Большие Корелы, где латки с ногу кабана обжигают в угарном газе

Россия знает архангельские Малые Корелы, с их музеем деревянного зодчества. За рекой от Малых — Большие Корелы, где свои достопримечательности. Самая неизвестная из них — гончарная мастерская Михаила Шумилова. Найти ее без соцсетей невозможно — ни указателей, ни вывески. Так и задумано!

Говорить с Михаилом тяжело, он несгибаемо ведет линию разговора. «— Не так… все по-другому…» колотушки, которыми он возвращает загулявшего по теме собеседника в колею своего монолога. Если это и есть поморская упрямка, то малонаселенность Русского Севера объяснима.

Шумилов рассказывает: » — Работал строителем в Первом тресте, вышел на пенсию». Ведет к печи для обжига. Она из двух частей — спереди отделение поменьше, для дров, сзади большое — для горшков. «— Дрова — смолистые сосна, ель. Нужны длинные языки пламени, чтобы оно из первого отделения доставало до горшков во втором. Береза для обжига не подходит, пламя короткое… В отделение ставлю горшков 200, обкладываю бракованными латками чтобы горшки не повредить и температуру повысить. Для охотников делаю латки размером с ногу кабана, их влезает в печь с десяток. В месяц закладки две-три получаются».

На улице запасы глины в трех, с железными крышками, бетонных кольцах, по тонне в каждом. Рядом большой лоток с глиной вперемежку с битыми горшками. Шумилов: «— Глину беру в Емецке, в Уйме, где карьер кирпичного завода. Везу на легковухе с прицепом. Ездил в Боры, на цигломенский кирпичный, но там глина заилена.

— Одно из различий глин в количестве железа. В белой его нет, из нее делают фарфор. В рыжей много железа, цвет ржавчины. Необожженные колотые горшки в глине — та же глина, возвращаю в исходное состояние».

Мастер идет в гончарную мастерскую, где среди ящиков с картошкой два станка — с ручным приводом и с ножным: «— Ручной древнее, на севере работали на таких. Латки делаю из глиняного жгута, горшки из цельного куска. На горшок уходит минут 10. Оставляю сушиться, пока в нем влага, лощу стенки лощилом. Раньше лощила были из гладкого камня, я лощу второпластом».

Михаил достает два маленьких горшочка — один рыжий, другой черный: «— Который цвета глины прошел окислительный обжиг. Ставлю печь, довожу до 1000 градусов, кислорода поступает много. С черным горшком сложнее — здесь восстанавливающая технология, он обжигается в угарном газе. Довожу температуру до 700 градусов и создаю кислородный голод. Полностью кислород не перекроешь, нужен его недостаток. Угарный газ входит в структуру глины, дает черный цвет. Черный горшок дольше обжигать, но он крепче, к нему меньше пристает пища. Глазурованных и расписных не делаю, много хлопот. Я один: две руки, одна голова.

Гончары, что делали горшки на продажу, жили, где работали ярмарки — много заказов и оживленная дорога. Был гончарный центр в Вельске, Каргополе, большой центр был в вологодской Усть-Кубене. Баржи с его горшками по Мариинской системе каналов шли даже в Поволжье. Для себя, качеством пониже, делали горшки везде. Археология Архангельска из битых горшков, белые глиняные трубки XVII века не наши, импортные.

Горшок средних размеров продаю по 1500, латку по 900 рублей. С магазинами не связываюсь, есть группа ВКонтакте, в фейсбуке, кто хочет — пишет, в Архангельск заказ везу сам. Не хочу ни от торговли зависеть, ни от турагентств с ВИП-группами.

Самый глухой по продажам месяц — ноябрь, потом все оживают: Рождество, ожидание весны. Покупают многие — едут даже с Северодвинска, берут целыми наборами».

Вижу на окне черную, «угарную», свистульку. Говорю Шумилову — «подари», в ответ — «купи!». Такой мастер!