Каргополь: предательница Руси, заложившая фундамент России

На окраине Каргополя, ближе к озеру Лаче, улица забирается на невысокий холм. Это Лешева (она же Колобова, она же Красная) горушка. С юга — река Онега, с востока — Кишкин ручей, с запада — ручей Волосатый превратили холм в удобное для поселения место среди дремучего леса, на речном пути в Студеное море, к морскому зверю, соли и пушнине. До новгородцев горушку оценили финно-угорские язычники, потому ее прозвали Лешевой, нечистой. Успенский монастырь, основанный здесь в XIV веке, — сначала мужской, а с 1649 года женский добавил разговоров о подземных ходах и загадочных перезвонах. При советской власти в монастырских кельях разместилось отделение КаргопольЛАГа. В памяти горожан все переплелось: «Лешева горушка. Все говорят, там леший был… водил все время… женский монастырь был вот здесь вот… подземный ход шел… из… монастыря из женского… до кладбища… За городом-то все сейчас… занято. А это-то свободное место, и не строится никто… люди-то были расстреляны. Кости-то человеческие там… расстреливали в те года очень много здесь, на Горке… родичи из царской семьи даже здесь были…». Легенды ткутся из нитей истории, и «царские родичи здесь были» — реальные события пятивековой давности.

У литовского князя Витовта, удачливого и голодного на власть авантюриста, единственным ребенком была Софья. В тесной Прибалтике князь блестяще «работал локтями», натравливая одного соседа на другого: Тевтонский орден — на Польшу, Польшу и татар — на Орден, Москву и Польшу — на Орду. Христианские заповеди князю не мешали — веру он использовал в политических целях. Витовт четырежды крестился: в католичестве принял имя Виганда, затем, в православии, Александра, и снова в католичестве тоже Александра. Князь мечтал об обширных владениях и королевской короне. Простор был на востоке, где в междоусобицах тонули русские княжества — добыча для великого циника. «Троянским конем» на Русь Витовт отправил Софью, обвенчав ее с сыном Дмитрия Донского Василием. Усвоившая от отца искусство власти, девушка покорила влюбленного наследника московского престола.

Николай Борисов, историк: «Осенью 1390 г. невеста со свитой отправилась… из Мальборка — резиденции магистра Тевтонского ордена, где, спасаясь от преследований своего кузена, польского короля Ягайло, жил тогда Витовт — морем через Пярну и Нарву и далее через Новгород. Это было время осенних штормов на Балтике. Но невеста оказалась не из робких… 9 января 1391 года состоялась долгожданная свадьба» (1).

Жены русских князей играли большую роль, чем царские жены поздних времен. Мир и даже существование страны зависели от рождения в семье нескольких мальчиков. Церковь не признавала даже по бесплодию второго брака, и это не был управляемый Священный синод, митрополита Московского ставил Константинопольский патриарх. Единовластие князя еще более повышало роль жены — «ночная кукушка дневную всегда перекукует». Женщины на троне средневековой Руси несли больше ответственности и были самостоятельнее.

Будь на месте Василия Дмитрий Донской, союз с Литвой он развернул бы против Орды. Но тихий князь не хотел воевать, а Витовт не перепрыгивал через ходы. Война с Ордой превратила бы Русь в пепелище, мирную Русь было удобнее прибирать к рукам. Литва начала ползучее наступление на русские земли, а Орда закрыла глаза на происходящее.

Первой акцией Витовта и Софьи «в четыре руки» стало возведение на московскую митрополию удобного Литве Киприана. Союзник Витовта воссел на трех кафедрах сразу — киевской, литовской и московской.

Второй стала сдача Литве Смоленска. Вероломно пленив смоленских князей, литовец в 1395 году захватил город, реакции Москвы не последовало. Великий князь Василий даже помог тестю, затянув переговоры о помощи смолянам, отбившим в 1404 году город у Витовта. Литва захватила Смоленск обратно.

Когда Витовт запретил Новгороду торговлю с Тевтонским орденом, в его интересах началась московско-новгородская война. К счастью, Василию I хватило смелости не уступить тестю Новгород. Иногда родственники лениво воевали, когда аппетиты и наглость Витовта становились непомерными.

Княгиня Софья балансировала между отцом и мужем, направляя их в нужное русло. Даже завещание в пользу сына Василия I уговорили скрепить подписями его братьев и Витовта. Неслыханное дело — литовец становился регентом молодого князя. Влюбленный Василий однажды понял, что Софье не верна.

Николай Борисов, историк: «Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн…: «Этот Василий Дмитриевич оставил единственного сына Василия, но не любил его, так как подозревал в прелюбодеянии свою жену Анастасию (Софью), от которой тот родился…» (2).

В 1425 году Василий I умер, и для Москвы наступил опасный момент. Витовт оказался в шаге от поглощения Руси, персональный расклад идеально подходил для этого. Молодой Василий Васильевич находился под контролем литовской матери, и Витовт стал примерять титул «великого князя всея Руси». Русь спас сын Дмитрия Донского галицкий князь Юрий Дмитриевич, имеющий права на великое княжение «не по завещанию, а по старшинству». Юрий не поехал присягать Василию, это посчитали изменой и неудачно с ним повоевали. Стало ясно, что скорее Василий с Софьей лишатся власти, чем Москва пойдет под руку Литвы. К счастью, Витовт вскоре умер.

С этого момента роль Софьи в Москве поменялась. При Василии I она являлась пособником геополитического соперника России. После смерти мужа логика сохранения власти заставила ее стать борцом за сына, за интересы Москвы.

Но, избежав ошибки с Литвой, эмоциональная Софья совершила огромную ошибку — она смертельно оскорбила сыновей Юрия Дмитриевича. Недобрый нрав 60-летней княгини стали причиной великого кровопролития.

Большая биографическая энциклопедия: «8 февраля 1433 г. торжественно справлялась свадьба великого князя Василия Васильевича. На нее приехали… Дмитрий (Шемяка) и Василий (Косой) Юрьевичи… На Василии Юрьевиче был надет великолепный золотой пояс на цепях, осыпанный драгоценными камнями… он был подарен… Димитрию Донскому… (в 1367 г.) тысяцкий Василий Вельяминов подменил дорогой пояс… и отдал его своему сыну Николаю… а впоследствии… пояс был подарен Василию Юрьевичу… Василий Косой и щеголял в нем на свадебном великокняжеском пиру… София Витовтовна, считая пояс за родовую собственность… собственноручно сняла его с Василия Юрьевича и взяла себе. Племянники, оскорбленные такой выходкой великой княгини, тотчас же оставили свадебное торжество, и вскоре началась продолжительная и кровавая распря» (3).

Русь на 20 лет погрузилась в гражданскую войну, то разгоравшуюся, то затихавшую. Москва открывала ворота то Юрию, то Василию с Софьей. После смерти в 1434 году Юрия Дмитриевича борьбу продолжили его воинственные сыновья — Юрий Косой и Дмитрий Шемяка. Одолеть бездарного воина Василия не требовало больших усилий, живи братья в любви и дружбе. Но вирус «брат на брата» поразил Юрьевичей — они почти всегда оказывались в разных лагерях.

Константин Рыжов, историк: «В 1433 году он с Василием Косым убил любимого отцовского боярина Семена Морозова и укрылся от отцовского гнева в Костроме… После смерти Юрия в 1434 г., когда Василий Косой сел на великое княжение, Шемяка послал сказать ему: «Если Богу не угодно, чтобы княжил отец наш, то тебя сами не хотим». Он и его брат Дмитрий Красный послали сами звать на великое княжение Василия…» (4).

В гражданской войне побеждает готовый платить ЛЮБУЮ ЦЕНУ. Такой ценой обернулся плен Василия Васильевича, захваченного в 1445 году ханом Улу-Мухаммедом. Задержаться в Орде значило потерять все, и Василий обещал огромный выкуп — называют цифру в 250 000 рублей! Платить должна была Русь, что привело к дворцовому перевороту.

Сергей Соловьев, историк: «В 1446 году… Василий поехал молиться в Троицкий монастырь; Шемяка и Можайский ночью 12 февраля овладели врасплох Москвою, схватили мать и жену великого князя, казну его разграбили… войско Можайского пошло тотчас же к монастырю. Великий князь… бросился было на конюшенный двор, но здесь не было ни одной готовой лошади… посадили его на голые сани с чернецом напротив и повезли в Москву… 16 числа на ночь ослепили и сослали в Углич вместе с женою, а мать, великую княгиню Софью Витовтовну, отослали на Чухлому» (5).

Вскрылось, что великий князь преувеличил размер выкупа, а разницу присвоил. Возмущению не было пределов — Василия требовали убить. Шемяка брать на себя кровь не стал, и соперника ослепил — Василий стал Темным. Оставив врага в живых, Дмитрий Юрьевич допустил смертельную ошибку. Ослепленные правители обычно «сходили с дистанции», но безглазого сына дальше повела материнская воля. Дав Шемяке клятвы верности, Василий получил в удел Вологду, собрал недовольных, снял в Ферапонтовом монастыре клятву и вернул Москву.

С Вологды у престола Василия мать начали теснить съехавшиеся под знамя Василия бояре. Слепой князь не мог водить войско, и этим занялись его воеводы. Полки Василия перестали терпеть поражения. Он прекратил подписывать документы, этим «от имени и по поручению» занялись бояре. Оказалось, что это не так уж и плохо.

Александр Зимин, историк: «Вокруг него (Шемяки) не заметно ни одного талантливого сподвижника — он везде решал все за всех сам. А вот вокруг этого ничтожества, Темного Василия, можно найти много ярких государственных мужей и военачальников. Они вершили делами Москвы, не подозревая, что, как только она победит, их роль подойдет к последнему акту» (6).

Василий не мог полноценно править. Власть могла перетечь к престарелой Софье или к «ближним» боярам, но стороны ненавидели друг друга. Князю было тяжко делить власть с боярами, с матерью привычнее, но в первом случае победа становилась реальна, во-втором — маловероятна. Софья подошла к 80-летию, выбор состоялся, и мать в летописях стала редко упоминаться рядом с князем.

Но Софья Витовтовна за 22 года плотной опеки сына сформировала у него стереотипы власти и отношения к врагам. Он стал злопамятным правителем, методично расширявшим владения и уничтожающим сопротивление. Лишь слепота помешала ему стать самодержцем, что сделал его сын Иван III.

Николай Борисов, историк: «Мать Василия, княгиня Софья, обучила его всем тонкостям придворных интриг, раскрыла все тайны восточноевропейских дворов. Ее холодная злоба порой пугала Василия не меньше, чем дикая сила звенигородского дядюшки Юрия… Великий князь Василий Дмитриевич не смог воспитать сына героем… он и сам не был героем, этот осторожный и довольно бесцветный человек. Как личность Василий I, несомненно, уступал своей властной и честолюбивой супруге… Василий II был поистине странным человеком. В его характере угадывалось нечто женское, тревожное и непредсказуемое. Холодноватая кровь флегматичного Василия I причудливо смешалась в его жилах с неистовым темпераментом Софьи Витовтовны» (7).

Впитанные с молоком матери малосимпатичные черты характера оказались полезны для складывания централизованной державы. Компромиссный правитель, уважающий права удельных князей «по старине», не смог бы ее создать.

Изгнанный из Москвы Шемяка с помощью Новгорода продолжил борьбу на Севере.

Александр Зимин, историк: «Север во многом еще смотрел в далекое прошлое, грезил о золотых временах безвластия. В варварстве северян был один из источников их силы. Север и Поволжье этнически были не чисто русскими землями, а многонародными, имперскими… Северу была присуща ценность, которой не знала Москва, — любовь к свободе. И разве кто-нибудь способен кинуть в северян камень за эту пленительную страсть? (8) …Дмитрий Шемяка направился в Галич… Затем… на Чухлому. Отсюда, взяв с собой великую княгиню Софью, он перебрался в Каргополь…» (9).

600 лет назад глухие леса и репутация медвежьего края превратили поселение на Онеге в место заключения оппонентов власти. Первое упоминание о Каргополе связано с тюрьмой.

Устюжский летописный свод: «1379: В лето 6887. Князь ординъскии Мамаи посла ратью князя своего Бигичя на великаго князя Дмитрея Ивановичя. Князь велики сора воя многи и поиде противу их. И сретошася у реки у Вожи… А бои им бысть месяца августа в 11 день. На том же побоизщи изымали попа рускаго, от Орды пришедша, и обретоша у нег мех лютаго зелья. И посла его князь велиуии в заточенье на Лачь озеро в Каргополь, а мех з зелием сожгоша» (10).

Для защиты от «лихих людей» и бережения преступников нужен был острог. Его, скорее всего, первые каргополы поставили на Лешевой горушке. Более удобного места для крепости в нынешнем Каргополе нет. Здесь около 1380 года держали Даниила Заточника и «попа с зельем», в 1446—1447 годах — Софью Витовтовну, Василий III отправил сюда бездетную супругу Соломонию Сабурову, а Василий Шуйский — крестьянского вождя Ивана Болотникова.

Михаил Мильчек, искусствовед и историк: «Время возникновения Каргополя точно неизвестно. По археологическим данным, появление русского поселения у истока реки Онеги из озера Лаче можно отнести к рубежу 14−15 вв… Здесь пересекались торговые пути из Новгорода и Москвы в Двинские земли и Поморье. По Онеге с Белого моря везли рыбу, соль, пушнину… С юга выходили водные пути по Вытегре, впадавшей в озеро Ковжи, с запада, от Онежского озера — по реке Водле, Кенозеру к Онеге… Ближе всего к озеру находится Колобова горка, где предположительно возникло древнейшее поселение… Острог в Каргополе впервые был срублен в 1612 году после захвата польскими и литовскими отрядами в сентябре Вологодской крепости, а описан в Писцовой книге 1614−1615 гг., однако какое-то укрепление существовало и ранее, ибо в этой книге упомянуто «старое городище» (11).

Большая биографическая энциклопедия: «Тогда (в феврале 1447 г.) Василий Васильевич послал к нему боярина Василия Феодоровича Кутузова со словами: «Какая тебе честь и хвала держать в плену мою мать, а свою тетку, или ты хочешь этим отомстить мне? Ведь я теперь сижу на своем великокняжеском столе»… Всего в плену великая княгиня пробыла ровно год. Великий князь Василий III выехал навстречу матери в Троицко-Сергиевский монастырь» (12).

Александр Зимин, историк: «По совету своих бояр Дмитрий Шемяка решил отпустить из Каргополя Софью Витовтовну. Ее сопровождать отправлены были боярин Шемяки М. Ф. Сабуров и дети боярские. Воспользовавшись случаем, те перешли на службу к Василию II.

Прим. Шемяка якобы говорил: «Что, брате, томити мне тетку… а сам бегаю, а люди, себе надобныа, уже истомлены, а еще бы сее стеречи, лутче отпустити ея ис Каргополя» (13).

Отпустив Софью Витовтовну и, в очередной раз, примирившись с Василием Темным, Шемяка недооценил злопамятность сына и матери. Они считали, что договориться с врагом можно на время мобилизации сил, после чего врага надо уничтожить. Последовала война в Заволочье, разорившая Двинской край. Ресурсов для борьбы здесь не было, а неудачи лишали князя последних союзников.

Новгород уже тяготился Шемякой, и желания Москвы и новгородской верхушки устранить проблему совпали. Отравления не в традициях Руси, здесь морили в темницах или ослепляли. Был и яд, но его следы тщательно уничтожали. Убийство же Дмитрия Юрьевича получилось демонстративным — все знали, кто и чем травил, кто получил награды. Ослепленный Василий и оскорбленная заключением в Каргополе Софья захотели придать отравлению вид казни.

Александр Зимин, историк: «…Дмитрий Шемяка приходил к старцу Михаилу с сетованиями на свою горькую судьбу. «Михайлушко, — говорил князь Дмитрий, — бегаю своей вотчины, и збили мя с великого княжения», просил старца молить бога, «чтобы досягнути» ему «своей вътчины, великого княжения». На это Михаил ответил: «…досягнеши трилакотнаго гроба».

23 июля 1453 г. в Москву из Новгорода пришла весть, что там «умре напрасно» князь Дмитрий Юрьевич Шемяка… Говорили, что «даша ему лютаго зелия». Отраву якобы из Москвы привез доверенный дьяк Василия II Степан Бородатый… Степан передал отраву то ли новгородскому боярину Ивану Котову, то ли посаднику Исааку Борецкому. Боярин разыскал повара, служившего Шемяке, с подходящим для предназначавшейся ему миссии прозвищем — Поганка. Тот поднес князю отраву «в куряти». После 12-дневной болезни 17 июля Дмитрий Шемяка скончался… Когда подьячий Василий Беда получил в Москве за сообщенную новость о смерти князя Дмитрия звание дьяка, то «прорекоша ему людие мнози, яко ненадолго будеть времени его, и по мале сбысться ему» (14).

В 1453 году Софья, 82-летняя старуха, приняла постриг под именем Синклитикии. Оказалось что под броней жестокости в Софье жила трогательная любовь и переживания за мужа и сына.

Николай Борисов, историк: «Это странное и редкое имя (в переводе с греческого означавшее «сенаторша») было избрано Софьей не случайно. Память святой мученицы Синклитикии… приурочена к 24 октября… В этот день, 24 октября 1392 года, муж Софьи, великий князь Василий Дмитриевич вернулся в Москву из Орды… Василий вернулся живым, здоровым… В этот же день (но уже полвека спустя) Софья… встретила в Переяславле своего незадачливого сына Василия II, вернувшегося из ордынского плена… Воспоминания об этих двух счастливейших днях своей жизни старая княгиня и запечатлела в своем монашеском имени» (15).

Примечания: