Кто опаснее для рыбной отрасли России — жулики или монополисты?

Президент России Владимир Путин раскритиковал состояние портов РФ и призвал к декриминализации рыбной отрасли. В результате СМИ оказались заполнены предложениями рыбопромышленников о путях реформирования рыболовства. Одна из крупнейших российских компаний Norebo также опубликовала свои идеи.

На вопросы ИА REGNUM о том, кто жулики в рыбной отрасли и зачем Norebo предложила реформировать рыбную отрасль, ответил председатель Союза рыболовецких колхозов Архангельской области Андрей Заика.

Владимир Станулевич: Как Вы думаете, зачем Norebo выдвинула свои предложения?

Андрей Заика: Предложения Norebo направлены не на развитие отрасли, а на ее дальнейшую монополизацию крупными бизнесом. Norebo — мощная компания, ее менеджеры понимают, что пишут, и понимают, какие будут последствия предложений. Они предлагают создать условия, чтобы малые и средние компании ушли с рынка передав квоты на рыбу крупным компаниям.

Владимир Станулевич: Что Norebo считает первостепенным, с чего предложения начинаются?

Андрей Заика: С неэффективности береговых рыбоперерабатывающих фабрик. Не собираюсь спорить, что фабрика по производству филе из трески без судна неэффективна, но все владельцы фабрик являются судовладельцами, и говорить об ошибочности выделения квот под фабрики неправильно. Огромные 80-метровые суда Norebo, под которые выделялись в полтора раза большие квоты, менее эффективны, чем суда 60-метровые, но я не говорю, что Norebо нужно лишать квот. Отбирать квоту у компании, которая не хочет строить суда, неправильно.

Если мы запретим в России иностранные автомобили, наш отечественный автопром рванет вперед, но ведь никому такая глупость в голову не приходит. Про рыболовные суда почему-то такое предлагают, и многим идея нравится.

На сегодняшний день с инвестиционным судостроением у нас полный провал, нужно говорить правду. Может мы выправимся, но сегодня все плохо. На пару лет полемику, что делать с отечественным судостроением, надо закрыть, и посмотреть, какой будет результат.

Владимир Станулевич: Предложения Norebo кажутся негибкими — или будете перерабатывать рыбу так или никак…

Андрей Заика: Norebo точно знает, что делать филе не всегда выгодно, а иногда даже убыточно. Мировой рыбный рынок значительно сложнее, чем кажется, и лозунгами «давайте все делать филе» проблему не решить. На мой взгляд, в рыбной отрасли должно быть место различным по размеру и назначению судам, и различным видам продукции. Чем разнообразнее продукция, тем удобнее ее продавать разным потребителям, тем больше будет экономический эффект. Мы же не предлагаем Газпрому весь газ продавать в виде дорогих зажигалок? Почему тогда мы говорим, что всю рыбу нужно продавать в виде филе?

Владимир Станулевич: Norebo — заказчик серии огромных и очень дорогих траулеров с фабриками на борту. Не из-за этого ли компания требует запретить береговые фабрики и поддержать заказчиков строительства траулеров?

Андрей Заика: Я сам являюсь инвестором и хочу сказать, что помогать нам не надо, у нас всё в порядке. Мы строим суда, хотя верфи оказались к этим заказам не готовы, а вот закрепление квот только на 15 лет было ошибкой. Что будут делать суда без квот через 15 лет? Поэтому предложение Norebo, что выделенные инвестквоты надо закрепить на весь период эксплуатации судов и фабрик, абсолютно правильное.

Владимир Станулевич: Странное предложение списывать рыболовецкие суда через 15 лет после строительства тоже направлено на снижение конкуренции?

Андрей Заика: Ни одна страна в мире срок эксплуатации судов не ограничивает. Да, к старым судам надо увеличивать требования, но запрещать промысел находящимся в хорошем техническом состоянии судам потому, что им 30 лет (а Norebo предлагает еще и 15 лет), неверно. Только что построенное судно ловит такое же количество рыбы, как и старое. Качество выпускаемой продукции на этом судне ничуть не лучше, чем на судне которому 30 лет. Зачем его списывать? Тем более, что предложенные сроки — 15, 25, 35 лет, сильно короче реального старения судов.

Кстати, наши новые российские суда, которыми мы гордимся, весьма условно российские — на 70% их комплектующие иностранные. Российские только корпус и сборка, всё остальное импортное. Двигатель финский, немецкий, японский, рыбофабрика норвежская, навигационное и рыбопоисковое оборудование европейское. Не надо спешить строить суда, оснащенные иностранным оборудованием, надо дать возможность российским компаниям начать выпускать аналогичное оборудование.

Владимир Станулевич: Norebo предлагает учитывать улов не так, как это делается сейчас. Перестройка ради перестройки?

Андрей Заика: Norebo предлагают всю пойманную рыбу сначала взвесить, а потом выпускать из нее продукцию. Сейчас система работает наоборот. Рыбаки выпускают продукцию, и через переводной коэффициент получают цифру, сколько рыбы было поймано. Искажения отчетности имеют место — это злободневный вопрос, но его нужно сначала изучить, а потом принимать в виде закона. Norebo предлагает сначала принять закон, хотя никто не знает последствий. Если Norebo установил бы оборудование для взвешивания улова на своих судах, можно было бы сравнить его работу с аналогичным судном, работающим по коэффициентам, а потом решать, стоит менять закон или нет. Кроме того, это правило должно распространяться на иностранные, работающие в российской экономической зоне, а то получится, что мы себя ограничиваем, а иностранцы будут работать так же, как и работали.

Владимир Станулевич: Глава Росфинмониторинга на встрече с Владимиром Путиным назвал рыбную и лесную отрасли самыми криминальными. Как выглядят жулики в рыболовстве?

Андрей Заика: Это хорошие новости, раз жуликами занялся Росфинмониторинг. В рыбной отрасли жулик — это браконьер, но его не надо ловить на воде, ловить нужно перекупщика. Поймал человек незаконно карася в пруду, да и Бог с ним, а вот поставки незаконной рыбы надо перекрывать.

Камчатский депутат-рыбопромышленник задекларировал годовой доход в 5 миллиардов рублей. Ему попробуй, предложи «купи на 100 000 долларов «левой» рыбы и продай», а потом на тебя уголовное дело заведут. Он не будет рисковать, жизнь у него удалась.

Люди, которые поставляют рыбу за рубеж, не будут рисковать своим положением ради сомнительного дохода. Ты ничего левого в Европе не продашь. Приходит туда судно на выгрузку, там проверяют что за рыба, где поймана, кто ее поймал, есть ли разрешение на вылов, не превышает ли поставленная рыба объемы квот.

Надо отлавливать людей, для которых нелегальная перепродажа рыбы является основным бизнесом, они ничего другого делать не умеют.

В Мурманске считается, что в этом смысле Дальний Восток очень криминализированный. Нелегально выловленная рыба, нелегально заготовленная икра, обналичивание денег, фирмы-однодневки с большим оборотом, открытые на людей, которых не существует. Если этим занялся Росфинмониторинг, значит, объемы нарушений весьма существенные.

Владимир Станулевич: Насколько глубоко в рыбную отрасль внедрен электронный контроль? Он действительно нужен, или это дополнительная проблема рыбакам?

Андрей Заика: Чем быстрее будет вводиться электронный контроль, тем лучше. Будет видно, откуда на судне рыба, куда ее везут, где она выловлена. От вылова до покупки в магазине должна быть ясная цепь.

С электронным учетом не нужно бумаг — мы живем в век кибернетики, а у нас требуют, чтобы на судне было бумажное разрешение на вылов. Если мне нужно отправить его на судно, я его получаю в Мурманске, отдаю на траулер, он бежит в море, другое судно снимается с промысла, бежит навстречу, получает бумагу и так далее, а в мире всё в электронном виде. Это позор, но введение электронного контроля затянулось. Он должен был быть введен несколько лет назад, и дело идет очень медленно.

Владимир Станулевич: Президент раскритиковал ситуацию в российских портах. Что там происходит?

Андрей Заика: В рыбном порту Мурманска имеет место кража рыбы. Рыба приходит к потребителю с двумя брикетами вместо трех, вместо ящика филе отправляют ящик рыбьих голов. Объемы такие, что рыбаки не будут устраивать скандал, но с каждого корабля крадут полтонны-тонну, а кораблей приходит много. Крадут нескольких сотен тонн в году.

К нам приходит таможня, обнаруживает рыбу без штампов, без маркировки. Рыба не наша — куда мы ее денем без ничего? Таможня штрафует не жуликов, а предприятие, хотя у них есть отдел дознания, следователи, опергруппы. Мы с этой проблемой справились — если на судне выявляется незаконная рыбопродукция, экипаж лишается премии.

Владимир Станулевич: Что, исходя из установок президента, надо делать в мурманском порту?

Андрей Заика: Могу констатировать факт, что первый грузовой район фактически не работает, а второй район работает, но слабо. Я бы первый район модернизировал, сделал бы промышленную зону, набережную. Мы понимаем, сколько в Мурманске будет судов, и можем определить, что нам надо. Первый участок нужно делать не только рыбным, но и универсальным. Вся площадь первого и второго грузовых районов, которые обслуживали сотни судов, не нужна. Суда эффективные, их количество будет сокращаться. Сейчас в первый грузовой район, как и во второй, страшно зайти — ветшают брошенные здания времен Советского Союза. Поэтому если крупная финансово-промышленная группа типа «Рыбы.РФ» туда заходит, я, как мурманчанин в третьем поколении, буду этому рад. Хорошо, когда у объекта появляется хозяин с деньгами.

Часть первого грузового района я отдал бы городу, и пускай там сделают комфортное место для мурманчан с набережной, с бизнес-центром. Я смотрю на Северную Норвегию — где раньше стояли старые кирпичные рыбзаводы, построены рестораны и музеи. Можно сделать рыбный рынок как туристический объект, прямо на берегу залива, где будет свежая рыба, — пришел, погулял, поел чего-то.

Читайте также: В Мурманском морском рыбном порту отреагировали на слова про «воровство»