«Сегодня — звезда, а завтра про тебя забыли» — чемпионка мира Кутдюсова

В конце 90-х годов имя Зульфии Кутдюсовой было знакомо любому человеку, мало-мальски интересующемуся боксом и кикбоксингом. Пятикратная чемпионка мира по боксу среди профессионалов, трехкратная чемпионка России по кикбоксингу, мастер спорта РФ международного класса — Кутдюсова пережила стремительный взлёт, но затем исчезла с экранов спортивной телехроники. О своём карьерном пути, работе в американском хосписе, физкультуре для детей и «звёздной болезни» после чемпионских поясов Зульфия Кутдюсова рассказала в эксклюзивном интервью ИА REGNUM.

— Как вы начали заниматься спортом?

— Всё тянется ещё лет с пяти, когда ко мне приставали мальчишки. Например, бегу по коридору, мне подножку ставят, и я — ага, понятно. Или еду на горке зимой, меня толкают — и я лечу носом вперёд. Я-то обидчика догнала, но я его трясу — и не знаю, что с ним делать! Потихоньку оно накапливалось. Однажды в возрасте восьми лет я приехала в деревню, и мне там однажды не давал проходу какой-то дядька. Маме и папе рассказать — стыдно! И вот сижу я в свои восемь лет, все гуляют — а я дома и мечтаю, как я буду заниматься карате и как я дам ногой — и всё будет хорошо. Начало было положено!

— Вы ведь изначально занимались волейболом. Как вы попали в этот вид спорта?

— Мой дом находился напротив волейбольной школы. Там была секция, было много команд, но меня никуда не брали — я была невысокого роста и не обладала выдающимися данными. Попала я в волейбольную секцию только потому, что училась в школе, к которой была привязана эта секция, и девочки-спортсменки попали в мой класс, и меня не могли выгнать по закону. Вот я и бегала «шестнадцатой», мячики подавала. С успехами у меня было не очень — нужны были высокие и худенькие, а я была среднего роста и крепенькая. Первые три года я сидела в запасе — меня не брали в лагеря, на сборы. Начала тренироваться самостоятельно, отрабатывать прыжок, приседать — и уже через три года я стала играть активнее.

— А где случилась эта отправная точка на пути к боксу и кикбоксингу?

— Я закончила школу, и после этого меня устроили работать в РГУФК. Там я работала лаборантом. На нашей кафедре была девочка, чей муж был президентом Федерации тхэквондо — они только-только открылись на тот момент. Это было тхэквондо «старого образца» — бесконтактное. И она меня позвала работать туда на должность секретаря-машинистки по УПК и совмещать с должностью кассира. Я пошла в тхэквондо, при этом у меня чуть-чуть был опыт занятий в каратэ, но я поняла, что это не моё, потому что мне не нравилась методика преподавания — когда я занималась волейболом, я уже понимала, как это примерно должно выглядеть. И опять я была почти всё время на скамейке запасных. Но я была очень негибкой. И на спор где-то за месяц я научила себя садиться на шпагат — за счёт махов я всё же села. И стала понемногу двигаться в тхэквондо. И снова я начала домашние тренировки: методик не было, но я примерно понимала, как это должно быть. Я надевала тяжёлые ботинки и отрабатывала удары, и я понимаю, что я это делала правильно интуитивным способом. В итоге у меня начинает всё неплохо получаться: ногами бью низко, но хорошо, а руки у меня неплохие были — там спортшкола за плечами, волейбол… У нас ведь не было ни выходных, ни праздников, и либо сборы, либо соревнования — шесть дней в неделю тренировались, один играли. Мы привыкли так жить. Я потихоньку сдаю нормативы, получаю пояса — и вдруг надо ехать на чемпионат России. А это как раз тот год, когда начинается подъём тхэквондо — Украинцев, Ларионова, и приезжал Чак Норрис.

— В итоге вы попали на эти соревнования?

— В конце концов на отборочные по тхэквондо меня не взяли. Но в уме была фамилия Ларионовой, которая ушла в кикбоксинг, и я в итоге тоже решила пойти в кикбоксинг «ставить» руки. Мы с подружкой, которую тоже не взяли на отбор, пошли на олимпийскую базу на «Сухаревской», пришли на первую тренировку, потом была вторая — а потом все переехали в зал ЦСКА. То есть я попала в нужное время в нужное место. И потихоньку начала тренироваться. В девяностые было много времени, чтобы тренироваться. Моим первым тренером был Густав Александрович Кирштейн — супервеликий человек, легенда легенд, старые боксёры о нём знают. У него была целая система.

— А у некоторых боксёров сегодня тоже можно наблюдать свою отдельную боксёрскую школу? Например, говорят, что стиль украинца Александра Усика сегодня идёт как раз из любительской школы бокса…

— Можно. Но, честно признаюсь, я — человек, замученный боксом, и я если смотрю бокс, то это лишь два раунда по 30 секунд — там уже всё ясно. У меня начинает сразу работать голова, я начинаю анализировать, что можно сделать, и так далее, а потом становится скучно.

— А какие особенности вы переняли у Кирштейна?

— Я взяла в основу систему его бокса и дополняла его комбинациями, которые мне рассказывали другие боксёры. Это же всё было в ЦСКА — туда многие приходили, им было интересно пообщаться, и каждый рассказывал мне свой «коронный», и я какие-то элементы брала для своего стиля. Потом у меня потихоньку собралась целая своя школа. Суть в том, что даже если ты не выиграешь, то соперник выиграет плохо — он просто в тебя не попадёт. Но могу сказать, что когда я пришла в кикбоксинг, то у меня всё равно была чуть заниженная самооценка. А мой тренер после Кирштейна — Александр Воронин, ученик Густава Александровича — довёл меня до «международника». И он всё время говорил: «Зулька, у тебя мелкими буквами на лбу написано слово «чемпион». И реально я в это поверила! Они мне внушили мысль, что я тренируюсь, что у меня хорошая школа, что нет равных, и я в это очень сильно поверила. Эта мотивация дорогого стоит.

— А правильно ли я понимаю, что вы в начале 90-х попали на турнир в США? Как это произошло?

— В 1994 году у Юрия Ступенькова, создателя лиги КИТЭК, к тому времени уже покойного, в США жил брат, и он приехал, сделал команду и стал нас возить по Америке. У нас были просто профессиональные бои по кикбоксингу. По тем временам нам хорошо платили — по 100 долларов за раунд. Мы все стояли на ставках в КИТЭКе, в МГФСО — и получали неплохие деньги. Помню, как мы поехали в Майами в 1994 году и я боксировала с Бонни Канино, и оказалось, что на нашем бое был сам Дон Кинг. Ко мне тогда подошёл президент первой женской федерации США. Он дал мне визитку с адресом, попросил ему написать. Я вернулась в Россию, продолжала тренироваться и держала в голове мысль о том, чтобы написать в Америку. А я параллельно тренировалась у Бориса Никанорова — он открыл мне систему тренировки, как это всё должно быть, и систематизировал всё в голове. Я пришла к нему и говорю: «Мне дали визитку, у них тоже есть женский бокс, я тоже туда хочу попасть!». А он мне отвечает: «Да о чём речь? Пиши, посылай письмо!». Где-то в начале сентября я написала письмо, мне его перевели, и я его отослала в США. Мало кто верил в то, что мне придёт ответ — но мне-то что? Жду да тренируюсь. И буквально накануне Нового года мне пришёл ответ: «Спасибо, что ты написала! Ты классная, мы тебя помним, давай, заполняй документы, собирай справки — и мы тебя ставим в рейтинг, подписываем контракт, и всё будет хорошо». Я всё собрала и отослала им — это был февраль 1995 года. В начале лета я получила приглашение на октябрь. И я переключилась. Сейчас я оцениваю себя в то время — я побеждала только за счёт мастерства. Я просчитывала бой.

— Как прошли первые бои?

— Первый бой прошёл в январе 1996 года в Бельгии. Не поверите — нет ни одного плаката, ни одной фотографии! Помню, что ездила с тренером Николаем Ли и тренером Марком Мельцером. Не помню больше ничего! Помню только, что бой я плохонько, но выиграла — правда, дали победу не мне. Был такой момент: разница в очках была 2:1 в пользу бельгийки. Было три судьи — бельгиец отдал бельгийке, мне отдал одно очко немец, а итальянка тоже отдала одно очко бельгийке. Позже ко мне подходит итальянка — и начинает оправдываться: «Ну, ты же понимаешь, ты классная, но мы в Бельгии, я же не могу тебе отдать одно очко».

— То есть решение чисто политическое?

— Да. И один из спортивных функционеров, который находился рядом, на английском сказал ей: «Отдала одно очко бельгийке — и ну чего ты теперь оправдываешься? Отдала — и до свидания!». Говорят, что запись этого боя где-то есть, но в интернете я его так и не нашла и впоследствии не видела. Но было ощущение, что по мне не попадали особо, а голова болела, но, скорее, из-за повышения давления.

— Что было впоследствии?

— В конце 1997 года проводится матч по профессиональному боксу. Помню, что всё транслировалось по НТВ+, а проходило всё в цирке на Цветном бульваре. Там как раз был первый бой Николая Валуева, а мне в соперницы привезли Дору Уэббер. Она была реально крутым профессионалом, и я вошла в ринг одним человеком — а вышла после боя с Уэббер другим. Хотя у меня уже был опыт.

— Чем она вас так удивила?

— Это был один-единственный бой в моей карьере, который я проиграла по-настоящему. У меня была паника все четыре раунда. Она была меньше меня на полголовы, но била такими размашистыми ударами, что они все приходили мне в голову, и я их не видела. И она вблизи уходила так, что я не понимала, почему я промахиваюсь. Мне этого никто не мог дать в России — да и в Америке тоже. Вот я сижу между раундами — и не понимаю, что делать. Этот бой у меня есть — мне его потом отдали, но в интернете его нет. У Доры был один момент — она была как рабочая лошадка, везде ездила, у неё были хорошие бои. Но после трёх раундов она очень сильно уставала — просто не готовилась к боям, а ездила и кайфовала от поездок. В четвёртом раунде я поняла, что надо держаться ближе к ней, чтобы так не получать. И потом сижу в раздевалке и говорю: «Зачем мне вообще это всё надо?», на что Мельцер мне говорит: «Ну ты сегодня лучшая! Всё фигня, я всё понял, всё сейчас расскажу!».

— А часто пересматривали эту видеозапись боя? Анализировали ситуацию?

— Конечно! Мало того — я испытываю такие же эмоции, да и вообще — всем боксёрам тяжело смотреть свои бои, когда они начали что-то делать не так. Я смотрела и всё поняла, мне этого боя хватило, чтобы понять разницу между профессионалом и любителем. Профессионалы — это не те, кто просто стоят «домиком» и тупо дерутся. Это не спорт — это шоу, там другая политика: размашистые удары, много раундов, умение боксировать в углу.

— Выступление на этом соревновании дало вам какой-то статус?

— Организатор взял меня в команду, там ещё был Николай Валуев, был ещё наш боксёр, который был в США. В январе 1998 года разыгрывался бой за пояс, и он мне предложил выйти на ринг против сестры Доры Уэббер — Коры Уэббер. Он смеялся и говорил: «Да не бойся, это же её сестра! Это как половина Доры!». А у меня-то всё равно зуб на Дору был за поражение! Ну и мы начали готовиться. Затем мы поехали в США — ох, я там вспомнила всё, вспомнила свою злость на Дору Уэббер! И я выиграла первый пояс. Затем был бой в марте в Москве — это была защита титула.

— Вы же, по сути, в то время начали уже получать статус звезды в этом виде спорта. Какова была реакция вокруг? Была ли популярность?

— Да, на этом моменте я бы остановилась подробнее. Знаете, как говорят: «А наутро он проснулся знаменитым». И я это поняла. Мне наутро после боя позвонила девочка, которую я не видела пять лет. И я клала трубку, и у меня опять звонок. На второй день — три интервью. Я была в шоке: меня знала вся страна, прямой эфир на центральном телевидении. Меня видели все, узнавали на улицах, тыкали пальцем. Но могу сказать, что испытание славой — это медные трубы. Я испытала его на себе — и мне не понравилось. Это был кошмар.

— Почему?

— Люди, которые рядом с тобой, твои родственники — все начинают говорить с тобой на «вы» и будто брать у тебя интервью. Какое-то подобострастие — даже от собственных родителей. Меня спасла моя сестра — ей было всё равно. А для остальных это было будто сошествие с небес — не было доверительных отношений. Я начала понимать звёзд, которые общаются сугубо со своим кругом — потому что с кем бы ты ни говорил, ты всё время «даёшь интервью». Мне это так надоело за много лет! Но ужас ещё и в том, что ты начинаешь жить этим образом и ассоциировать себя только с боксёром, и всё у тебя о боксе. Поначалу это прикольно, но тяжело. И ты живёшь, как в вакууме.

— А вы у себя внутри всё же чувствовали вот эту «звёздную болезнь»?

— Да. Меняется сознание. Это страшная штука. У меня это прошло в Америке, и слава Богу. Что такое спортсмен-звезда? Сегодня он — звезда, а завтра про тебя забыли. Но ты этого не понимаешь и живёшь мыслью «я — звезда». Поэтому многие спортсмены и спивались. Когда я была в США, я смогла уйти от этого образа. Но звёздная болезнь есть у всех.

— А что помогло вылечиться от этой «болезни»?

— Я попала в Америку, закончила с боксом и оказалась, по сути, без ряда документов. Приходилось идти работать в кадры штата — няней или человеком, выдающим ключи. Я об этом никогда не рассказывала — и это можно целую книгу написать. Самая классная и высокооплачиваемая, но самая скучная работа — это хоспис. Простите за банальность — человек умирает, а ты сидишь и почти ничего не делаешь, но и это делать очень тяжело. Поначалу американцы не понимали: «Ты — спортсменка? А что ты здесь делаешь?». Я поняла, что это вообще другая жизнь! Статус очень сильно понизился, ты — мигрант и ищешь работу.

— По сути, это падение «с небес на землю»?

— Да, и очень сильное. Это другие ценности. Я так думаю, что Америка в этом плане была самым сильным приключением, но это помогло мне спасти психику, чтобы я осталась нормальным человеком — без психозов. Я настолько высоко взлетела, что это было нечто. Возьмите Бориса Лагутина — великий человек, но когда с кем-то общается — со всеми «даёт интервью». Он ни с кем не может быть обычным дядькой-боксёром, и ты в этом живёшь. Если бы Америка не случилась — в России я бы не смогла это победить, и так бы и жила с этим клеймом, устала бы от этого бокса и не знала, куда бы деться. Это попросту преследовало бы меня.

— Как вам вообще дался уход из бокса?

— Мне было 27 лет, и только через 23 года я пришла в другую профессию, полностью освоила её и кайфую от неё. У меня был серьёзный творческий кризис — депрессия, возрастное, усталость от бокса… И получилось так, что я пошла в Академию бокса Александра Лебзяка и там встретила своего потрясающего нынешнего начальника — Татьяну Смирнову. Она позвала меня в детсад на мастер-класс, и я согласилась. Это было в 2018 году, и для меня было удивительно, что такие маленькие дети всё смотрели, всё повторяли, и они были в восторге. Я подумала: «Неужели они что-то понимают и им интересно?». Я сделала всего несколько упражнений, что называется, «для толпы» — и мне прямо на душу легла такая реакция. Потом я попросилась на работу: тренером по волейболу, ну и бокс… У меня есть педагогическое образование, и я умею строить тренировочный процесс. Но вижу, что нет необходимой литературы, и на YouTube тоже было мало интересных роликов. И я решила, что все занятия для детей — от полутора до семи лет — я буду строить как тренировку. Дети в очень хорошей форме! У меня появилась своя методика, я начала выстраивать систему.

— А что это за учреждение?

— Я работаю в частном детском саду. Учитель физкультуры, наверное, остался только в частных детсадах — потому что в обычных сократили ставку. Я считаю, что физкультура на данный момент самый главный урок. Если у ребёнка не будет здоровья — никакие знания ему не помогут быть нормальным человеком. Родители очень заинтересованы в нашей работе.

— Возвращаясь к истории с вашим возвращением. Как восприняли вы всё вокруг после США и после того, что вам там пришлось пережить?

— Я приехала из Америки — и у меня ничего не складывалось. Уехала из одной страны в 2001 году в одном статусе — и приехала в 2005 году в другую страну в другом статусе. Было ощущение, что я нахожусь в рассказе Роберта Шекли. Стал меняться менталитет: ещё, наверное, год — и мне бы там сорвало крышу. Опять же, после возвращения был поиск, я работала в фитнесе, но меня брали только на должности инструкторов. В «тренажёрке» мне не очень нравится методика Джо Вейдера — я верю только советской системе физкультуры. Но весь Вейдер основан на том, чтобы люди занимались, покупали всю эту еду, соблюдали углеводное окно…

— А у вас была своя система?

— Я много смотрела видеороликов по теме, и я подогнала систему под себя, и у меня целая линия есть по тому же Сергею Бубновскому. Мне сильно повезло с тренерами, с учителями, которые были в моей жизни.

— А как получилось, что вы — чемпион с поясами, с популярностью — вернулись, и ничего не происходило? Многие знаменитые спортсмены занимают видные посты в спортивных федерациях, идут в политику, а у вас — ничего. Почему так? Про вас забыли? Государство от вас отстранилось?

— В США я нашла один магазин, где можно было купить итальянский деловой костюм за 20 долларов. Я привезла с собой два килограмма офисной одежды и хотела быть чиновником. Я связалась с нужными людьми, хотела пройти Москомспорт, и очень долго в этом направлении двигалась, а потом резко всё ушло… Это было после США, и я совсем потерялась и не понимала, куда двигаться. Я села и начала думать: «А потяну ли я? Смогу ли я сидеть в офисном кресле по восемь часов? Ведь чтобы хорошо работать в этих структурах — надо там, по сути, вырасти. У меня подруга проработала 17 лет в федерации кикбоксинга, я сунулась туда сама, посмотрела и поняла, что я бы оттуда ушла. Мы же в США сами находили работу, и я подумала — нет, я буду искать сама. Ещё такой момент — за всё в жизни надо платить, а так, как просят платить там — я не хочу и не могу. Я человек простой, могу сказать, что думаю, а если хочу слицемерить — это ещё смешнее получается. Наверное, можно было обратиться к людям, которых я хорошо знала — но взыграла упёртость, что надо самой. Но благодаря этому у меня собрались большие знания и авторская методика — то есть я могу дать то, чего сейчас нет. Мне очень понравилось направление развития фитнес-аккаунта в Instagram, и я думала, что эту нишу можно занять: похудение, красота… Мне говорили: да перестань, там вся ниша забита! А я говорю — ребята, да у вас методика и упражнения для молодых девочек, которым не надо, а у меня 50-летняя тётка будет ого-го! Но вообще, если бы у меня была другая жизнь, я бы сравнила — как бы лучше было. Но я свою жизнь прожила вот так. Я просто не хотела ни от кого зависеть или быть кому-то должной.

— Как вы считаете, можно ли назвать бокс одним из национальных видов спорта в России?

— Сейчас очень сильно мужской бокс упал — на два порядка. Они все одинаковые, одинаково боксируют и не понимают, что делают. Я смотрю на бой и хочу понять мысль: что спортсмен хочет от боя, от себя, от соперника. Но я ничего не вижу — только мордобой.

— То есть потерян индивидуальный почерк боя и всё доведено до автоматизма?

— К сожалению, старая плеяда боксёров ушла, а те, кто у них тренировался, почему-то не пошли дальше. Получился большой провал, и нет преемственности. Включаешь YouTube — и боксёр даже не может объяснить свои действия. Отсутствует элементарная грамотность. Но самое ужасное — отсутствует вся защита, и все удары они принимают на руки и на голову.

— Если брать женский и мужской бокс — они сильно отличаются или же сегодня всё более-менее уравнялось?

— Про женский бокс я и вовсе молчу. Хороших и именитых тренеров-девчонок не берут — и я понимаю, почему: я тоже не хочу брать маленькую девочку — она же маленькая, ей носик повредят, зачем ей это? Женская специализация происходит на более зрелом уровне, а там многое должно совпасть. Например, у меня за плечами было восемь лет волейбола. У Юлии Воскобойник — семь лет баскетбола. У Натальи Рогозиной — семь лет лёгкой атлетики. То есть мы были состоявшиеся спортсмены. А сейчас с Олимпийских игр сколько мы медалей привезли от девочек по боксу — одну бронзовую? Это ни о чём!