Страна Таутобе

Земли северо-западного Прикаспия — часть Великого Евразийского чумного излома. Поэтому еще в царской России Астраханская область считалась южными воротами для «черной смерти». Она и по сей день является крупнейшим природным очагом заболевания в России.

Страна Таутобе

В просторной гостиной маленького глинобитного домика полумрак. Низкий стол плотно уставлен блюдами: курдачок из ягненка, вареная картошка, казахские лепешки-баурсаки. Вместе с чабанами мы сидим вокруг стола на ковре, поджав ноги. Гостям отвели почетное место — у окна. Но едва загремели ложки, за моей спиной мелькнула чья-то тень. Обернувшись, в упор встретилась взглядом с молодым верблюдом. Он смотрел через невысокое окно, томно хлопал длинными ресницами, явно на что-то намекая. «Яша! — всплеснула руками хозяйка. — Сейчас, милый, дам тебе хлебушка!» Муксина, извинившись, поспешила на крыльцо с кастрюлей сухого хлеба, где ее уже поджидал любимец. Из открывшейся на секунду двери принесло запах цветущей полыни. Он смешался с ароматами, идущими от стола. «Ну, за знакомство! — поднял стопку хозяин дома Жанзак. — Добро пожаловать в Таутобе!»

Жизнь в песках

Приграничная к Казахстану территория Красноярского района — зона полупустынь. Здесь, на Прикаспийской низменности, в пятидесяти километрах от трассы Волгоград-Астрахань, на хуторе Таутобе стоит крохотная противочумная станция. Её смотрители — Жанзак и Муксина Мусаевы — охраняют «чумку» в период консервации, помогают эпидемиологам во время сезонных работ, а в основное время выращивают скот.

Жанзаку 50 лет, Муксине 52. В нем 185 сантиметров, она едва дотягивает до 160. Он — стригаль, она — дезинфектор. Они поженились в 1989 г., когда Муксине было 29 лет, и с тех пор не разлучались больше чем на пару дней. В 1996 году приехали в Таутобе с двумя маленькими детьми и с тех пор живут здесь почти безвылазно. Дети уже выросли и уехали в город учиться, но планируют вернуться домой в Таутобе, ведь здесь прошло их детство, с этими степями связана вся их жизнь.

В переводе с казахского Таутобе означает высокий бугор. С его вершины во все стороны до горизонта стелется степь, поросшая полынью, тамариском и джузгуном. Тут и там разбросаны розовые блюдца соленых озер — соров, — а на горизонте виднеются восьмиметровые шапки барханов:

— Когда-то пески подходили совсем близко, их было видно из окна Таутобе. — рассказывает Жанзак. — Теперь они зарастают. После развала Союза колхозы позакрывали, и скотины стало меньше. Сейчас в степи гуляет всего двадцать тысяч голов, поэтому и трава поднялась.

Всё возвращается на круги своя. В царской России здесь находились земли государственного фонда, куда редко ступала нога человека. Согласно документам того времени, «на этой земле трава была такой высокой, что скрывала лежащего жеребёнка, доставала до стремени всадника, а запах разнотравья пьянил голову».

Сейчас каждую весну окрестности Таутобе превращаются в цветущий ковер зеленых, красных и желтых оттенков. С увеличением растительной массы растет и число степных пожаров. Летом, когда температура воздуха в тени может доходить сорока пяти градусов, выжженная солнцем трава может вспыхнуть от осколка старой бутылки. И вот тогда соры, окружающие Таутобе, становятся его спасением. В этом их, пожалуй, единственный плюс, если не считать художественной ценности для фотографов. В разное время дня цвет соленой корки, покрывающей соры, меняется от искристо-белого до золотого, от нежно-розового до фиолетового. Но чабанам эта красота не в радость.

«С каждым годом колодцев всё меньше!» — говорит Жанзак.

Еще десять лет назад «чумка» снабжала водой окрестные точки, а сегодня колодец возле домика лаборатории пустует. Уровень грунтовых вод сильно упал, большая часть колодцев засолились, а те, что остались, разбросаны по степи на десяток километров друг от друга. Поэтому пресную воду в некоторые кошары привозят на верблюдах с дальних водопоев. Мусаевым повезло — до ближайшего колодца всего километр. На Яше да под горку можно домчаться за десять минут. Обратно с грузом чуть медленнее, а куда спешить? Вот и соседи подъехали, можно обменяться новостями.

Рядом останавливается тентованный УАЗ. Мужчина выходит поздороваться. С пассажирского кресла через окошко на нас поглядывает черноволосая девочка лет шести в ярком платьице.

— А мне лошадь подарили на день рождения, буду воспитывать. — хвастается она. — Молодец! А лошадь-то где? — сдерживая улыбку, интересуемся мы. Детишки в этом возрасте страшные выдумщики. — В багажнике! Хотите посмотреть? — просто отвечает девчушка. Мы заглянули в машину — за задним сиденьем УАЗика действительно стоял жеребенок.

Несмотря на относительную близость цивилизации, восточная часть района фактически забыта властями. Сюда не проведено электричество, водопровод, газ. С перебоями ловит мобильная связь, при отсутствии электричества нет и радиосвязи. Для освещения точек чабаны используют портативные бензиновые генераторы, а для приготовления пищи и нагрева воды — кизяк и газовые баллоны. И хотя условия, в которых живут чабаны, очень скромные, за несколько дней пребывания в степи мы ни разу не услышали от казахов роптания или недовольства жизнью. Все заняты делом, даже старики.

Восьмидесятилетний чабан Хармсак, которого соседи называют дядя Коля, в молодости служил на флоте. Отец Муксины пригласил его помощником в степь. Здесь его и женили. Дядя Коля был знатным штукатуром и пользовался спросом как рабочий, но имел слабость к алкоголю. Жена от него ушла и забрала с собой двоих детей. С тех пор Хармсак подался в чабаны. Его день начинается в шесть часов утра, а заканчивается в семь вечера. И так круглый год, летом и зимой, в жару и стужу. Он лучший чабан в округе, знает степь лучше других и даже в темноте найдет дорогу домой. Мы с замиранием сердца смотрели, как он забирается на верблюда, чтобы ехать искать корову. Помните сцену из фильма «Человек с бульвара Капуцинов», когда дряхлая старушка со скрипом карабкается на лошадь, а потом пронзительно свистит, дает коню пятками по ребрам и несется во весь опор по своим делам? Вот так и дядя Коля умчался от нас вдаль догонять беглянку.

— Найдет? — спрашиваем у Жанзака.

— Алла бирса! — отвечает он.

По-казахски это означает «Если Аллах даст».

Охотники за «черной смертью»

Земли северо-западного Прикаспия являются частью Великого Евразийского чумного излома. Так ученые называют гигантскую полосу реликтовых и пульсирующих сегодня природных очагов чумы, простирающуюся от пустынь Йемена до Кировской области. Поэтому еще в царской России Астраханская область считалась южными воротами для «черной смерти». Она и по сей день является крупнейшим природным очагом заболевания в России.

Чумные вспышки в Астраханской области были отмечены в 1878, 1879, 1899, 1900, 1901 годах, поэтому в 1901 году Министерство внутренних дел учредило в Астрахани временную бактериологическую лабораторию, а уже через три года она обзавелась постоянным штатом. В 1937 году лаборатория была переименована в Астраханскую областную противочумную станцию Министерства здравоохранения СССР. На сегодняшний день она состоит из четырех отделений: Харабалинского, Енотаевского, Яндыковского и Досангского. Таутобе является полевой базой Досангского эпидемиологического отряда, который образовался в 1938 году после очередной эпидемии.

— В тот год в нашем районе была большая эпидемия чумы, — рассказывает Жанзак. — Ее очаг находился в Таутобе. Болели чабаны и скот. В 2002—2005 чума снова пришла в Красноярский район. Сейчас у нас спокойно, зато в поселке Яндыки, райцентре Лиманского района, она встречается. Так что надо быть начеку. Когда в пески поедете, помните, что руки в норы совать нельзя, сусликов и прочих мышей не трогать, т.к. на них могут быть чумные блохи. Если укусит такая блоха — верная смерть, потому что сюда вряд ли доедет врач. Сырую воду не пить. А в остальном у нас безопасно.

Нас поселили в общежитии «чумки» — в длинном кирпичном здании, построенном в 1969 году. Просторное помещение с печкой, пятью железными кроватями и деревянным столом, на котором стоит керосинка. На стене висит карта района, расчерченная на квадраты, со странными обозначениями, понятными только «чумологам». С одной стороны за стенкой — крохотная баня с окошком, затянутым плотным полиэтиленом, с другой аналогичная комната. В торце дома ремонтная мастерская и моторная станция. Напротив общежития стоит дом-близнец — полевая лаборатория с портретом Ильича в каждой комнате. Между зданиями небольшой дворик с пустующим колодцем и раскидистым вязом. У входа в «чумку» — деревянная скамейка. Судя по шелухе от семечек на земле — место вечерних посиделок.

Ночью над Таутобе раскрывается выпуклое черное небо, на котором можно пересчитать все звезды. Далеко на западе, на краю земли, полыхают огнями Мордора газовые факелы Аксарайского газоконденсатного завода. Вокруг ни звука, только ветер доносит дыхание пустыни. Пески двигаются во времени. Иногда ветер обнажает неолитические стоянки или средневековые кладбища-мола. Самые древние находки, найденные здесь, датируются сарматским периодом. Чаще встречаются артефакты времен монголо-татарского ига.

— Этого добра тут полно, — Жанзак поднимает с земли глиняный черепок. — Всего в пятидесяти километрах отсюда, в поселке Селитренное на берегу Ахтубы, в 1250-х годах была ставка хана Батыя, Сарай-Бату, столица Золотой Орды.

К середине XIX века ученые списали чуму в категорию вымерших болезней. Но она периодически дает о себе знать в разных частях земного шара. При этом и сегодня мало что известно о причинах этого природного явления. Дело в том, что в западной Европе сегодня не фиксируются чумные эпизоотии среди грызунов, и, следовательно, ученым нечего изучать. Другое дело — Евразия, Ближний Восток и Африка.

Возбудителем болезни является чумная бактерия (В. pestis), которая наиболее ярко проявляется в организме теплокровных существ при температуре тела 37 градусов. Поэтому с наступлением весны и до конца осени, пока бодрствуют грызуны, основные хозяева паразитов, «чумологи» должны быть начеку.

Территория Астраханской области и районов разбита на секторы. Один сектор — это квадрат десять на десять километров. Дважды в год, в марте-апреле и октябре-ноябре, эпидемиологи работают «в полях». Ставят ловушки и капканы. Ловят сусликов, полуденок, песчанок и землероек. Привозят в «чумку», умерщвляют, вычесывают блох и клещей. Здесь же в лаборатории проверяют на наличие чумной бактерии.

Лет десять назад, когда станция финансировалась лучше, в отряде работало по шесть-семь дезинфекторов. Они ставили по триста ловушек в сутки. Сейчас в смене всего два-три человека, и ставят они двадцать пять давилок в день. Конечно, этого недостаточно, и нужно увеличение финансирования для полноценной работы. Тем не менее, не считаясь с трудностями, каждую весну эпидемиологи выезжают в степь.

Татьяне Асановой пятьдесят три года. Она бактериолог досанговского эпидемотряда. В 1982 году пришла лаборантом, а уже через год стала ездить в экспедиции:

— Когда летела сюда первый раз, нам долго не разрешали вылет, потому что начиналась буря. Но надо было лететь, т.к. предыдущая смена уже уехала, а работу нельзя останавливать. Я была с маленьким ребенком. Порывом ветра при посадке нас швырнуло в сторону — чуть не разбились. Пилот еле сел в ложбину, по ветру.

Боевое крещение Татьяна прошла, не моргнув глазом, — помогла жизненная закалка. Ей было четыре, когда умер отец. Уже во взрослом возрасте погибла сестра-двойняшка, у которой осталось трое детей. Таня взяла их к себе, уже имея на руках своего ребенка и младшего двоюродного брата. Итого 5 детей, все парни. Несмотря на столь существенный багаж, Татьяна никогда не отказывалась от командировок. Потому что желающих выполнять эту чумную в прямом смысле слова работу всегда было немного. Зачем охотиться за «черной смертью», когда можно жить спокойно? Боятся люди. Впрочем, это не про Татьяну.

В пятом классе она умудрилась приручить быка и на нём пасла коров. Представьте картину: деревня, вечер, люди выходят за околицу и ждут возвращения скотины на дойку. И тут несется стадо, а за ним девчонка одиннадцати лет верхом на быке! Экстрима в жизни Тани было много, она и мотоспортом увлекалась, и на машинах гоняла. И всё это без отрыва от воспитания детей и работы в эпидемотряде. Сыновьями гордится — у каждого по два высших образования. Трое из них служили в спецназе. На вопрос, зачем ей нужна такая работа, отвечает с улыбкой: «Кто, если не мы?»

Марисабель

Без верблюда в степи не прожить. Зимой и летом он — палочка-выручалочка. Основная рабочая сила и самое ходовое транспортное средство в этой местности. Особенно зимой. В отличие от лошадей, форма его «копыт» позволяет ему легче передвигаться по насту, а длина ног и общая физическая сила дают возможность с легкостью преодолевать целину и глубокий снег. Там, где лошадь буксует, верблюд прет, как танк. А еще ему не страшны волки!

— Волки и воры — вот две наши беды… — сетует Жанзак. — Один раз корова в дальний сор попала и застряла. Мычала-мычала, да и докричалась — волки ее услышали. У них лапы широкие, по соляной корке к ней подбежали, не проваливаясь, да и съели заживо. До костей обглодали то, что сверху над рапой торчало. Далеко это было, не видели мы, не успели.

Зимой серые подходят почти к дому, не боясь людей. Знают — тех всего двое. Раньше роль сторожевой собаки у Мусаевых выполняла мама Яши — верблюдица Марисабель. Выкормленная из соски хозяйкой, она ходила за той по пятам, понимала человеческую речь и отличалась редким умом и сообразительностью: сама пасла коров и каждый вечер пригоняла их домой.

Однажды вечером стадо вернулось без Марисабель. Недосчитались и одной стельной коровы. Наутро Жанзак запряг коня и отправился на поиски. В двух километрах от дома в степи он нашел отелившуюся корову с теленком, вокруг которых нарезала круги Марисабель, отгоняя волков.

Слава об умной верблюдице пошла далеко по округе, и в Таутобе повадились охотники до чужого добра. Несколько раз Марисабель пытались украсть лихие люди из соседнего Казахстана. А ведь верблюд в степи — это еще и молоко, и шерсть, и мясо. Основной товар на рынке и денежная единица. Остаться без него — потерять большую часть капитала, ведь за мясо взрослого верблюда дают больше пятидесяти тысяч рублей. На эти деньги и дом можно справить, и зиму пережить. И пришлось Жанзаку зарезать любимицу, пока ее не увели скотокрады. «Не мог ей в глаза смотреть, — отворачивая лицо, вспоминает чабан. — Набросил мешок на голову, чтоб не видеть укоризненный взгляд…»

На вырученные деньги семья отремонтировала дом, а в память о Марисабель оставила себе ее сына, Яшу. Заботливая Муксина выкормила и его из соски и балует, как собственного ребенка.

Сейчас бактриану уже шесть лет. По верблюжьим меркам уже взрослый, но ведет себя как дите малое. Он так же, как и мать, ходит за хозяевами по пятам, клянчит за окном угощение, когда в доме собираются гости, гремит пустыми бидонами во дворе, если на него долго не обращают внимания, подкрадывается на цыпочках к гостям и щиплет их за руки, а по ночам вздыхает за сараем, мечтая о прянике. В этом году Мусаевы взяли щенка кавказской овчарки. С тех пор Яша и Борзый — друзья «не разлей вода». Когда хозяева доят коров, парочка караулит за оградой, а потом стоит дозором у дома, дожидаясь гостинцев. Яше достается сыворотка от сепарированного молока, Борзому — литр парного. Пока друзья громко чавкают над мисками, их оппонент кошка Лиза демонстративно проходит в дом, где срывает банк в виде сливок и творожка.

Весной после стрижки Яша становится похож на сказочного дракона: огромный, лысый, с чешуйчатой кошей, покрытой волосами-проволоками. Над всей этой красотой высится внушительных размеров голова с выпуклыми добрыми глазами, обрамленными длинными ресницами. Глядя на него, трудно поверить, что ударом ноги верблюд может убить человека.

Мы грузим в машину бочку с водой, чтобы отвезти дяде Коле. От резкого звука за спиной Яша с воплем кидается к Жанзаку. Прячется у него за спиной, долго кричит, причитает — испугался, маленький. И впрямь ребенок…

Испытания свыше

При всей кажущейся безмятежности в степи живется не сладко. Отец Муксины был верблюдоводом. Высокий, красивый он умер в 39 лет от инфаркта, не выдержав тяжелой работы. У него осталась жена и шестеро детей. Дед Муксины по отцу тоже ушел из жизни рано — погиб во Вторую мировую, а бабушка одна растила четырех сыновей и всех пережила. Кто-то из соседей заметил, что мужчины в роду Тюлюбаевых умирают рано и не своей смертью. Тревожные мысли развеяла местная целительница. Она же обратила внимание на руки Жанзака. Сказала, что в них есть сила, и он может лечить людей. Правда это или нет, но только Жанзак при нас смог подоить больную корову, которая никого к себе не подпускала, мечась по загону.

Жанзака знают и уважают чабаны со всей округи. К нему приезжают за советом и помощью, а он никому не отказывает. Двери Таутобе открыты для каждого. Но однажды на хутор пожаловали гости, которых никто не ждал.

Ночью 16 октября 1999 года двое чеченцев пытались устроить теракт на путепроводе Астраханского газоконденсатного завода в поселке Молодежный. Их спугнул инспектор ДПС, которого они расстреляли из автомата и на захваченной машине скрылись в степи. К вечеру следующего дня появились в Таутобе.

— Нам они ничего не сделали. — вспоминает Муксина. — Выпили воды на веранде, посмотрели Жанзаку в глаза и вдруг, как заговоренные, выскочили из дома, прыгнули в машину и помчались дальше. Он им ничего не сказал, просто посмотрел. И впрямь в нём сила какая есть?..

Хозяину дальнего хутора в песках Бляль в пяти километрах от казахстанской границы, повезло меньше. Они как раз гуляли свадьбу, когда в дом ворвались террористы. Кто-то из гостей дернулся навстречу и получил автоматную очередь в живот. И тут случилось неожиданное: бандиты кинули хозяину денег со словами — отвези его к врачу — и убежали. В паре километров от хутора их догнал и расстрелял спецназ. А раненый гость выжил.

— Вообще-то у нас тут спокойно, — словно отвечая на мои мысли, произносит Жанзак. — Только вояки гремят иногда на полигоне, да с неба железо падает. — Как подтверждение этому, за очередным поворотом прорезанной в степи колеи мы увидели проклепанный лист железа, торчащий из земли.

В паре десятков километров от Таутобе находится военный полигон Ашулук. Периодически там случаются либо учения, либо утилизации боеприпасов. Сначала на северо-западной части горизонта вырастают черные грибы, а через несколько секунд до хутора доносится низкочастотный «бум», и земля под ногами начинает неприятно вибрировать. Чабаны на это уже не обращают внимания:

«Каждый раз перед учениями нас объезжают с предупреждением, чтобы мы не выходили на улицу и не выгоняли скот. Заставляют расписываться в бумажке, что мы отказываемся от возможных претензий в случае повреждения имущества. Мы подписываемся, куда нам деваться? Но ведь это продолжается не один день. Не может же скотина сидеть взаперти! Бывает, корову покалечит осколком с неба или крышу проломит. Главное, сами целы».

Иногда с неба прилетают и полезные «подарки». Особо ценятся у чабанов ступени от ракет, которые они используют для строительства колодцев. В мягком грунте над источником роется котлован, в него устанавливается ступень, горлышком кверху. Сверху получившийся колодец закрывается крышкой. Теперь ему не страшен песок. А мы-то удивлялись, из чего у них колодцы сделаны?

Летят журавли

Взлетает вверх железный нос журавля — очередное ведро с водой поднимает на поверхность Жанзак. На знакомый звук у колодца собирается скотина. Дважды в день, утром и вечером, табуны лошадей приходят из-за барханов, возглавляемые своими вожаками. И каждый раз у водопоя можно наблюдать своеобразную дуэль между жеребцами за право первым напоить свой табун. Они встают на дыбы, замирают на секунду, глядя друг другу в глаза, резко бьют передними ногами, падают вниз и расходятся. Поначалу даже не понятно, кто победил, ведь никакого контакта, драки, не случилось. Но, оказывается, борьба происходит глазами. Тот, кто первым отвернется, кто откажется от борьбы, тот и проиграл.

А ведь в этом есть особый смысл. Только те, кто отказываются от борьбы, уезжают со своих коренных мест в город в поисках лучшей жизни, проигрывают. Только те, кто пасует перед трудностями, оказываются ими растоптаны. Может, здесь, в степи, всё символично? Может, поэтому казахи смотрят вам прямо в глаза и не стесняются этого, не в пример нам, городским, отводящим взгляд? Наверное, чабаны знают рецепт лучшей доли. Здесь не спешат, но всё успевают. Здесь ради гостя откладывают любые дела и ставят на стол всё, чем богаты. Здесь не тратят времени на сплетни и пустые разговоры. И здесь всегда придут на помощь даже незнакомому человеку. Традиции гостеприимства, радушия и взаимовыручки еще живут в песках, где жизнь порой зависит от добрых отношений с соседями.

— Жу-ра-вки, жу-рааа-вушки! — Муксина выглядывает в окошко звонко, протяжно пропевая слова. — Милые, хорошие, здравствуйте!

Пара журавлей-красавок грациозно вышагивают по южному склону Таутобе. Они прилетают сюда каждую весну и каждый раз гнездятся недалеко от «чумки», чтобы вывести и вырастить здесь свое потомство. Каждый день Муксина приветствует их появление и искренне радуется: «Я с ними разговариваю, а они меня узнают».

Птицы и вправду словно узнают ее голос и подходят ближе. А голос у Муксины звонкий, уху приятный, как журчание ручейка в полуденную жару. Смеется открыто, обнажая зубы, и тут же, стесняясь, прикрывает рот рукой: «Мне так не нравится мой смех…» Но уже через пару минут забывает о стеснениях и снова смеется. А когда Муксина смеется, на душе становится легче. Словно ее голос-колокольчик распугивает все неприятности и недуги. Если Муксина смеется, значит, в этом крохотном уголке мира под названием Таутобе все хорошо. И, значит, стране, что тянется от степей Западного Каспия до бараньих лбов Беломорья, никакая беда не страшна.