих ногах. Опять на фронт, правда, в штурмовой батальон. Когда вокруг начали рваться мины и надо было бежать, то так бегает, как не бегал до травмы. После этого ранения боец получил еще осколочные ранения мягких тканей», — говорит профессор.
В Донецке сейчас только первичное протезирование. Раньше в республике был протезный завод, на котором врачи читали лекции.
«Пришёл Ринат Леонидович (Ахметов — прим. ред.), отобрал все, и там начали шить обувь и продавать ее. Закрыли 2 этажа клинических отделений, в которые мы переводили на первичное протезирование. Там же оперировали, делали реампутации для того, чтобы подогнать под протез. Сейчас, если мы пройдем по больнице, то человек 30 будет лежать с культями и ни одного не будет с протезом», — говорит Григорий Викторович.
В 2014 году Григорию Викторовичу приходилось работать с пленными. Для него как для врача ценна каждая жизнь, а судить должны другие, компетентные люди.
«Он (пленный — прим. ред.) мне говорит, что является майором ВСУ. Я говорю, ты для меня раненый. У тебя бедра нет, спрашиваю, тебе же бедро надо. Он отвечает да. Ну так будем делать», — вспоминает врач.