Проблема сменяемости элит, или Почему талантам в России так трудно
Известный с советских времён афоризм поэта и переводчика Льва Озерова «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами» возник в 1965 году. Это сейчас выглядит странным — то время было эпохой настоящих талантов, очевидных и бесспорных. Их уровень был высочайшим, их место в табели о рангах неоспоримым, их харизма легендарной. Никакого рынка, апофеоз торжества морали, качества и ненависти к пошлости и халтуре.
И вдруг такие строки: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Откуда? Да, страна знала, что в Союзе советских писателей существуют свои склоки и групповщина, есть иерархия лизоблюдов-конъюнктурщиков и амбициозных нонконформистов, но это был нормальный процесс, и среднее качество литературы было достаточно высоким. На эстраде и вовсе бездарностей и пошляков не было.
Но они появились и усилились именно в советское время, когда не было понятия «рейтинги для телеканалов» и необходимости в грязных ток-шоу и низкопробных фильмах для удержания аудитории, получения доходов от рекламы и трансляции пропаганды. То, чем сейчас объясняют засилье пошлости и агрессивное выталкивание талантов, тогда не существовало, но тем не менее таланты уже нуждались в помощи, а бездарности умели пробиваться сами.
Почему их поднимали тогда и почему поднимают сейчас?
Здесь мы сталкиваемся с проблемой, далёкой от искусства — способом формирования элиты. Понятно, что власть, вошедшая во вкус манипулирования, уступает искушению понизить общекультурный уровень населения ради отвлечения его от острых политических проблем.
На первом этапе это работает как наркотик при обезболивании. Население развлекается, глупеет, а элита обделывает свои делишки и переходит из одного электорального цикла в другой. Проблема совести и морали из политики удалена, всем хорошо.
Но вскоре наркотик из средства анестезии становится разрушителем личности. Деградирует всё — общество, элита, власть. Куда-то пропадает экономика — при сказочном ресурсном богатстве. Возникает внешняя зависимость. Появляется проблема отсутствия качественного кадрового резерва. Начинается перманентный процесс отрицательной селекции.
Власть с этим выпущенным из бутылки джинном ничего поделать уже не может. Она встревожена качеством элиты, недовольна ею, периодически изобретает разные оргмероприятия по формированию разных «сотен» и «тысяч» кадрового резерва. Проводятся тренинги и конференции, выделяются огромные деньги, но проходит время, и выясняется, что деньги потрачены, мероприятия проведены, а резерва как не было, так и нет.
Система запрашивает конформистов и отторгает нонконформистов. Она строится не на политическом заказе власти, а на механизме самовоспроизводства элиты — по личным связям и знакомствам ради самосохранения, а не самореформирования. Элита формирует власть, зеркально отражая в ней свои принципы — консенсус кланов и баланс сил. В этой ситуации, когда каждая группа имеет карт-бланш на протаскивание квоты своих людей в структуры власти, говорить о пассионарности элиты и госаппарата не приходится.
Зародился этот процесс не в перестройку и не после неё, а в недрах СССР. Там клановый принцип формирования власти уже торжествовал вовсю. После приватизации он был просто перенесён в постсоветскую номенклатурную практику, ибо другой не было. Даже официальный принцип номенклатуры в СССР на деле выглядел как протаскивание своих на самый верх.
Когда элита, разлагаясь, теряет пассионарность, становятся востребованы технологии манипулирования на понижение общественного интеллекта. Так как элита не знает, как решать проблемы и при этом остаться у власти такой, какова она есть, она начитает вместо хлеба налегать на зрелища. Так прежде высокодуховная советская интеллигенция превратилась в змея-искусителя для советского человека. Она его растлила и оболванила, увлекла на путь предательства и потом бросила, превратившись сама в буржуазию или пролетариат от культуры.
Но дело было сделано: возник механизм поддержания генерирования элиты, требующий законов шоу-бизнеса. Эти законы Илья Эренбург услышал в Голливуде ещё в середине 30-х годов, когда ездил туда в творческую командировку. «Меньше социального, больше сексуального» — вот правило Голливуда, ставшее законом для поздней советской и нынешней антисоветской элиты.
Вот почему талантам стало туго, и им понадобилась помощь. Они ломают конвейер воспроизводства повреждённой элиты. Везде — и в искусстве, и в политике. Потребность в халтуре — это не дурные вкусы руководства министерств, мэрий, телеканалов, издательств и музеев. Это необходимый элемент манипулирования, точно названный Грефом современным искусством управления.
Когда на эстраде господствуют те самые «поющие трусы», бегающие и прыгающие под фонограмму фрики, это не извращённые вкусы массмедиа, а следование за запросом аудитории. Она не будет смотреть высококультурные шоу — низкий рейтинг канала «Культура» тому свидетель. Если народу не давать примитивных зрелищ, он уйдёт с телеканалов туда, где их получит. Это очень удобная позиция, оправдывающая отказ от нравственной цезуры и господство пошляков — они дают рейтинг.
Но будучи рождённым в культуре, этот принцип отбора пошляков перекочёвывает в политику. В рвотных массах пошлости начинает захлёбываться интеллектуальная элита, а за ней и политическая. Наступает момент, когда власти неоткуда черпать качественный кадровый материал. Элита проигрывает геополитические битвы и встаёт перед угрозой уничтожения.
В этот момент власть начинает судорожно менять правила. Власть — это авангард элиты, лучше всего чувствующий угрозы наркотизации массовой пошлостью. Но поток уже стал таким мощным, что не поддаётся регулированию.
Кадровые зачистки и ротации со временем всё больше приводят к разочарованию: любое следующее назначение гарантированно хуже предыдущего. Источники кадрового резерва содержат лишь тухлую воду, приводя власть к гамлетовскому решению «мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться». Возникает кадровый застой в надежде, что эти хоть чему-то научились, а новые даже этого опыта не имеют.
СМИ говорят об узкой скамейке запасных и прочих кадровых трудностях власти. Любые попытки создать рассадники обучения новой элиты немедленно приводят к старому результату: туда быстро набиваются по блату те, кто связан с организаторами, а эта когорта голодных, но неопытных авантюристов власти не нужна, и она теряет интерес к таким проектам.
В итоге в элите цементируется каста специалистов по управленческой математике, освоивших всего два действия: вычитания и деления. У них блестящие анкеты и карьеры, они закончили те учебные заведения, какие нужны для взлёта, прекрасного умеют носить дорогие костюмы и знают, чем коньяк отличается от бренди, но они лезут наверх только в целях вычитания и деления. Те, кто умеет складывать и умножать, попадают во враждебную среду. Способных же к дифференцированию и интегрированию и вовсе проблематично найти, понять и защитить от интриг специалистов по делению и вычитанию.
Талантам надо помогать не только в искусстве, но и в политике. Таланты опасны — они ломают систему воспроизводства повреждённой элиты и ставят под вопрос её господство. Эта элита не способна удерживать территории и добиваться суверенитета. Она конфликтует с властью и ждёт перемен, чтобы откатить назад конституционные реформы и «вернуть Крым». Она вводит в политику законы шоу-бизнеса, рассчитывая продлить свою жизнь и усиливая концентрацию духовного наркотика для масс. Другого способа выживания такая элита не знает.
В этой ситуации талантам действительно надо помогать, а бездарности успешно пробиваются сами. Они не допустят создания системы повышающего отбора. Это для них самоубийство, а они, может, и небольшого ума, но инстинкт самосохранения у них прекрасный.
Когда таланты начнут естественным образом выдавливать посредственностей, это станет признаком того, что социально-экономическая система страны перешла на здоровые рельсы развития. Всё начнёт получаться естественным образом. Прежде чем встать с больничной койки, придётся отбросить духовный наркотик принуждения к пошлости. Будет трудно на первых порах, но другого способа вернуть здоровье и жизнь не существует.