Навальный и тюрьма навсегда
Ни в коем разе не собираюсь злословить об Алексее Навальном в тюрьме. Ухмыляться или упражняться в сардонических комментариях. Потому что от сумы и от тюрьмы, как известно, не зарекайся. Да и всегда по-человечески жаль.
Но! Нельзя не сказать пару слов о коротком письме — посте, заметке, называйте как хотите, — опубликованном Навальным из тюрьмы. Меня оно по-своему изумило — со знаком «минус» изумило. Удивляет и тон, выбранный Алексеем, и содержание текста.
К своим 44 годам Навальный, оказывается, только узнал, что в тюрьмах есть свой распорядок и свои правила. Должно было быть, наверное, иначе. Крутились бы фильмы и речи самого Алексея. И так бы все, конечно, перевоспитывались. Интересно, что бы сказал Навальный, побывав, к примеру, в тюрьмах Гуантанамо и Абу-Грейб? Как бы выглядела тогда его сентенция «наш дружелюбный концлагерь», брошенная о Владимирской колонии?
При этом, кстати, Алексей за короткую заметку противоречит себе не единожды. Ну какой концлагерь, если всё чинно и без нарушений?
Или вот замечательный абзац: «Видеокамеры везде, за всеми наблюдают и при малейших нарушениях составляют рапорт. Мне кажется, кто-то наверху прочитал «1984» Оруэлла и сказал: «Да, прикольно. Давайте сделаем такое. Воспитание через расчеловечивание». Это правда всерьёз написано? Без шуток? А ведь Алексей должен радоваться, что есть видеокамеры — не будь их, и многое бы пошло по-другому. Жёстче, грубее, отвратительнее.
Об ужасах тюремного режима рассказывают и сочувствующие. Например, запущена деза, что лучше бы Навальный отправился не в «красную», как сейчас, а в «чёрную зону». Там бы, мол, ему было не столь жутко. Это, конечно, инсинуация и ложь, и очевидно, что власть считает на Алексее каждую пылинку, заботливо сдувая её. Попади он в «чёрную зону» — и случился бы абсолютный макабр. Это ведь для школоты Навальный — авторитет, а для тамошних жителей — ниже нуля.
Что же касается тона письма, то он, прежде всего, неприлично нарциссический. Причём нарциссизм этот купается в бесконечной жалости к себе с пониманием «а ничего мне всерьёз не будет». Трудно представить, чтобы так писал из тюрьмы, к примеру, Александр Солженицын. Навальный же — такой себе буржуа, вышедший на адреналиновую прогулку.
Мне есть с чем сравнивать. И не только в плане личного опыта. Сейчас — такое вот совпадение — я читаю недавно переизданную книгу Дитриха Бонхеффера «Сопротивление и покорность». В ней опубликованы заметки и письма немецкого пастора, адресованные им из реального нацистского лагеря к близким. Иной тон, иной масштаб — иная конституция человека.
Ну, а первым, кого я вспомнил после прочтения письма Навального, стал Эдуард Лимонов. На первый взгляд, тоже оппозиционер. Тоже узник. Но и оппозиционер, и узник совсем иного толка. Первая запись его после попадания за решётку: «В тюрьме я наконец научился качать шею…» И вообще тот период Лимонов вспоминает со странной такой теплотой. Не в смысле ностальгии, конечно, но с теплотой в контексте научения и понимания. Ведь именно там, по словам классика, с ним случились едва ли не главные его вдохновения (или, если угодно, инсайты).
Причём отталкивались они, конечно, от изучения себя же, но обращались во внешний мир. В тюрьме Лимонов написал семь книг, среди которых и «Священные монстры», и «Ереси», и «Торжество метафизики». В них Эдуард Вениаминович продирается через тернии к глубинам, вскрывая бытие, его законы, точно консервные банки. И делает он это умом, похожим на заточенную ложку, коей можно и резать, и вычерпывать наиглавнейшее. Каков контраст с Навальным, зацикленным исключительно на банальностях и себе любимом!
И да, рано или поздно Алексей выйдет из Владимирской колонии. Обратится в своём фирменном стиле к подписчикам. Да, он покинет эту тюрьму. Но вот то заключение, в котором он находится постоянно, Навальный преодолеть не сможет. Тюрьма зацикленности на самом себе, извечный нарциссизм, рождающий игнорирование других. И вот из этой ловушки Навальному, похоже, уже никогда не выбраться.
Не тот случай, когда тюрьма добавляет сил и величия. Какие времена — такие и оппозиционеры!