Подчас ощущение такое, что со всеми этими вирусами и пандемиями люди сильно растерялись и, как в давние времена, начали искать ответы в магии и эзотерике, которые, впрочем, всегда были востребованы. О чём, к слову, свидетельствует и состояние книжного рынка. Меж тем кто-то мудрый сказал, что ответы на загадки этого мира нужно искать в мирах других. Главное — найти для того правильные книги. И в этом смысле весьма интересно произведение Андрея Клепакова «Приманка». Ведь редко когда встретишь в современной литературе многоплановый текст с увлекательнейшим сюжетом и глубочайшей проработкой эзотерической темы, произведение, охватывающее сразу несколько знаковых исторических эпох. Обозреватель ИА REGNUMПлатон Беседин пообщался с автором о состоянии массовой культуры, тайных знаниях, Рае и Аде на небе и на земле и о спасении в эти непростые времена.

Фотографии предоставлены героем интервью
Андрей Клепаков

ИА REGNUM: Андрей, ваш роман в трёх частях «Приманка» весьма не прост, конечно. Действительно, приманка. Чем он привлёк меня в первую очередь — так это сюжетом. Ладно скроенным, увлекательным. И вот что подумалось: как так получилось, что у нас пропала сюжетная литература? Нет, придумывают и выдумывают многое, но всё как-то по верхам. Насколько важен сюжет в принципе? Это ведь такая своего рода вежливость перед читателем.

Андрей Клепаков: Мне кажется, что книга, по крайней мере, беллетристика — это рассказанная история. А хорошая история — это в первую очередь интересная история. А какой может быть история без сюжета? Я думаю, что, прежде всего, скучной. Сюжет это скелет для произведения, как сценарий для фильма, на него уже можно накрутить психологичность или экшн, или мелодраматичность и т. д., что автор захочет, или что у него получится. Любую историю можно рассказать в любой тональности. Но сначала должна быть история, то есть сюжет, чтобы было, что рассказывать. И, скорее, сюжет это не столь проявление вежливости, сколько способ привлечь читателя.

Я позиционирую себя как писателя жанрового, хоть мне и трудно одним словом определить жанр романа. Но для жанра, безусловно, главное — это сюжет.

И мне кажется, что в России сложилось пренебрежительное отношение к жанровой литературе в принципе. Хотя на самом деле хорошую жанровую вещь написать во многом сложнее, чем артхаус. В отличие от среднестатистического западного автора, российского писателя больше всего волнует его сложный внутренний мир, а читателю это бывает скучно. Именно с этим, как мне кажется, связан успех Сальникова, который очень точно подмечает детали окружающего мира.

Мне было интересно придумывать приключения своих героев, было интересно бегать и стрелять вместе с ними. Надеюсь, что и читатель не разочаруется, а прочтет, что называется, взахлеб, от корки до корки.

ИА REGNUM: Порою есть ощущение, что в современной российской литературе доминирует заумное (подчас псевдоинтеллектуальное) содержание, либо сомнительные истории об условных сантехниках, попадающих в мир орков и эльфов? Причём, и одно, и другое выглядит одинаково неубедительно. Не связано ли это с кризисом идей? Это касается ведь не только России: по сути, вся массовая культура снова и снова пережёвывает то, что уже давно придумано — переписывая, переснимая…

Андрей Клепаков: Само возникновение массовой культуры — результат роста жизненного уровня. Приблизительно до начала двадцатого века потребителями культуры были почти исключительно представители элиты, представители высокообразованных классов. Соответственно, и качество «материала» отвечало высоким требованиям.

С ростом доходов на рынок вышла масса, со своими требованиями и вкусами. Соответственно, художники перестроились; тем более что создавать низкопробный продукт гораздо легче, а платят за него ничуть не меньше, а иногда и в разы больше. Рынок есть рынок, и спрос рождает предложение; совершенно нормальный процесс.

ИА REGNUM: Ну, а культура, так сказать, высокая?

Андрей Клепаков: Так ведь и потребители высокой культуры никуда не делись, это видно хотя бы на примере классической музыки. Каждый год консерватории выводят на рынок толпы музыкантов, и далеко не всем приходится играть в подземных переходах. Конечно, и тут свои гримасы, особенно в изобразительном искусстве, когда под видом высокоинтеллектуального произведения предлагается откровенный трэш.

И в литературе так же существует своя «музыка», занимающая пусть узкую, но высокую «нишу». И никуда она не денется, если, конечно, в очередном социальном катаклизме не будет уничтожена тонкая прослойка ее потребителей, как это происходило в нашей стране с семнадцатого по пятьдесят третий год, да и дальше, пусть и не с такой интенсивностью.

Поэтому я не стал бы переживать за российскую литературу. Ширпотреба всегда было, и будет больше. И это нормально. И во все эпохи интеллектуалы жаловались на засилье дурного вкуса. Но сливки-то остались с нами, от Гомера до Аксенова. А идей сейчас как раз огромное разнообразие: от национальной до феминистской. Выбирай любую и пиши роман, если хочется.

Свою «Приманку» я тоже не причисляю к высокой литературе, скорее, она занимает промежуточную позицию между философской прозой и развлекательным, фантастическим экшном.

ИА REGNUM: Есть в вашей книге, безусловно, элемент и фантастический, и мистический, и, конечно, эзотерический. На последнем хочу остановиться отдельно. В школе и на первых курсах университета я капитально увлекался эзотерикой: Блаватская, Гурджиев, Кастанеда, Эвола и другие — «джентельменский набор», в общем. Вы интегрируете данную классику в свой текст?

Андрей Клепаков: Да, у меня тот же набор: Блаватская, Рерихи, Кастанеда, Даниил Андреев. Отзвуки их учений можно найти в моем романе, хотя, конечно, мое собственное видение кое-что поставило с ног на голову. Да и с традиционной религиозностью я не слишком церемонюсь. Все для собственного и читательского развлечения. Но, если перефразировать классика: «нервных просят не читать».

ИА REGNUM: Вот что характерно, Андрей: рынок эзотерической литературы растёт; только он и растёт, собственно. Что это? Бегство от реальности? Попытка отыскать панацею?

Андрей Клепаков: Это в первую очередь обусловлено вакуумом на том месте, которое раньше занимала организованная религия. Поэтому с одной стороны расцвет эзотерики, а с другой стороны, например, климатический алармизм — очень в духе ранних христиан. Глобально атеизм начал свое победное шествие еще в 19 веке, а с распадом СССР произошло крушение еще одного большого идеологического проекта. При этом склонность к поискам чего-то большего, чем очевидная обыденность, у людей никуда не делась. А если говорить про современность: мы живем в обществе, распавшемся на множество взаимно пересекающихся ниш, в каждой из которых этот поиск чего-то большего обретает свои собственные очертания от построения конспирологических теорий до воинствующего атеизма. Место найдется всему.

ИА REGNUM: Ваша «Приманка» зачастую вовсе не то, чем кажется на первый взгляд. Вы описываете там перевоплощение душ, Рай и Ад, их уничтожение. Это классно сделано, потому что есть глубочайшая проработка темы. Откуда, простите, такие знания?

Андрей Клепаков: Источники мы уже обсудили: Блаватская, Елена Рерих, Кастанеда, Даниил Андреев, Изумрудные скрижали. Некоторые египетские тексты, в переводах естественно. Я потратил на изучение эзотерики и попытки развить у себя экстрасенсорную перцепцию значительное время. Был адептом многих школ. Кое-что нашло отражение в романе в значительно облегченном виде, правда, чтобы читатель не заскучал.

ИА REGNUM: От эзотерики к психологии. Герой вашей книги — психолог, гипнотизёр, а отношение к этим наукам в Советском Союзе было негативное, что и показано в романе. Мы упустили тогда с подобным отношением этап в своём развитии? И дальнейший всплеск интереса к экстрасенсам и магам — все эти Чумаки, Кашпировские, Грабовые — это своего рода компенсация за нереализованное и несбывшееся тогда?

Андрей Клепаков: В Советском Союзе под идеологический молот попали серьезные науки: генетика, кибернетика, психология. А увлеченность Кашпировским объясняется, на мой взгляд, извечным стремлением к халяве. Любимый сказочный герой — Иванушка дурачок. Все получает по щучьему велению, да по колдовству Конька-горбунка. Нырнул в котел дурачком — вынырнул умным, красивым и богатым. Но и поиск Высшего никто не отменял. А в интересе к магам и экстрасенсам, помимо практических целей: получить исцеление, приворожить любимого, и т.д., проявляется и попытка в блеске магического шара увидеть отсвет Высших Миров.

Мне также было жаль превращать своих потусторонних героев в совсем уж обычных людей, поэтому наделил их некими сверхспособностями. Бывшему ангелу досталось больше, возможности демона оказались скромнее, а бедный суккуб не получил почти ничего.

ИА REGNUM: Позволю себе быть немного старомодным. Есть ли особая миссия у литературы сегодня? Какие у неё «козыри» против мира развлечения? Почему человек сегодня выбирает всё-таки не сериал, а книгу?

Андрей Клепаков: Нет, никакой миссии. Но в отличие от кино у литературы есть другие возможности, и не все написанное возможно показать кинематографическими средствами — описания чувств и переживаний, размышления автора и персонажей не всегда можно решить игрой актеров или закадровым голосом. Кроме того, текст предоставляет большую широту интерпретаций для читателя, поэтому литература не умрет никогда.

ИА REGNUM: Хочу вернуться к роману. «Приманка» — как заявлено в аннотации, это книга о Рае и Аде. И тут я вспоминаю известные фразы «князь мира сего дьявол» или «нет другого ада, кроме как здесь»… Это я к тому, что ваша книга — это одновременно и мильтоновская, и кафкианская история, да, но история вполне жизненная.

Андрей Клепаков: Есть такой закон: как вверху, так внизу; как внизу, так вверху. И Горние Выси, пусть искаженно, но находят свое отражение в нашей действительности, а Земной мир каким-то образом влияет на Высшие Миры. История про мышь Эйнштейна меняющую Вселенную, глядя на нее. Я просто экстраполировал бардак нашей реальности, а вот куда, вниз или вверх пусть решает читатель.

ИА REGNUM: Воплощения душ, описанные в романе, — это сюжетный ход, да, но ведь это и способ перемещения по историческим событиям, верно? Мы видим, к примеру, изнасилование армянской девочки турецкими солдатами, видим разрушенный Петроград — так вы смещаете акцент с фантастичности на актуальность?

Андрей Клепаков: О, когда б вы знали из какого сора! История с армянской девочкой возникла совершенно случайно: когда я писал, в этот момент по телевизору шла передача о геноциде пятнадцатого года. И судьба Арпеник идеально легла в требования моего сюжета. Но она же задала и все остальные временные рамки последовавших событий. Иначе герои просто не смогли бы встретиться на страницах романа.

Жанр, в котором написан роман, определяется как мистический реализм. В реальность вносятся элементы фантастики, но главное, конечно, наша действительность сегодняшняя или вчерашняя, не важно. Любая книжка всегда написана про сейчас и про людей, какие бы сверхъестественные персонажи в ней ни действовали.

ИА REGNUM: Есть такое выражение «Всякая власть от Бога». В вашей книге потусторонние силы активно вмешиваются в жизнь власть имущих, а, следовательно, и в судьбы страны, народа. Какова в принципе, на ваш взгляд, природа власти: дьявольская или божественная?

Андрей Клепаков: Мы живем в дуальном мире: да и нет, хорошо — плохо, жизнь — смерть. Я думаю, что природа власти так же дуальна, она поддерживает порядок, не дает скатиться обществу в войну всех против всех, но одновременно подавляет отдельную личность. Или даже много личностей.

ИА REGNUM: И финальный вопрос, Андрей. В «Приманке» есть конец Света. То, что мы наблюдаем сейчас — это конец Света? Или что-то другое?

Андрей Клепаков: Я все-таки оптимист, хоть и с пессимистическими настроениями. Думаю, что даже конец Света, еще совсем не конец. Есть основания полагать, что на Земле наша цивилизация не первая. Ей предшествовали другие, которые погибли по каким-то неизвестным нам причинам. Но даже если люди, их представители погибли, то души-то никуда не делись. Продолжают воплощаться в нас с вами. То есть, мы с вами это и есть люди тех древних цивилизаций. Вот только с памятью нашей что-то стало. Забыли все и очередной раз наступаем на давно знакомые грабли.