Как в России победить бедность

Дискуссия о том, как в России победить бедность, продолжается всю её писаную историю. Россия слишком огромна и климатически разнообразна. Её границы слишком протяжённы, а её население слишком полиэтнично, чтобы в ней вызрел единый тип той национальной культуры, который создаёт уклад экономики, побеждающий бедность даже в неблагоприятных погодно-климатических условиях.

Мещанский уклад Европы в России невозможен — быстро не станет самой России. Потому что Россия — это не восточный базар и не западный кооператив лавочников и ремесленников. Россия — это военный лагерь, укоренённый в истории. Ремесленничество в ней служит армии, а снабжение тяготеет к организации по армейскому образцу.

И именно эта модель русским коллективным бессознательным считается социально справедливой. Экономика России ориентирована на нужды фронта, который никогда никуда не пропадает. Все социальные эксперименты в России по осуществлению революций так или иначе сводились и по сей день сводятся именно к попытке адаптации армейских принципов рациональности и справедливости к укладу общественной жизни.

И даже повышение жизненного уровня населения в России является задачей, подобной организации снабжения, питания и отдыха личного состава воюющей армии. И так же строится тип экономики — нужды обороны на первом месте. Всё для фронта, всё для победы. Фронтовые привычки народа адаптированы к мирной жизни, и потому русские к войне приспособлены лучше, чем все другие народы, — они веками живут в этом укладе. Благодаря соседям, близким и дальним.

Правителями Руси были князья — лидеры военных дружин, а не купеческих гильдий. Русские казнокрады по психотипу — ворующие армейские интенданты. Русские вожди — это военачальники, а не менеджеры или чиновники. Русские работники — это солдаты, строящие отношения с командирами.

Любые попытки как-то импортировать западные или восточные культурные образцы построения управленческих систем обречены на неудачу. Это чужая кровь, она отторгается русским организмом — полиэтничным, и в силу этой полиэтничности уникальным. Те модели управления, что наиболее эффективны в России, вырабатывались и обкатывались не в коммерции, а на войне, где в одной армии в одном строю воевали разные этносы. И то, что на войне мешало, мешает и в мирной жизни.

При этом Россия обладает таким ресурсным потенциалом, что отказ от обширных границ и разнообразных этносов влечёт не улучшение, а ухудшение жизни, — многие исторические периоды подобного рода, от феодальной раздробленности до краха СССР, это подтверждают.

Попытка организовать изобилие в локальном анклаве от Волги до Дона, или сбросив национальные окраины, немедленно приводит к тому, что приходят враги и отнимают даже те «пяди и крохи», что имеет небогатое население.

При этом идея о том, что наши социально-экономические недуги лучше всего лечить сменой власти, относится к разряду утопий. Россия имеет опыт смены власти, и никогда ни одна смена не приводила к улучшению жизни в долгосрочном периоде.

Революционная идея является реакцией русской мысли на постоянные тяготы русского быта и бытия, но это соблазн Евы, где несовершенство природы человека предлагалось лечить волшебной таблеткой — яблоком, позволяющим без труда сделаться как боги. Единственным результатом был потерянный рай.

Так как Россия — военный лагерь, то идея изменения правил распределения пайка и денежного довольствия всегда понятнее идеи перенесения тягот развития производства. При этом научные исследования эстетизируются по примеру военного подвига: жертвенность учёного сродни жертвенности солдата. Прорыв на научном фронте. Подвиг учёного. Служение учёного как аналог служения солдата. Корысть в науке презренна, как корысть в армии. Это разновидность мародёрства, и ведёт прямиком к предательству.

Педагогика также построена на принципах жертвенности, служения и в пределе отказа от себя в пользу людей. В культуре народа (не элит) главенствует образ Данко, отдавшего сердце людям. Медицина «на гражданке» ориентирована на принципы медицины военной. Та же жертвенность, то же служение, то же презрение к корысти. И повсюду дисциплина выше демократии, так как принцип единоначалия всегда спасал, а принцип демократии губил.

Демократия в России всегда стоила жизни и крови. Право княжеств не прийти на помощь соседу привело к трёхсотлетнему господству над Русью татаро-монгол. Все исторические успехи были связаны с недемократическими процедурами принуждения к покорности и исполнению приказа. Все неудачи были связаны с отсутствием жёсткой центральной власти. Требование жёсткой руки у русских — это генная память народа о хаосе и бардаке, положенная в основу типа цивилизации.

Высшей похвалой для русского правителя является фраза «строгий, но справедливый». Худшей характеристикой вождя является «добрый», что означает слабый. Лучший вождь — тот, что ведёт к победе, а не к богатству.

Соблюдающие же демократию как право всех жить сами по себе не в состоянии защитить народ от смерти. В России не экономика ради жизни, а жизнь ради экономики, потому что экономика у нас — часть войны, а не часть мира. Мира у России благодаря ее размерам и природным богатствам никогда не было и не будет. Проигрывающий экономику проигрывает не комфорт, а войну, а потом и жизнь.

Сложнейшим периодом истории России является период крепостного права. Его понимание сформировано либералами — сначала буржуазными, потом коммунистическими. «Рабство» — вот то, что помнят о крепостном праве те, кто изучал нашу историю в школе.

Но откроем книгу поляка К. Валишевского «Иван Грозный», написанную в XIX веке. Заподозрить Валишевского в русофильстве сложно, хотя он и не русофоб. Но он пишет то, что не пишут наши учебники, а это дорогого стоит.

Корни крепостного права очень любопытны. Русь — государство равнинное. И потому только с Севера ей не было угрозы. Для расширения санитарного кордона она была вынуждена двигаться в степи и горы, идти от рек к морям. Иначе набегам и нашествиям не было бы конца. Так границы России росли постоянно многие века.

Но так как это требовало большой армии, возник дефицит оружия. Тогдашний уровень отечественной металлургии и обеспеченности рудой позволял обеспечить потребности в оружии лишь наполовину. Остальное покупали за границей. Валютой было зерно.

И возникла проблема. Ветеранов награждали за долгую службу наделением землёй — иного ресурса у государства не было. Так поступали во всём мире, и так из воинов возник класс землевладельцев. Но климат в России суровый, и урожайность низкая. Этот момент был решающим для истории Руси.

Помещённые на землю ветераны назывались помещиками. Государство требовало с них ежегодного налога. Помещики вытребовали у государства наследственных прав и сдавали землю в аренду свободным крестьянам. Так возникли арендные отношения.

Со временем государство повышало налоги на помещиков, что вело к росту аренды для крестьян. Государство было зажато врагами и поступать иначе не могло. Помещики оказались между государством и крестьянами, и им тоже было некуда деваться. А крестьяне были ограничены климатом и размером арендной платы. И потому они сначала влезли в долги помещикам, обнищали, а потом просто стали сбегать. Все стороны, говоря языком церкви, были «не праведны, но правы».

Помещики обратились за помощью к государству, которое ввело запрет на сбегание крестьян до полного расчёта по долгам, который стал совсем невозможным. Так возникло крепостное право. То, во что оно превратилось впоследствии, понимали все и ломали голову над исправлением ситуации без бурных потрясений, так как ломался уклад жизни нескольких крупных социальных классов. Именно этим пользовались революционеры для провокации гражданских кровопролитий.

В России угроза войны всегда напрямую влияет на уровень жизни народа. Это не только высокие затраты на оборону, но и тип политического режима, защищающий от потрясений, но в виде побочных явлений генерирующий коррупцию. Как снизить коррупционность без разрушения управляемости и сохранить стабильность и развитие — вот вековечная задача любой российской власти.

Либерализация не влечёт роста эффективности и снижения коррупции — это показали периоды царских реформ и советских от 50-х до 90-х. Напротив, эффективность падала, а коррупция взлетала под небеса. И нынешнее снижение коррупции, и повышение эффективности как раз достигается на путях отказа от либерализации и усиления военной компоненты в управлении. Те, кто призывает решать экономические проблемы в России либерализацией или революцией, или профаны, или идиоты. Но идиоты, очень полезные для наших исторических врагов.

Россия может как-то повысить оптимальность экономического уклада. Но нельзя ждать, что мы будем однажды делать бытовую электронику лучше японцев, автомобили лучше немцев, выращивать мяса больше, чем аргентинцы, а тюльпаны лучше голландцев. У нас всегда будут лучшими вакцины, ракеты, автоматы и истребители.

Мы не придумаем «умный дом», но придумаем необитаемый танк. Мяса мы добудем до оптимума потребностей. А вот с автомобилями и микроволновками лучше немцев и дешевле китайцев никогда не станем. И не нужно даже стараться — наш культурный код иной.

А вот изобретать новые научные разработки мы можем лучше всех. Русская смекалка всегда била немецкую учёность. Русский программист — это потомок русского ушкуйника. Лихой, смелый до безумства, изобретательный и находчивый до фантастики.

Любой секретный немецкий замок вскроет русский медвежатник, который знает замки лучше их конструкторов. Но ему скучно их производить, ибо он ищет не денег, а тех, кто бросит ему вызов. Это — психология воина, а не вора.

Со внедрением у нас, правда, всегда будут вечные проблемы, хотя и решать их мы будем вечно. Русский бюрократ так же вечен, как русский солдат. И оба они, кстати, стоят на страже порядка и покоя государства, хотя по отдельности бывают не вполне симпатичными личностями, — многие склонны к халтуре, воровству и очковтирательству. Но такова правда жизни.

Решить проблему эмиграцией невозможно. В других странах те же проблемы, только многое ещё хуже. «Пророка нет в Отечестве своём, но и в других отечествах не лучше». Нам не интересны проблемы других отечеств. Мы ищем способов сделать лучше в своём.

Одно ясно: бедность от революций множится, а не исчезает. Можно решить многие проблемы, но ещё нужно посмотреть, что для нас опаснее, бесконечно провоцировать жажду безудержного потребления или с помощью революции утолять завышенные потребности.

Пока рецепт от бедности для всех времён и народов один — терпеливый и последовательный труд. Всё, что отклоняется от этой парадигмы, плодит бедность и несбывшиеся надежды. Как говорится, что сверх того, то от лукавого. И это надо понимать в первую очередь.