Цифровизация и виртуальность. Откуда они взялись и что нам делать?
Сегодня многие обсуждают дистанционное образование и всеобщую цифровизацию. Высказываются опасения по поводу того, к кому в итоге попадут собираемые данные, как они могут быть использованы и так далее. Я совершенно согласен с большинством опасений и выступаю резко против дистанционного образования. Однако я должен сказать, что сам тип ведущегося обсуждения не охватывает проблему в полном объеме и лишает нас возможности до конца адекватно отреагировать на этот опасный вызов.
Мне кажется достаточно очевидным, что чрезмерно интенсивное взаимодействие человека с гаджетами с самого юного возраста порождает определенный тип сознания. Появляется чуть ли не новая генерация людей, которых это сознание уже начинает определять. Однако интернет и компьютер сами по себе — не зло и не добро. Ведь, в самом деле, не уподобляться же нам луддитам, выступавшим против внедрения в производство машин еще в XIX веке, и не начинать же выбрасывать компьютеры и гаджеты из окон.
Да, мы должны реагировать на принимаемые законы, регулирующие правила сбора и обмена данными, следить за реформами в образовании и так далее. Все это очень важно, однако необходимо понимать, что еще важнее другое, а именно то, что проблема цифровизации находится не вне человека, а внутри него. В конечном счете именно от человека зависит — это он использует информационные средства и информацию или они его.
Внутри человека стоит некий «переключатель», который переводит его из одного состояния сознания в другое. Об этих различных состояниях и границе между ними, достаточно подробно говорил философ-марксист Вальтер Беньямин в своей классической статье «Искусство в эпоху его технической воспроизводимости». Вот что там написано:
Следует учесть, что «культовая позиция» для Беньямина — это, если говорить очень грубо и не вдаваться в детали, и есть реальность. Но кино располагает и, если угодно, соблазняет человека переключить сознание из режима восприятия реальности в режим «рассеянного экзаменатора». Сила же интернета и компьютерных игр, в этом смысле, гораздо мощнее любого кино. Более того, если вы смотрите настоящий киношедевр, то вы можете обнаружить в нем «культовую ценность», то есть выступить по отношению к нему не как «рассеянный экзаменатор», а как полноценный субъект, внимательно внемлющий содержанию. Но если вы «залипаете» в интернете, то вы смотрите в 99% случаев такой контент, к которому, действительно, иначе как «рассеянный экзаменатор» и не отнесешься. В итоге наступает что-то вроде привыкания. Причем, если такой режим «залипания» — он же режим «рассеянного экзаменатора» — становится основным с самого детства, то человек лишается возможности переключать режимы, ибо его основной «жизненный» опыт, касается только одного из них.
Наверное, кто-то начнет говорить, что компьютерные игры требуют участия, проявления реакции, определенного рода соображения и других навыков, то есть требуют не только позиции «рассеянного экзаменатора». На подобные возражения Беньямин далее отвечает:
Думаю понятно, что «переживание своего собственного уничтожения» должно было бы еще более вовлечь человека в реальность, чем компьютерная игра. Однако в крайних случаях отчуждения, за неимением опыта подлинного взаимодействия с реальностью, а главное, при нежелании самого человека столкнуться с собственным бытием, он, действительно, может умудриться смотреть на свою собственную гибель как бы со стороны, не говоря уже о гибели других. Но это крайний случай, а не крайний и уже вполне реальный — это когда дети, путая реальность и виртуальность, могут, например, попытаться убить своего друга для того, что бы он стал зомби, с которым можно было бы, потом поиграть. Количество подобных историй растет день ото дня.
Таким образом, приход «технической» цифровизации следует рассматривать в неразрывной связи с приходом определенного «цифрового», «счетного» сознания, а значит и прихода определенной модели человека и общества. А следом за этим, неминуемо придут и определенные модели власти и управления. Причем, что самое важное, нужно учитывать, что такую «антропологическую цифровизацию» нужно себе уметь представлять и без цифровизации «технической». Цифровая техника является лишь мощным инструментом для усиления и активации определенных тенденций внутри человека, но ни в коем случае (внимание!) не является тем, что эти тенденции порождает, как обычно об этом принято думать. Если бы внутри человека не было чего-то такого, что является комплементарным «залипанию» в интернете, то он бы в нем «не залипал».
Такой взгляд позволяет понять, с чем действительно мы имеем дело и как отвечать на вызов. Суть же этого вызова была описана Марксом в «Манифесте коммунистической партии». Только сегодня, применительно к цифровизации, в слова Маркса нужно внести некоторые коррективы, но не более. Суть он описал верно. Вот она:
Замените слова «буржуазия», «деньги» и все что с ними связано, на «цифровизацию» и вы увидите, что именно сегодняшний процесс описал Маркс, но только с одной существенной поправкой. Если эксплуатация при помощи денег «прямая», «открытая» и «бесстыдная», то цифровизация делает ее опять «прикрытой», выполняя в этом смысле функцию «религиозных и политических иллюзий». Но процесс наступления царства «эгоистического расчета» во времена Маркса и сегодняшняя цифровизация — близнецы братья. Капитализм требует определенного типа сознания и модели человека, ну так она и приходит, кратно усиливаемая цифровой техникой. Но что же идет на смену капитализму, который после тотального уничтожения человека и культуры уже этим словом будет называть нельзя, и что можно этому противопоставить?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно иметь в виду, что любые состояния человеческого сознания и модели человека и власти (даже если они «цифровые») рассматривались в культуре. И, стало быть, ответы на поставленные вопросы нужно искать именно в ней. Причем такой подход к рассмотрению проблемы виртуальности предлагаю не только я.
В 1991 году при Институте человека РАН, основателем и директором которого был академик Иван Тимофеевич Фролов (1929−1999), был создан «Центр виртуалистики», который возглавил родоначальник виртуальной психологии Николай Александрович Носов (1952 — 2002). Сам Носов называет создание этого центра беспрецедентным и выделяет особую административную и иную помощь Фролова, без которого это начинание не могло возникнуть.
Фролов был академиком, секретарем ЦК КПСС (1989−1990), главным редактором газеты «Правда» (1989−1990). В 1987—1989 годах Фролов так же был помощником Горбачева по идеологии и являлся одним из основателей его фонда. Носов так характеризовал причины, по которым «перестройщик» Фролов поддержал его начинание:
На сайте virtualistika.ru опубликован «Манифест виртуалистики» Носова. Он, в частности, гласит:
Таким образом, мы видим, что создатели виртуалистики претендуют на целостное, междисциплинарное описание и изменение мира. Но саму виртуалистику создавал не один Носов. В манифесте он пишет:
Олег Игоревич Генисаретский с 1993 по 2005 годы был руководителем сектора психопрактик сознания и культуры Института человека РАН. Причем тут психопрактики? На сайте Центра виртуалистики ich.iph.ras.ru говорится:
Такое соединение виртуалистики с психопрактиками, разумеется, невозможно без какого-то основания, которое лежит в его основе. Центральной категорией виртуалистики, является «аретея». Вот что гласит манифест виртуалистики: «Слово «аретея» — греческий синоним латинского «виртус». Аретея — это практическая виртуалистика». Далее констатируется:
Как, надеюсь, стало понятно, я не зря говорил о том, что проблема цифровизации находится не только снаружи, но и внутри человека, и что ее необходимо понимать максимально широко. Но что такое этот «виртус», лежащий в основе виртуального мира?
Латинское слово «virtus» переводиться, как «доблесть». В древнем Риме был храм «Доблести и чести», в котором поклонялись богине Виртуте (доблести) и Хоносу (чести). Виртута часто изображалась спутницей бога войны Марса. Культ Виртуты, которая имела как женскую, так и мужскую ипостаси, стал возвышаться во времена правления императора Октавиана Августа. В его основе лежит слияние культов Беллоны и малоазийской богини Ма, которая была завезена в Рим в I веке до н. э при императоре Сулле. Культ богини Беллоны-Ма сопровождался оргиями и самобичеванием фанатиков и был близок культу Кибелы, который также имел малоазийское происхождение.
Стало быть, на наш вопрос о том, куда двигает нас цифровизация, в широком смысле слова, культура дает ответ — в мир Великой Темной матери. А что этому можно противопоставить? Культура говорит нам, что жизнь разлагающегося Рима была продлена благодаря христианству, которое спасло западную культуру. Оно заявило о любви к ближнему и наделило всех людей правом на душу, отменив рабовладение. Собственно, именно то, что называется душой, заставляет человека предпочитать реальность виртуальности, ибо виртуальность мертва, а реальность жива, и в ней есть место любви и всему тому, что буржуазия и виртуализация «утопляют в ледяной воде эгоистического расчета».